Маятник мести - Евгений Сартинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но пик его восторга пришелся на рассказ Ремизова о его побеге из завода через трубу. Сначала цыган долго, до боли в желудке хохотал и, лишь успокоившись, пояснил.
— Я ж тебя за водяного дядьку принял! Видел бы ты, как я оттуда бежал, два дня потом ноги болели! Все молитвы сразу вспомнил, а мать мне их двадцать лет вдолбить не могла!
Затем Григорий рассказывал свою грустную повесть. Ремизов поразился выносливости цыгана. Он в вагоне чуть дуба не дал от холода, а тот в ледяной воде просидел двое суток. Допив чай и потушив почти прогоревшую свечку, они улеглись рядышком на топчан, Алексей думал, что не уснет, настолько голова его была свежей и ясной, но сон сморил его так же быстро, как и гостеприимного хозяина.
За все это время Ремизов ни разу не вспомнил о женщине, с которой почти неделю делил кров и постель. Прийдя домой и не обнаружив постояльца, Таисия сразу все поняла, проверила, все ли на месте, и хотя не обнаружила ущерба, но долго плакала, прежде чем уснуть в холодной постели. Но поспать ей так и не дали. Дотошный участковый Синицын, получив новые приметы Ремизова, быстро узнал от вездесущих старух про ее постояльца и нагрянул в десятом часу дня с группой захвата. Мало того, что эти быки чуть не сломали ей дверь, но Таисию промотали до самого вечера в милиции, с расспросами и допросами. Вернувшись домой, измученная Таисия сорвала со стены и разорвала в клочья календарь с глянцевой Богоматерью.
Смерть Нечая наделала в городе примерно то же самое, что медведь делает в тайге с муравейником. Некоторое время после жуткой смерти босса братва пребывала в шоке, затем оправилась, а к среде в городе начали потихоньку постреливать — начался передел нечаевского наследства. Братва, державшие в руках городской рынок, уже не хотели делиться с коллегами с городских окраин. При Нечае те были как бы на дотации, им приплачивали за счет других доходов, Геннадию важна была власть во всем городе. Но самым первым пристрелили главбуха Шишкина. Фугас рвал и метал, лишь Василий Ильич знал всю подноготную обширного хозяйства Нечая. Все боевики открещивались от этого убийства, и у Фугаса возникло подозрение, что с Шишкиным свел счеты кто-то из должников. Василий Ильич опрометчиво держал нелегальную картотеку у себя в голове, справедливо не доверяя бумагам после своего долгого срока. Фугас публично пообещал найти гада, но вскоре ему было уже не до этого. Средь бела дня его джип превратили в решето так же, как и двоих его телохранителей, сам он получил две пули в ногу и одну в плечо, но остался жив. Война разгорелась не на шутку.
Наибольшие дивиденды смерть Нечаева принесла Спирину. Слушая доклад начальника УВД о пожаре, он едва сдерживал радость.
— Вы уверены, что это не убийство? — спросил Виктор, выслушав до конца.
— Почти на сто процентов. Пожарным пришлось ломать дверь машиной, она изнутри оказалась заперта на засов и все замки.
«А как же кассета?» — именно этот вопрос мучил сейчас мэра. Стараясь замаскировать свой интерес, он угостил полковника сигаретой и как бы невзначай спросил:
— Как это здание можно использовать? Оно сильно пострадало?
— Да нет, там одни стены остались, так что вряд ли.
— А жалко. Красивое было здание. Я видел его еще в эскизах, у Кривошеева. Кстати, про убийц Федора ничего не известно?
— К сожалению, нет, непонятны даже мотивы. И на бытовое убийство не похоже, отпечатков нет, все стерто.
— Постарайтесь все-таки, Василий Петрович. Федор был не только моим другом, но и очень талантливым художником. Это большая потеря для города.
Проводив офицера до двери, Спирин вернулся за стол, ослабил галстук и долго сидел с блаженной улыбкой на лице. Виктор не сомневался, что «астрологический близнец» держал бы его на коротком поводке всю оставшуюся жизнь. Теперь можно было попробовать снизить процент, отстегиваемый «попечителям», хватит им и пятнадцати процентов. Все остальное пойдет на благо города, а деньги сейчас решают все. Теперь он развернется. Еще бы чуть-чуть полегчало с безработицей, и тогда на фоне области его Энск смотрелся бы экономическим чудом. Если все пойдет, как надо, то через два года он выставит свою кандидатуру на пост губернатора.
Мысли его взлетали высоко и далеко, но ни разу он не вспомнил своего бывшего друга художника.
Авральные методы поисков бывшего лейтенанта не дали ничего. Первыми сошли с дистанции солдаты, ведь завод надо было охранять. Так что теперь одним участковым приходилось гонять по чердакам голубей, а по подвалам — кошек. Когда же через неделю выяснилось, что искать надо по другим приметам, то большинство милиционеров просто плюнули на это дело. Обратный результат получился и от второй статьи в местной газете, включавшей уточненные данные на Ремизова и фоторобот составленный со слов Таисии. На портрете красовался совершенно жуткий уголовник, почти пожилого возраста. Просто замотанная до ужаса женщина согласилась со всеми уточнениями, лишь бы от нее отстали. После выхода этой статьи в милицию звонили раз по пять в сутки, с требованиями срочно приехать и забрать преступника. Каждый раз все заканчивалось конфузом. Здоровенных мужиков в джинсах, кожаной куртке и шапке из нутрии в России полным-полно. Многие звонили и сообщали, что видели похожего человека, садившегося на поезд, автобус или электричку. В целом получалось, что Ремизов за эту неделю отбыл на все четыре стороны, на всех видах транспорта, причем не один раз. Милицейское начальство сломалось, смирившись с тем, что избыток информации подчас хуже полного ее отсутствия. А разразившаяся разборка между братвой Нечая и вовсе отодвинула эту проблему на второй план.
А Алексей все гостил у цыгана. Днем они спали, а ночью прогуливались, разминали кости, заготавливали дрова. Убив Нечая, Гриша успокоился и больше не преследовал подручных Рыди. Он знал, что лейтенант непременно увяжется с ним, и значит, увеличивался риск попасть в поле зрения милиции и боевиков. А Гриша понимал, что то, что задумал Ремизов важнее всего прочего.
В тот, первый день они доели последний кусок козлятины и с наступлением темноты Гришка повел Ремизова куда-то в поселок. Остановившись около одного из частных домов, цыган шепнул лейтенанту:
— Подожди здесь, я сейчас, — и легко перемахнул через забор.
Прислонившись к забору и поглядывая по сторонам, Алексей слышал, как взлаяла и замолкла собака, потом закудахтали куры. Минут через пятнадцать цыган вернулся и перекинул через забор четырех еще теплых кур.
— До субботы хватит, — заявил он Ремизову, когда они уже шли обратно.
Когда днем не спалось, они долгими часами разговаривали обо всем на свете, о жизни, о судьбе, о счастье. Гриша рассказывал о обычаях своего народа, и многое для Ремизова оказалось неожиданным. Как-то раз он спросил цыгана.
— Гриша, а сколько тебе лет?
Тот, сидя у открытой печки буржуйки и шустро ощипывая курицу, не задумываясь ответил.
— Двадцать четыре.
— Сколько?! — удивился Алексей.
— Двадцать четыре, — повторил цыган и в свою очередь удивленно посмотрел на Ремизова. — А что ты так удивился?