Любовница Фрейда - Дженнифер Кауфман

Взгляд Минны упал на маленькую дорожную сумку — книги, туалетные принадлежности, ночные сорочки и несколько простых юбок и блузок. Она подумала, что надо бы распаковаться, но сначала закурила сигарету и вышла на балкон. Выпустив струйку дыма, Минна смотрела на простершийся под ней огромный сад. Прямо за стеной пела какая-то женщина. Кто-то кашлял этажом ниже. Она размышляла об операции, которая через несколько дней прервет ее беременность, а потом рухнула на кровать и заснула, не раздеваясь.

Лишь много часов спустя Минна вышла из комнаты. Она прошла через холл в элегантную столовую и села между двумя дамами с краю длинного банкетного стола, покрытого крахмальной белой камчатной скатертью. Официант порхал вокруг Минны, подавая прозрачный бульон, сыр и вареную курицу.

— Дорогая, как приятно встретить вас. Вы здесь впервые? — Молодая женщина, одетая по последней моде, засмеялась и сделала глоток вина, будто они на каком-нибудь приеме. — Ну, тогда мы должны подружиться. Вы здесь — единственная, кто подходит мне по возрасту. Сколько вам? Двадцать семь — двадцать восемь?

Ее волнистые белокурые локоны поддерживал уложенный шиньон, а платье из органди украшал воротник, отделанный пухом белой тибетской козы, о чем она поведала Минне, словно близкой подруге. Блондинка представилась как леди Жюстина Бреннер. Впрочем, насчет «леди» Минна не слишком обольщалась.

Это кипучее явление резко контрастировало с прочими хилыми и вялыми постояльцами, тихонько заползавшими со стороны веранды и вполголоса обсуждавшими свои симптомы, то, как на них влияет погода, и что за лечение доктор прописал для этих самых симптомов.

— Как я хочу избавиться от этих туфель. Они мне ноги натерли. И где, вы думаете, их сшили? — произнесла Жюстина с придыханием и приподняла ногу, показывая Минне кожаную туфельку на высоком каблуке, выглядывающую из-под сиреневой нижней юбки. — Думаете, они из Парижа? Нет. Из Нью-Йорка. Вся самая лучшая обувь шьется в Нью-Йорке. Эти, например, отделаны лебяжьим пухом. Мой Феликс покупает мне туфельки разных цветов. Вот так он великолепно ухаживает, — добавила она, сделав глоточек вина. — Впрочем, сейчас я на него ужасно зла. Повез свою благоверную в Америку, а меня бросил здесь одну-одинешеньку. Чертов гад. Зато прислал мне духи из Берлина.

Жюстина улыбнулась, на левой щеке появился намек на ямочку. Минна сочувственно покачала головой, понятия не имея, что ответить. Ей искренне хотелось, чтобы эта женщина помолчала. То, что они почти ровесницы, не означало, что между ними есть нечто общее.

Фрау Берген, пожилая дама по другую сторону от Минны, кивнула в сторону Жюстины.

— Ведет себя так, словно весь сезон развлекалась в Майерлинге, а не провела месяц в палате электротерапии, — усмехнулась она, швыряя пикантную подробность, словно корм голодным птицам.

Минна положила вилку и растерянно уставилась на соседку.

— Об этом все знают, — прошептала та. — Женатый любовник решил ее проветрить после того, как она якобы случайно выпила пузырек снотворного.

Комнату вдруг заволокло туманом, и Минна почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Пот выступил на груди и под мышками. Кто все эти люди? Комната завертелась у нее перед глазами в густеющей красно-зеленой пелене. Минна закрыла глаза, и стало еще хуже. «Вот так, наверное, и сходят с ума», — подумала она.

— Бедняжечка. Вам нездоровится? Давайте я провожу вас в комнату. Обопритесь на мою руку, — предложила Жюстина.

Минна встала, с горечью сознавая, что присутствующие пялятся на нее. Она благодарно вцепилась в локоть Жюстины, и та вывела ее из столовой через застекленные задние двери. Они медленно пересекли холл, мимо гостиной, мимо смотровой, сиреневая сумеречная дымка преломлялась сквозь оконные стекла. Многочисленные сиделки, выстроившиеся вдоль стен, перешептывались за ее спиной. Поднимаясь по белой каменной лестнице, Минна услышала, как возникло и повисло в воздухе слово «беременна».

— Невозможно сохранять этот чудный розовый цвет лица, — сказала Жюстина, выходя из бассейна.

Служительница завернула ее шикарное, чувственное тело в пушистое турецкое полотенце.

— Поверь мне, я попробовала. Но сейчас разве это не преображение?

Жюстина и Минна «брали ванны» в Меране. Жюстина объяснила свою попытку самоубийства, как «небольшой просчет в дозировке», а Минна пыталась забыть о предстоящей процедуре. Она скользнула в теплую воду, прикрыла глаза и позволила себе расслабиться, лежа в воде на подводной мраморной скамье. Чудесным образом давление в висках спало — дар водяных богов. Она опускала голову, и по мере того, как вода покрывала уши, голос Жюстины таял. Слышался только слабый гул волн, бьющих о край бассейна и быстрое струение крови в аорте. Не нужно было прилагать никаких сил, словно погружаешься в теплую дневную дремоту. Минна посмотрела на других купальщиц, лежащих в вялых позах на скамьях и греющихся под жидким светом. Они напомнили ей одалисок, столь любимых современными художниками, такими как Сезанн, Гоген и Матисс. Она особо помнила одну скандальную картину, написанную молодым немцем Кирхнером, который изобразил нагих купальщиц на пляже Балтийского моря. Говорили, что художник устраивал пикники с любовницами в уединенных местах и рисовал их, пока они закусывали или загорали.

— Просто рай, верно? — спросила блаженно Жюстина.

Эта женщина могла заставить весь мир поверить в то, что нет счастья лучше, чем положение любовницы, живущей в элегантной квартире, обладательницы самых лучших нарядов и обуви, какую она только пожелает. Она упивалась своим независимым существованием. Нет, она вовсе не одержима идеей выйти замуж, как большинство женщин ее возраста.

Минна выбралась из ванны и села на мраморную скамью рядом с Жюстиной. Несколько пожилых женщин с противоположного конца бассейна, обтираясь полотенцами, глазели в изумлении на Жюстину, когда она отбросила свое и задрапировалась в простыню.

Одна из них вдохнула так глубоко, будто присутствовала при казни.

— Да пусть глядят… — прошептала Жюстина. — Старые коровы.

— Они, вероятно, завидуют.

— Одна из них вообще-то попыталась прочесть мне лекцию на тему шестой заповеди…

— Может, седьмой? Кажется, шестая как-то связана с убийством.

— Да какая разница! Бог знает, ни одна из них в жизни не отважилась бы даже на маленькое приключение. У меня нет иллюзий по поводу того, что они думают обо мне. В городе попробуй ванны из хвои сосны, — добавила Жюстина, перевернувшись на живот и положив подбородок на руки. — Жуткий зеленоватый цвет, но запах восхитительный. Все деревенские жители кладут хвою в воду. Давай устроим небольшую прогулку?

— Нам можно выходить отсюда?

— Моя дорогая, мы живем не в плену! Только в бесчестье.

— Значит, ты слышала обо мне?

— Естественно. Это место — рассадник сплетен. Но что им еще здесь делать? Не удивительно, что у них в обычае укладываться в девять часов. Абсурд!