Чистильщик - Павел Корнев

– «Бархатное», пожалуйста, – попросил продавщицу, принял бутылку и щелкнул по пробке. – Открывашка есть?

– Скручивается.

– Что это за пивная пробка, если она скручивается? Профанация какая-то, а не пробка, – проворчал я и вышел на улицу. Попробовал свернуть, не крутится. Стрелочки нарисованы, но сидит как влитая. Накрыл футболкой, крутанул – хрена.

В итоге пришлось приладить краешек крышки на железную оградку детской площадки и надавить сверху. Чпок – и та отлетела. Откручивается она, как же…

От души хлебнув из бутылки, я зашагал со двора. Пиво – это хорошо. Очень хорошо. Особенно на фоне остального дерьма.

Впрочем, пиво оказалось неплохим даже без скидок на ситуацию. Очень легко пилось. Посмотрел на этикетку – плотность двенадцать процентов. Как говорят в Чехии, где я не буду никогда, – двенадцатка. Неплохо, неплохо.

Алкоголь позволил немного расслабиться, и я даже задумался на миг, не позвонить ли Алене, но от одной лишь мысли об этом в животе образовался ледяной комок. Плюнул, перебежал через Пилотов и зашагал по направлению к реке.

Почему туда? А куда еще? К знакомым? Каким? За десять лет все куда-то запропали; телефонов нет, да нет и желания особого к кому-то на ночлег напрашиваться. Ничего, погода теплая, можно и на природе переночевать в крайнем случае. По сравнению с иными вылазками условия просто курортные.

На противоположной обочине рабочие валили деревья и ровняли пустырь, готовя место под очередную транспортную развязку; я сплюнул под ноги и с сомнением глянул на полупустую бутылку. Маловато будет.

Заскочив в универсам, взял еще парочку «Бархатного», перешел через дорогу и поднялся на плотину, давным-давно превращенную в обыкновенный пешеходный мост. Глянул сверху на водную гладь с проплешинами камышей, присмотрелся к маячившим вдали верхушкам жилых домов и тяжело вздохнул.

Раньше такого не было. Раньше до горизонта возвышалась лишь сплошная стена сосен на том берегу и непролазные заросли на этом. Смотрел – и казалось, будто на самом краю вселенной стоишь. А сейчас мир стал меньше. Уютней, удобней – но меньше.

И после бутылки пива это нисколько не радовало.

Да и на трезвую голову не радовало бы тоже. Потому как сорвешься в бега – а земной шарик, он ма-а-ахонький. Ни убежать, ни скрыться.

Впрочем, не побегу. Когда все случится, я буду здесь. Если к тому времени еще буду живым…

Спустившись по бетонной заливке к основанию моста, я уселся на здоровенную плоскую каменюгу и попытался расслабиться. Получилось не очень. Да – вода, камыши, деревья. Пиво опять же. Но не отпускали заботы и проблемы, хоть плачь. Мало выпил.

И я взялся за вторую бутылку. Один черт теперь уже ничего не исправить. Сегодня, по крайней мере, не исправить. А завтра… Да кто ж его знает, будет ли у меня вообще это самое завтра?

Нет, ну почему постоянно все не как у людей?

Почему ломаю жизнь не из-за собственной лени, трусости или пристрастия к алкоголю, а пытаясь сделать доброе дело? Будто кто-то там, на самом верху, назначил меня живой иллюстрацией поговорки о вымощенной благими намерениями дороге в ад.

Не первый ведь раз такое. В Форте с Катей все один в один закончилось…

Тогда я шел по самому что ни на есть шикарнейшему Южному бульвару, шел злой, как собака. Бешеная. Разве что пена изо рта не капала. Только тронь – укушу. И хорошо, если просто за руку тяпну, а не в горло вцеплюсь.

Хотя на первый взгляд нервничать было особо не из-за чего. Подумаешь, Катя после занятий в ресторан с кем-то из новых знакомых решила сходить. Ерунда, не повод для ревности. Тем более – для бешенства.

Только вот если два месяца обучения в Гимназии меня чему-то и научили, так это тому, что дьявол кроется в мелочах. И не обращать на них внимания крайне недальновидно. Только зевни – и немного погодя слезами умоешься. Ну или кровью – это как повезет.

Слишком уж часто Катя в последнее время задерживаться стала. Да и в ресторане ужинает третий раз на неделе. И, что самое поганое, – встречалась она там не с кем-нибудь, а с Мишенькой Стрельцовым, который еще не так давно вызывал у нее откровенную неприязнь.

Но неприязнь неприязнью, а пошлешь протеже директора куда подальше и мигом из Гимназии вылетишь. Было бы куда приткнуться – не вопрос. Но вот приткнуться как раз было и некуда.

И пусть Катя делала вид, что все нормально и ничего особенного не происходит, да только я не слепой, все вижу. И за сытость и крышу над головой любимым человеком расплачиваться не собираюсь.

Ну и как тут в бешенство не впасть? Но ладно – пришел уже…

Облицованное синими стеклоблоками здание «Сан-Тропеза» – самого престижного и дорогого ресторана Форта, – пряталось от всеобщего бардака за высокой кованой оградой. Впрочем, пряталось ли? Нет, скорее, забор лишь подчеркивал его недоступность для безденежного быдла вроде меня.

И поэтому когда я беспрепятственно миновал заснеженную будку охраны со шлагбаумом, то несколько этому даже удивился. Рано радовался. Стоявший на крыльце ресторана мордоворот в теплой тужурке с надписью «SECURITY» на спине презрительно оглядел многочисленные швы на моей изрядно поношенной кожаной куртке и выставил вперед руку:

– Куда прешь?

– Ты чё в шары долбишься? – накручивая себя, резко бросил я и продемонстрировал ученический жетон. – Гимназия!

– И чё?

Ответ нашелся сам собой:

– В очо!

Охранник опешил и, прежде чем он успел как-то среагировать на детскую подначку, я уверенно соврал:

– У меня до Стрельцова послание.

– Сейчас швейцар подойдет, он передаст, – скрестил на груди руки вышибала, резонно не желая пропускать внутрь столь сомнительную личность.

– Слышь, ты тупой или глухой? Передаст не нужен, Стрельцов нужен.

– Прикуси язык!

– А то чё? – рассмеялся я. – Не пустишь?

– Не пущу, – угрюмо кивнул охранник, который хоть и горел желанием проучить наглеца, но ссориться с Гимназией побаивался. – Жди, сейчас Стрельцова приглашу.

– Да делай, что хочешь! Хоть сюда его приглашай, хоть на белый танец. Только резче! – И я демонстративно отвернулся от крыльца. – Яйца морозить не подписывался!

Вышибала немного помялся, в красках представляя, куда именно пошлет его в ответ на просьбу выйти на крыльцо важный завсегдатай, и махнул рукой:

– Проходи. Только рванину свою в гардероб сдай.

– Чё б ты в моде понимал! – Я уверенно поднялся по ступеням и, не без труда распахнув высоченную дубовую дверь, прошел внутрь. Там передал куртку и бровью не поведшему гардеробщику и заглянул в обеденный зал.

Заглянул и от такого размаха немного даже потерялся.

Окна украшала мозаика, бархатные портьеры блестели золочеными шнурами. И не свечи зал освещали, а настоящие электрические лампы, укрытые темно-красными абажурами. Потолок и вовсе, словно в музее или церкви, оказался расписан цветастыми пасторалями, а над баром висела огромная картина.