Мир, где тебя нет - Марина Дементьева

Справа и слева, со стороны нефов, ночными кошмарами овеществлялись товарки первой твари. Три, четыре...

...уже неважно.

Застывшие взгляды людей были обращены на святого человека. Он один остался у грота, нелепый в своей воинственности тщедушный исступлённый человечек. Местные жрецы, медленно пятясь, влились в толпу. Болотник, мерно покачивая хвостом, слепыми глазами смотрел на ближайшую к нему добычу.

Человечек наставил на тварь навершие своего посоха, почти коснувшись раззявленной, точно в дурашливой усмешке, пасти.

— Исчезни, наваждение! Именем Многоликой, изгоняю тебя, мара! Развейся!

Болотник ухмылялся, упряго переступая. На сверкающие плиты натекла болотная гниль.

Святой человек возвысил голос, упирая конец посоха в нос нечисти:

— Ты не существуешь! Колдовство бессильно против света Многоликой! Бесплотный дух, я не боюсь тебя! Сгинь, колдовство!

Забавляясь, болотник клацнул челюстями. Посох хрустнул, как соломинка. Болотник стряхнул обломок палки, придвинувшись ещё немного ближе. Проповедник таращился на то, что осталось в его руках. И тогда тварь прыгнула на него и повалила.

И тогда храм превратился в загон для мечущегося человеческого стада.

Передние ряды напирали на задних; самых лёгких и слабых толпа сняла с мест и потащила. Исчезли отдельные люди, осталась страшная человеческая давильня. Потерявшие равновесие уже не поднялись.

Диане повезло оказаться в ближайших к гроту рядах, откуда все так спешили убраться. Её толкали, толчки разворачивали и бросали на следующих бегущих, но она не упала под ноги обезумевших людей.

Она видела, как две или три тени болотников одна за другой взвились в воздух и упали в толпу. Паника наполнила храм до свода купола.

Тело проповедника дёргалось, когда сидящий на нём болотник вырывал тощие куски.

Но даже тем, кто стоял в притворе, не удалось вырваться из храма. У ворот рубились последние оставшиеся стражи. Искавшие спасения люди бежали только за тем, чтобы увидеть, что улицы охвачены тем же безумием. Ввалившийся меж двух визжащих горожанок страж упал, булькая отсутствующим горлом. Его кровь заливала знак Хозяйки на котте и плиты её храма.

Инстинкт выживания требовал бежать, но бежать было некуда. Сколько у неё шансов перед тварями, одна из которых едва не отправила за Грань Магистра? Кровь грохотала в голове, тело же было неощутимым, как перо.

Кажется, она всё же побежала, оскальзываясь на крови и внутренностях, и слизи. Кажется, пространство вокруг неё сгустилось, как вблизи грозового фронта, и даже сквозь вонь страха и смерти ощущался запах озона, запах магии. Кажется, со временем вытворяли какие-то вовсе невероятные вещи, то удерживая в невидимой руке, то отпуская, и тогда оно вырывалось вперёд, как распрямлённая пружина. Толпа вокруг редела, но бестии всякий раз выбирали иную жертву.

Девушка запнулась, будто кто-то дёрнул её за ногу, но под нею были одни мертвецы. Она упала в липкую, непередаваемо пахнущую массу, в сплетение конечностей, распоротые животы, вскрытые шеи. Животный ужас перемкнул гортань, и лишь потому она поборола приступ тошноты.

"Нет... вырваться... лучше в городе..."

Она предпочла бы умереть под свинцовым ноябрьским небом, хотя бы в попытке выбраться, но не здесь, где плиты пропитались запахом потрохов. Ей удалось подняться, но существо со слепыми белыми глазами вынесло прямо на неё из агонии обезлюдевшего пространства и швырнуло, точно направленным ударом ладони.

И всё накренилось и опрокинулось, и, кажется, раскололась лобная кость, и уши точно забиты окровавленной ватой. Диана попробовала пошевелиться, но, кажется, не сумела двинуть и пальцем. Её накрыла тяжесть щита плоти, и по тому, какой была эта тяжесть, она ещё успела понять, что тело на ней — уже неживое. А после было урчание усевшейся пировать твари и парная кровь, залившая и её тело, и догорающую искру её сознания.

Живучее тело очнулось прежде разума. Руками и коленями отпихивая, откатывая придавивший её груз, Диана не думала, из-под чего выбирается, знала только о необходимости сделать это. Она вся была покрыта липкой плёнкой, и приходилось отклеивать одежду. Под животом кровавая короста схватилась — с холодным полом, с рукавами и полами чьего-то упланда. Диана упиралась ладонями, и ладони разъезжались; она была как муха, увязшая в варенье.

Ссадину на лбу тянуло и дёргало. Невозможно было понять, сколько крови вытекло из неё, а сколько пролилось извне.

В мире за пределами звучали голоса. Диана поднялась и пошла, переступая через раскинутые ноги, руки, внутренности. И ей казалось, что время, как слетевшее с оси колесо, раскручивает чья-то рука, и она, как в первые минуты в Пределе, вновь стремится из ужаса непонимания к зову голосов.

От смерти к жизни.

Она шла мимо горожан и магов, мимо авалларов, которых почему-то было очень много. Мимо живых и мертвецов, по мостовой, где меж камней подтопленная грязь плескалась вперемешку с кровью, но теперь ей было всё равно.

Кажется, на неё оборачивались и окликали, но она не останавливались.

Магистр Теллариона, демон и безбожник, ради чёрной десятины насылавший на Предел кошмары, стоял в окружении магов и авалларских офицеров, почти неотличимых друг от друга, смуглых, чернявых и сумрачных, как в`ороны. Тогда ей впервые подумалось, очень отстранённо, насколько очевидно было сходство Демиана с сыновьями Запада: и не сходящий даже зимами загар, и тонкий нос с горбинкой, и чёткий, жестковатый даже, рисунок рта.

Кажется, на плечах Магистра кто-то висел, а после он стряхнул чужие руки, и мужчины как-то разом отступили, а Диана всё шла и даже — вот странность — не оскальзывалась на булыжной мостовой, ненадёжной, как омытый прибоем галечник. Шла, точно какая-нибудь банши с окровавленными рукавами, с окровавленным всем...

...Демиан содрогнулся, будто невидимое копьё вошло ему под левую лопатку и пробило насквозь.

...шла и понимала, что идёт к нему, но не понимала, зачем...

А после пространство, с которым продолжали происходить чудн`ые вещи, сложилось, как бумажный лист, и они двое оказались лицом к лицу.

И все, и всё вокруг будто бы пришло в движение, где-то за пределами той замкнутой системы, где законы физики остались не у дел, где расстояние в десять ярдов можно покрыть единственным шагом, но не приблизиться ни на пядь.

Взметнулись широкие чёрные рукава, и Демиан впечатал её в себя так, что у Дианы на миг пресеклось дыхание. Колкая ткань и жёсткое шитьё серебром оставили на её лице саднящие метки... какие могли бы оставить эти обветренные губы, будь всё иначе.

Она отстранилась прежде, чем жажда несбыточного выпила последние силы.

Его руки разжались.

— Я должен был быть там, — сказал он чужим исковерканным голосом.

Она качнула головой, чувствуя, как боль охватывает лоб раскалённым обручем.