Обещанная колдуну - Анна Платунова

Потом мы лежали, тесно прижавшись, разговаривали о всяких пустяках. Утомленные, сытые, довольные… Будто не было впереди самой длинной ночи и угрозы, брошенной мне в спину миражом.

Впрочем, кого я обманываю: Тёрн никогда не забывал. По тени, что порой проскальзывала в глубине глаз, я знала: он начеку. Просто он решил подарить мне этот месяц безмятежного счастья, которое мы оба заслужили.

На следующее утро после того, как мой колдун принес меня в нашу новую спальню, я внезапно проснулась, разбуженная неприятной и грустной мыслью. Тёрн даже во сне почувствовал, что мое дыхание изменилось, и приподнялся на локте. Ласково, как мог только он один, погладил по щеке.

— Ну что ты? Боишься? Жалеешь? Слишком рано мы с тобой?..

Взял мою ладонь и прижал к губам. Переживал за меня, мучился от того, как спросить. Очень уж неопытной пичугой представлялась я в его глазах. Я отвернулась, пряча глупые и бесполезные слезы.

Он не дал отгородиться, закрыться в скорлупе, сгреб в охапку. Побледнел даже.

— Нет, не молчи, Аги. Ты не хотела? Было больно?

Бедный, он уже чувствовал себя насильником.

— Глупый! — всхлипнула я. — Было чудесно! Лучше не бывает! Восхитительно! А я… такая дура! Зачем я тогда убежала к Даниелю! Зачем! Могло быть так… прекрасно… Мне так жаль, Тёрн!

И я разревелась. Угораздило же меня удрать! И добавить к куче проблем Тёрна еще и Даниеля. Если бы я только знала…

Он обнимал меня и гладил, пока я не утешилась.

— Это я виноват… — сказал он мрачно.

И как я ни пыталась его уговаривать и убеждать, что здесь нет его вины, он, хотя и не спорил, остался при своем мнении. Правда, больше мы этой темы не поднимали, потому что изменить прошлое не под силу даже самому сильному магу.

Мы почти не выходили за пределы дома, лишь изредка выбирались в город. Один раз навестили моих родных. Я надеялась, что у папы появились новости для меня, но он, встретившись со мной глазами, тут же едва заметно покачал головой.

— Но есть ли надежда? — с отчаянием прошептала я в тот момент, когда отец, как хозяин дома, предложил мне, гостье, руку и повел в зал.

— Я делаю все, что могу, доч… леди Агата, — уверил он меня. — Надо еще подождать.

Потом мы сидели в гостиной за столом. Служанки подавали чай с пирожными. Я не глядя положила в тарелку первые попавшиеся, надкусила одно да так и забыла. Отвыкла от сладкого.

Потом, уже вернувшись, я никак не могла вспомнить, о чем же мы разговаривали. О каких-то ничего не значащих светских вещах. И хотя я чувствовала любовь близких, ловила на себе их обеспокоенные и нежные взгляды, сама себя уже ощущала здесь чужой. Почти незнакомкой. Иногда оглядывалась с недоумением. Что же это — камин, рядом с которым я провела столько часов за вышивкой? Ада показывала мне новые эскизы, я глянула из вежливости. Ирма сыграла пьесу на арфе. Моя младшая сестренка была самой талантливой из нас троих, музыка действительно доставляла ей удовольствие. Корн еще больше вытянулся. Верн оставался за столом недолго. После нескольких неудачных шуток и наших вежливых улыбок он, весьма довольный собой, сгреб со стола оставшуюся сдобу и убежал на свидание.

— Кажется, у него все серьезно с юной Таррин, — притворно вздохнула мама.

На самом деле она была довольна. Лейла Таррин происходила из знатного рода и была единственной наследницей богатого состояния — лучшей невесты и желать нельзя. Мы немного поговорили о предстоящем сватовстве, но разговор становился все более скованным и застревал на каждом слове. Я заметила, что Ада прячет глаза, а мама ерзает, будто никак не может найти себе места.

— Что-то случилось? — прямо спросила я.

— Доче… Леди Агата, — мама, хоть и побледнела, говорила твердо. — Вы ведь помните Даниеля Винтерса?..

Какой вежливый оборот речи… Помню ли я Даниеля? У меня закружилась голова, я вынуждена была положить столовые приборы: руки ослабели. Но почувствовала я себя дурно вовсе не по той причине, какую могли вообразить мама и сестра. Я снова вспомнила кровь, струящуюся из разбитого носа, тяжелые наручники из литаниума на моих запястьях и цепь, которой он меня привязал.

— Да, — ответила я тихо. — Помню.

— Так вот… — мама замялась. — Через неделю назначена его свадьба с Флорой Мейс.

И она, и Ада, даже отец и Корн, смотрели на меня с беспокойством. Видно, думали, что сейчас придется приводить меня в чувство с помощью нюхательной соли.

А я посмотрела на Тёрна. Тот аккуратно складывал салфетку и кинул на меня мимолетный взгляд. Мой колдун надел в честь визита в город новую рубашку — темно-синюю, манжеты застегивались на запонки-звезды, удивительным образом напомнившие мне Астры Фелицис, его и мою. Уголки воротничка на рубашке стояли так остро и прямо, будто переняли характер своего хозяина. Верхняя пуговица расстегнута, но лишь потому, что перед уходом из дома, прямо на ступеньках крыльца, я расстегнула ее и погладила ямочку между ключиц. Невозможно как хотелось ее поцеловать. Но тогда пришлось бы возвращаться… А родители ждут и, наверное, накрыли стол, да и сестренки… С сожалением я отпустила Тёрна, погрозив разобраться с ним со всей строгостью, как только вернемся.

И я рассмеялась. Не истерически — как в первую минуту подумала мама: я догадалась по ее испуганным глазам. Я рассмеялась искренне и легко.

— Они с Флорой отлично друг другу подходят, — сказала я с некоторой желчностью, оценить которую смог только Тёрн. — Уверена, их ждет нескучная жизнь!

Даниель… Хотелось бы забыть его, выкинуть из головы навсегда, но увы, пока Тёрн не придумает верный способ избавить его от магической привязки, придется быть начеку.

Спустя три недели после страшного дня, когда человек, которого я прежде считала другом, похитил меня и едва не изнасиловал, Тёрн снова заставил его принять зелье.

Тёрн рассказал мне о снадобье, которое называлось «Драконов корень». Это был сильнейший отворотный эликсир, который, однако, мало кто решался попробовать по доброй воле. Выпившему адскую жидкость казалось, что он глотнул жидкого огня — чудилось, он выжигает внутренности. Боль не утихала несколько часов, хотя и не причиняла вреда.

И пусть я не могла вспоминать Даниеля без содрогания, мысль о том, что он испытывает подобные мучения, тоже радости не добавляла. Да и Тёрн, вернувшись, хмурился потом до вечера.

В конце концов я подластилась к мрачному мужу, обняла и спросила:

— Он не хотел сам пить?

— Нет, — сказал как отрезал.

И это «нет» означало, что Тёрн снова силком влил зелье Даниелю в рот, а тот кричал и раздирал горящее горло ногтями. Даже я содрогнулась, представив.

— Как бы я хотела просто оставить эту историю позади… — прошептала я. — Пусть он женится, будет счастлив и никогда меня не вспоминает!

— Когда-нибудь я придумаю средство, — ответил Тёрн. — Надеюсь, уже скоро.