Стезя и место - Евгений Красницкий

– М-да… Кхе! Ты что, заранее к этому разговору готовился? Едрена-матрена, ведь не поверят же, что ты сам все это измыслил, скажут, что я подучил!

– Пусть говорят! Зато ты теперь точно знаешь, что я о Ратном пекусь так, как наследнику рода Лисовинов и надлежит. А отрокам мечи пока без надобности – и по возрасту рано, и мечники из нас, как из Бурея невеста.

– Хе-хе-хе! – Дед рассыпался мелким стариковским смешком. – Невеста! Хе-хе-хе! Ну ты выдумал! Хе-хе-хе! Жениха бы… хе-хе-хе! Жениха бы только найти! Хе-хе-хе!

Смеялся Корней вроде бы вполне искренне, но все же у Мишки осталось ощущение, что дед прячет за весельем не то неловкость, не то удивление от того, как сложился у него разговор с внуком. Меньше недели назад мальчишку чуть ли не носом пришлось пихать в то, что он боярич, а сегодня…

– Ну вот, деда, – продолжил Мишка, дождавшись, когда Корней отсмеется, – мы с тобой и пресекли нежелательное течение дел, как это и положено делать при следящем методе управления. В прошлый раз, когда бунт подавляли, это силой делать пришлось, а сегодня добром. Одно другому не помеха. Как сказал один человек: «Мечом и добрым словом можно добиться большего, чем одним только добрым словом!»[15].

Дед снова уставился на внука долгим внимательным взглядом, а потом, явно затрудняясь с подбором слов, заговорил таким тоном, какого Мишка никак не ожидал.

– М-да… Кхе! Порадовал ты меня нынче, внучек… порадовал. Я ведь… ну ждал от тебя чего-то такого… особенно когда мне слова твои передали, которые ты перед отроками сказал. Да… это я уже говорил. Так вот: сказал ты даже больше, чем я ждал… вернее… не в словах дело, а в понимании. А понимаешь ты… и себя верно понимаешь, и нужды сотни. И о Ратном думаешь, не только о своей Младшей страже. Только что ж ты дожидался, пока я тебя, как щенка, в миску мордой ткну, неужто не понимал всего этого раньше? Ну-ка признавайся: не сейчас же все это измыслил – раньше раздумывал. Так?

– Как тебе сказать, деда? Была тут одна закавыка… очень серьезная. Вот я тут поминал такой ресурс, как право командовать людьми, уважение, готовность подчиниться. Честно говоря, не знал я толком, насколько этот ресурс у меня велик – как отроки ко мне относятся. Не было случая проверить.

– Ага! А теперь, значит, знаешь?

– А теперь знаю. Ребята старшинство Дмитрия признали. За дело признали, потому что он – воин от Бога, но я для них остался все равно старше Дмитрия. Ну как бы… если б я боярином был, а он воеводой моей дружины, но понятно это стало только после того, как ты меня от старшинства отрешил, да и то не сразу.

– Кхе! А без этого, значит, ты не боярич?

– А ты без ратнинской сотни сотник?

– Угу. А почто от наследства отказывался?

– Отказался я, деда, от того наследства, про которое думают те, кто ничего в происходящем не понимает, кто считает, будто все и дальше будет так оставаться, как было прежде. А ратнинской сотне такой, как прежде, уже не быть. И самой сотне не быть – вместо нее будет дружина погорынского воеводства, а может быть, и погорынское войско, состоящее из воеводской дружины и дружин погорынских бояр. Ты как-то сказал, что неизбежность перемен понимаешь, но сотню не бросишь. Я с этим и не спорю – пусть сотня свой век доживет по старине, но смену ей готовлю уже сейчас. Так что я не от лисовиновского наследия отказался, а от неизменности бытия нашего рода, Ратного, всего Погорынья в целом.

– Кхе. Помню я тот разговор, внучек, помню… из Турова как раз возвращались. Но то слова были, а такого скорого превращения слов в дела… не ждал… нет, не ждал. Завидую я тебе, Михайла… вот так бы все бросить да начать устраивать все по своему разумению… не бросишь. – Корней тяжело, по-стариковски вздохнул. – И годы не те, и люди не дадут старину рушить, хотя она и сама уже рушится. А ты… молодец, одним словом… Бог в помощь, внучек… боярич Михайла Фролыч.

Дед с внуком еще долго сидели, перекладывая на столе «условные обозначения» из одной кучки в другую. Дело шло на лад, оказывается, добычу можно было распределить так, чтобы не осталось обиженных и недовольных, и все, казалось бы, было хорошо, но Мишка время от времени ловил на себе удивленно-оценивающий взгляд Корнея, явно обнаружившего во внуке какие-то хотя и положительные, даже радующие, но совершенно неожиданные черты.

Воспользовавшись радостно-ошарашенным настроением Корнея, Мишка выставил два условия. Первое – «зачесть» добытые Младшей стражей доспехи для снятия долга с отроков, которым кольчуги и шлемы были даны, выражаясь терминами ХХ столетия, в лизинг. Причем не только доспехи становились собственностью «курсантов» Академии, но и дальнейшая их переделка (ребята ведь растут) должна была производиться бесплатно.

По поводу второго условия пришлось поспорить. Мишка попросил разрешения на самостоятельный рейд Младшей стражи для захвата большой пасеки, расположенной не столь уж далеко от маршрута возвращения к болоту. В крепости, по Мишкиному разумению, должны были быть собственные мед и воск.

Дед сначала отказал наотрез – отпускать мальчишек одних он опасался, да и для конвоирования полона Младшая стража была отнюдь не лишней. Пришлось Мишке доставать карту, начерченную им со слов Ионы. Карта, захваченная на хуторе у «смотрящего» Ловиты, хоть и была более точной и подробной, но оказалась «слепой» в экономическом смысле. На Мишкиной же карте были указаны не только населенные пункты. Но и то, чем занимается их население. Так, две скромные точки, совершенно не привлекавшие внимания Корнея, поскольку обозначали количество жителей менее сотни, на деле оказались пасекой с несколькими десятками ульев и обширным фруктовым садом, рядом с которым находился «винзавод». Там, как рассказал Иона, из яблок делалось аж три сорта вина – сидр, обычное яблочное вино и кальвадос. Присутствовавший на допросе Стерв отнесся к незнакомым словам совершенно равнодушно, Мишку же слова «сидр» и «кальвадос» просто ошарашили – он-то был уверен, что Журавль пробавляется простецким самогоном, а тот оказался чуть ли не эстетом.

Неизвестно, что в большей степени подвигло Корнея на согласие – кодовое слово «вино» или согласие Мишки пойти в рейд всего двумя десятками опричников, но в сопровождении взрослых ратников – десятка Егора, – однако разрешение на рейд все-таки было получено.

Пасеку брали ночью. Мишка провел вместе с дедом возле пчел так много времени, что сумел выставиться «экспертом» даже в глазах десятника Егора, промышлявшего в молодости бортничеством. Боярич настолько зловеще-красочно описал, как достанется нападающим, если пасечник успеет опрокинуть несколько ульев, что Егор продержал свой отряд в лесу не просто до темноты, как советовал Мишка, а до самой полуночи. Пока взрослые ратники разбирались с семейством пасечника, отроки быстренько позатыкали летки ульев пучками соломы и только после этого вздохнули с облегчением. Однако радость их оказалась преждевременной – возникла совершенно неожиданная проблема с транспортом.