Кир Великий - Жерар Израэль

В детстве Заратуштра удивлял окружающих. Говорили, что он появился на свет, смеясь, и каждый день рождения смеялся с утра до вечера. Склонный к экстатическим состояниям, он спрашивал себя: «Почему я попал в это тело и почему именно в него, а не в другое?» Говорили, что мозг его излучал такие сильные волны, что они отталкивали руку, протянутую к его лбу. Заратуштра очень рано стал чувствительным к страданиям животных. Поэтому он стал врагом карапанов, племени северян, устраивавших массовые жертвоприношения и питавшихся одним мясом; некоторые их жрецы даже говорили, что забивание скота отдаляет смерть.

Чтобы спастись от карапанов, Заратуштра скрылся в заросших лесом горах и там просил своего бога: «Научи меня, о Ахура, законам первоначального мира». Он не любил грубые нравы своих братьев и хотел понять, что такое природа и что главное в отношениях между человеком и его окружением. По правде говоря, его мнение об этом уже сложилось. С самого раннего возраста он отказывался от мясного. Как говорит легенда, «при его рождении и в течение всего детства вода и растения ликовали; при его рождении и в течение всего детства вода и растения все прибывали». Заратуштра гневно осуждал принесение в жертву животных, считая это кровавым насилием и причиной обеднения людей. В противовес ему жрецы Митры проповедовали, что лучший способ добиться расположения к себе божьей благодати и избежать засухи было увеличение числа животных, убиваемых при жертвоприношениях. Заратуштра предавал их за это анафеме: «Осуди, о Ахура, жрецов, совершающих жертвоприношения и обрекающих на мучения животных, чтобы за свои действия и поучения в конце жизни они познали бы безумие зла! Если же они не послушаются, будут уничтожены глухие и слепые, а также те, кто, имея власть, не спасают жизнь».

В конце концов жрецы добились, чтобы нарушитель всеобщей радости был изгнан. В отчаянии Заратуштра спрашивал себя: «Куда мне податься? Где смогу воздать молитву? Родственники и друзья меня покинули. Не желают мне добра ни соседи, ни злые тираны моей страны. Как могу угодить тебе, о Ахурамазда? Я беспомощен, беден и одинок. Слезы мои обращаю к тебе. Взгляни на меня, о Ахура!»

И отправился он на восток, к «арийскому пространству», которое «Авеста», священная книга иранских религий, считает почвой, удобренной для рождения истины. Он укрылся на восточной окраине царства Хорезм, на одном из плоскогорий Памира. В течение ряда лет он проповедовал свою веру, пас стада, стал союзником природы. При этом он знал, что существует другой союз, тот, что должен был соединить его с богом, к которому он обращался, моля о поддержке: «Помоги мне, я хочу прославить тебя, как никто еще не прославлял… Говори мне, как друг говорит другу. Поддержи меня, как друг поддержал бы друга». На самом деле Заратуштра искал поддержку у власти, которая позволила бы ему распространять свое учение в племенах. И он обратился к Виштаспе, царю Хорезма, чья дочь недавно стала его женой. И царь, проникшийся уважением к добродетели и мудрости пророка, а может быть, узнав о некоторых чудодейственных делах Заратуштры, оказал ему покровительство.

Общество, окружавшее отныне пророка, ни в чем особенно не отличалось от населения Памира. В Хорезмийском царстве не было ни одного города, подобного далекой Экбатане. Ни один город не привлекал к себе избранное общество или власть имущих. Только царский двор был подходящим местом для проповеднической деятельности. Но хотя пророк и сознавал влияние, которое мог иметь на своего покровителя и его окружение, он сперва обратился к скотоводам, а они и составляли большинство подданных Виштаспы, и стал учить их, как надо удобрять пастбища.

По-видимому, Заратуштра, просвещая народ, хотел при этом внушить своим будущим последователям необходимость сохранять верность их повелителю. Не желая порвать связь жителей Хорезма с природой, Заратуштра предлагал способ выйти из повиновения силам природы, которые, внешне, господствуют в мире.

Какой художник создал свет и тьму?

В учении Заратуштры главный вопрос: «Что есть первое из вещей в мире добра… что было первой наградой за добродетель и милосердие?» В мире верований силы природы приравнивались к соответствующим различным божествам, и в общем контексте явного противопоставления добра и зла, дня и ночи вопрос Заратуштры говорит о поиске монотеизма. Ностальгия по первоначальному существу, превосходящему остальные божества, явно говорит о стремлении к единому богу. Но Заратуштра идет дальше. Он учит, что не все силы, существующие в природе, должны быть обожествлены, что, наоборот, есть ложные боги, не-боги, противобоги, «дэвы». Истинный бог не может быть материальной силой природы, его сущность — мораль и духовная жизнь.

Сопоставление и соединение Ахурамаэды и Митры (бог царствования и организации) вызывают у пророка гнев и презрение. Он никогда не упоминает о Митре, хотя повсюду ему поклоняются, как великому богу. Ахурамазда устанавливает царство справедливости, а не просто порядок в мире, что в глазах Заратуштры вторично и не относится к моральной силе его бога. Эта истина настолько явна для пророка и вместе с тем, в его понимании, настолько соответствует религиозному вдохновению первых ариев, что «Авеста» не провозглашает никакого морального кодекса, вроде законов Хаммурапи или закона Моисея. Существование бога мудрости, а следовательно, и справедливости, достаточно, чтобы установился моральный порядок. Нет нужды говорить хорошее или плохое, ссылка на Ахурамазду подсказывает, как должны вести себя люди.

Что касается «дэвов», если такие действительно существуют, пророк не может назвать их богами; это — антагонистические силы вселенной, они стремятся отвлечь человека от его истинного призвания: поиска единого бога, в котором собрано все, что нравственно. Ахурамазда превыше всего, что сталкивается в душах людей, на земле и в небесах, он творец всего на свете:

Тем не менее Заратуштра не отвергает полностью дуализм, свойственный мышлению ариев. Как можно отрицать противопоставление между жизнью и не-жизнью (не только смерть, но и то, что еще не стало существовать); как не признать противоположность между светом и тьмой, когда день сменяется ночью, истина изгоняет ошибку, а ошибка прикрывает истину; как не заменить стоящих далеко за Ахура-маздой ложных богов, чья материальная сила отлично видна; как не согласиться, наконец, что у добра есть естественная «пара» — зло? Есть ли у этого основополагающего противопоставления двух миров онтологическое выражение? Действительно ли мы присутствуем, как полагали иранцы той эпохи, при борьбе между двумя началами: Ормуэдом (Ахура-маздой) — добром и Ахриманом — злом?