Украина в огне. Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров

— Нашел?

— Та какой там, Борян. Ищи-свищи…

— Моя матушка тоже разок получила звоночек с неба. Почти. От одного намека за малым инфаркт не схватила…

Мужики выжидающе на меня смотрят и ждут продолжения…

— Похоже. Как и у тебя, Юра, только — ДРА и урочище Аргу… Мы весной восемьдесят четвертого ровно на три недели там загрузли. Тоже не писал. А тут — Первомай на носу. Мы тогда на Коммунистической, в Красном Луче жили. От нашего углового дома вверх по улице, в ста пятидесяти метрах — горком партии, комсомола, горсовет и вся остальная лабудень в новенькой пятиэтажке в конце парка с фонтаном, вечнозасыхающими туями и непокрытой лысиной Ильича. Матушка утречком поливает себе ирисы — круглые грядки в покрашенных автомобильных покрышках по центру двора. Тут открывается калитка, и во двор вваливается серьезная до «уже не надо» толпа: военкоматовские военные, полковники менты, властные дяди в темных пиджаках и полосатых галстуках, тети с белыми пергидролевыми пирамидами над важными развесистыми подбородками… Ну, представляете — весь этот провинциальный совдеповский зоопарк. Мама молча открывает рот, три раза хапает утерянный воздух и, побелев, садится задом в клумбу. Народ не втыкается и молча смотрит на перепуганную до смерти пожилую женщину. Потом у кого-то включается, и над делегацией проносится шорох: «Это — Деркулова, учительница из «десятой». У нее сын — в Афганистане!» Солидные дядечки и тетечки, как-то стыдливо зажав раскормленные булки, начинают, пятясь и неуклюже разворачиваясь, топтаться на месте. Несколько баб бросаются помочь теряющей сознание матери. Остальные трусливо сбегают. Вот так — поздравили…

— Чего приходили-то?

— Ну, как же… Возле дома — подмести. Флаг — повесить. Белье со двора — снять. Забор — покрасить. Мало ли предпраздничных мероприятий у жителя Главной Улицы. День международной солидарности трудящихся, забыл, что ли? Вот и пришли напомнить. Потрудились солидарно, всеми ветвями власти, так сказать, ударно тряхнули… Давай, Юра, еще по глоточку — за родителей!

На улице беготня. Уходят последние жители. Наши занимают позиции. Биться, как в Сталинграде, мы не намерены, но и не тормознуть камрадов, не напомнить ребятишкам, что мы еще живы, — тоже некрасиво.

Гирман, хапнув коньячку, надумал перекусить. Отошел от нас к дальнему провалу стены, поставил на кирпич консервированную кашу и малиновым пиротехническим огнем, ни разу не прожегши жесть, разогрел банку. Вытащив из кармана аккуратненький ножичек, неспешно выбрал нужное лезвие, отточенным движением — разумеется, не подставив пальцы под шипящую струю брызжущего жира, — проколол дырочку и, так же размеренно, вскрыл цилиндр консервов до половины. «Гречка в соку молодого ягненка». Да-да! мы — поверили! Барашек — мой одногодка, не иначе… Надо будет подколоть Борю, узнать — кошерное ли? Ему небось хасидские ребе, когда выкупали из лагеря, мозги от души прополоскали… Ухватив жестянку за отогнутый край, парнишка уселся на корточки, достал из разгрузки старинную мельхиоровую ложку и по-собачьи, перекатывая рывками головы куски во рту, принялся есть. Кто бы представил, что отсутствие губ может превратить простейший процесс поедания банальной каши в номер прикладной эквилибристики. Вот у меня цирковая труппа подобралась: один в бане моется в одиночку, другой — ест исподтишка…

Дэн машет с БТР — никак Нельсон на связи? Не успел как следует покаяться, тут за спиной, очень низко, словно предчувствие сердечного приступа, совсем негромко — ухнуло. Остатки полуразрушенной стены, похоронив под собой жертву вынужденной эвтаназии, кадрами старой кинохроники складываясь сами в себя, осели внутрь полуподвала.

— Какого хрена?! — Передерий шкодливым бурсаком деловито насупил брови и сделал правильную рожу. Гирман с Антошей — морозятся. Юра, задрав бровь, мстительно лыбится. И все — ни при чем… — Совсем малахольные?! Ну на хрена вы это сделали?!

— Да ладно, командир. Пес с ними. Пусть повозятся, носом пороют. Сейчас крупой заметет, хрен кого тут сыщешь. Передерий еще сюрпризов наставит…

— Юра! Мозги включите! Не найдут — пойдут за жителями или за нами… Думать надо!

— Та пусть прокатятся до Лутугино, тебе — жалко?!

— Блядь! Нэ злыть мэнэ, бо — покусаю! — Что тут рассказывать, сейчас сами все увидят… — Дед! Прыгнул на Гусланчика — езжайте мосток минировать. Ждешь нас там. Прокоп! БТР — за промоину. Дэн — к «Корнету». Цель по команде. Антон — тоже. Все — на позиции… Бегом, мать вашу!

Через пятнадцать минут у изувеченного падением обломков лесочка хлопнул разрыв. Еще чуток погодя — второй. Следом, через три с половиной минуты, на срезе холма нарисовалась КШМ и два «Тварды» по бокам. С двух сторон охватывая поселок стальными клещами, задымили фланговые группы — по две БМПэшки, четыре БТРа и одному AMV со спаренной минометной установкой. Впереди и сзади каждый взвод подпирает по танку. Еще пять «крепостей» насчитал во фронтальной группе, вместе с «коробочкой» штаба и прикрывшей ее своим уродливым профилем «Лоарой». В восьмикратный бинокль я отчетливо вижу на командирской машине белого кондора с молниями в лапах на смазанном наискось красном прямоугольнике… Вот кто, оказывается, миссией руководит… «Громовцы»[122]. Конкретнее волкодавов во всем СОРе не сыскать.

С противоположной стороны — против вынырнувшей из лесочка армады — двадцать камикадзе Деркулова и старенький совдеповский БТР… Свадьбу заказывали? Не волнует — уплачено!!!

Ждать, пока замкнут кольцо, я не собираюсь. Съезжаю по насыпи вниз и начинаю сеанс активного сурдоперевода — радиосвязью мы в подобных случаях отродясь не пользовались.

Никольскому с пехотой — отход немедленно! Бегом к машинам, чтоб только пятки сверкали… Гирман со своей «чемоданной» командой — следом; ну хоть ты тресни до самой жопы — не подойдут СОРовцы к поселку на дальность гранатометного выстрела, пока здесь хотя бы один кусок щебня размером больше кулака останется.

Теперь — наша артиллерия. Показываю Дэну на пальцах: «Миномет!» Он жестом уточняет: «Какой?» Да любой! Что ты спрашиваешь!!! Кивает: «Понял!»

Антону — второй. У дальнобойщиков, со времен лисичанских боев, сложилась устоявшаяся схема противодействия легкой бронетехнике. «Кончар» — не тяжелый граник и даже не противотанковое ружье времен Волоколамского шоссе: моща — не та. И пусть мегарульные, с синим ободком вокруг бордовой залупки, бронебойные патроны — самый последний наворот, но даже они на внятных дистанциях, учитывая защищенность современных модульных бронетранспортеров, не панацея. Посему никто в одиночку за «коробочками» не охотится.

Вот и сейчас — так же: как только Дэнов дальномер послушно показал дистанцию «хрен промажешь» и, глуша всех вокруг, «Корнет» рванул за своей добычей — Кузнецова гвардия, разом с трех стволов, тройным залпом зацокала по борту второго «подштанника». В нашей ситуации даже «Балалайка Домбровского»[123]не так опасна, как эти спаренные ухалки.