Во имя рейтинга - Сергей Мусаниф

Наученный опытом Одиссея, я легко проделал дырку в шатре Ахилла и наблюдал свидание верховного бога с величайшим героем всех времен и народов почти с самого начала.

— Ты храбр и доблестен, Ахиллес, и ты давно превзошел своего отца, как и было обещано пророчеством.

Пелид промолчал.

— Ты мог бы быть моим сыном, — заявил Зевс. — И теперь, глядя на то, каким ты вырос, видя, как ты сражаешься, я сожалею, что эта возможность не стала действительностью. Я бы гордился таким сыном, как ты.

Лесть. Наглая, откровенная лесть. Но зачем богу льстить какому-то смертному?

— У тебя был такой шанс, Громовержец.

А ведь Ахилл его не боится, подумал я. И с чего он должен бояться, если боги не могут его убить и они поклялись в этом? Чертовски выгодная позиция у этого засранца.

— У меня был такой шанс, и я им не воспользовался, — согласился Зевс. — Но я вижу способ исправить сложившееся положение. Ты еще можешь стать моим сыном, Ахиллес.

— Как?

Интересный поворот. Что бы по этому поводу сказал Дэн? А Гомер?

— Один из моих сыновей умер. Бешеный пес Диомед нанес смертельную рану моему сыну Аресу, и сегодня тот скончался. На Олимпе больше нет бога войны.

— При чем здесь я?

— Неужели ты не понимаешь? Арес умер, а это значит, что мне нужен новый Арес. Место на Олимпе не может быть и не будет пустым. Я предлагаю его тебе.

— Ты никогда и ничего не предлагаешь просто так, — сказал Ахилл, показав, что он гораздо умнее, чем я о нем думал. — Какую цену я должен за это заплатить?

— Цена всегда одна, — сказал Зевс. — Для того чтобы занять место на Олимпе, надо освободить место на Олимпе. Место Ареса уже свободно, но это не твоя заслуга, а Диомеда, который недостоин моего предложения. Твоя цена еще не уплачена. Я хочу, чтобы ты убил Аполлона.

— И тогда я войду в Дюжину?

— Да.

— Твое слово, Кронид?

— Мое слово, Ахиллес. И моя воля.

— Да будет так.

Часом позже в мою палатку вломились золотые щиты и высказали мне волю своего повелителя. Вождь вождей желал меня видеть.

Странно. Я думал, что за последнее время Атрид обо мне просто позабыл. Мы не питали друг к другу теплых дружеских чувств, беседовали редко, а наедине — никогда.

Сегодняшний вечер был наполнен странными событиями, и он никак не хотел заканчиваться.

Атрид был один. Он был трезв и мрачен.

— Наверное, ты удивлен тем, что я решил встретиться с тобой, — заявил он напрямую. — Но так уж получилось, что ты единственный человек, с кем я могу поговорить откровенно. Единственный из всех, включая и моего брата, чью жену мы тут выручаем.

— Почему так?

— Потому что ты здесь чужой, — сказал он. — Ты не замешан в наших внутренних дрязгах, и у тебя нет в этой войне своего интереса. Тебе ведь по большому счету все равно, кто победит? Возьмем ли мы Трою и сожжем ее дотла, или войско Гектора растопчет наш лагерь, вынуждая уцелевших бежать к кораблям? Ты — наблюдатель. Ты можешь сочувствовать нам или троянцам, но ты не в силах повлиять на исход войны. Потому я могу быть с тобой откровенным. Мне не нравится эта война.

— Но ведь ты сам ее затеял.

— По-твоему, я дурак? Одержимый властью тиран, желающий править всеми? Ты думаешь, я сплю и вижу Золотые Микены столицей мира?

— А разве это не так?

— Так думают Одиссей и Диомед, так думает больше половины моего войска. Я не стараюсь никого разубедить; если им легче верить в это, так пусть верят. Я не пророк, Викторид, но я вижу будущее. Что-то происходит. Мир меняется. Эллада — маленькая страна, большую часть времени занятая междоусобными войнами. Кто-то у кого-то угнал стадо коров, кто-то высказал что-то непочтительное в адрес правителя другого города… Но время городов-государств со слабыми правителями и игрушечными армиями проходит. Лишь единая Эллада может противостоять внешней угрозе, иначе она будет стерта с лица земли. Принцип «каждый за себя, один Зевс за всех» уже не срабатывает в этом новом мире. Все наши войны, включая и нынешнюю, — это крысиная возня, а со всех сторон на нас смотрят стаи котов. Наступает время великих империй, чужеземец. С одной стороны у нас хетты, с другой — дорийцы, и все только и ждут, что мы покажем слабину. Ждут момента для удара. Ты думаешь, мне нужна Троя и богатства Приама? Золотые Микены — богатый город, я могу мостить золотом дороги. Не Троя нужна мне, а единая Эллада. И лишь могучая армия и большая война могут подарить нам всем мир, которого мы так хотим. Скажи мне, в чем я не прав, Викторид?

— Не мое это дело, указывать на ошибки вождю вождей, — сказал я. — Что тебя тревожит, Атрид? О чем ты хотел поговорить со мной?

— С самого начала все жрецы, все оракулы говорили мне, что эта война угодна Зевсу. Были знамения и пророчества, сулящие скорую победу. — Агамемнон взял паузу. — Сегодня в лагере видели Громовержца. И он не зашел ко мне, выполняющему его волю, а посетил пьяницу Диомеда и этого щенка Ахилла. Почему так? О чем они говорили? Неужели меня уже скинули со счетов? Совсем недавно Зевс, через оракулов обещавший моей армии свое покровительство, разил нас своими молниями. Боги переменчивы, я знаю. Бывает, что утром они благоволят тебе, а вечером отворачивают свои лики. Банально, старо, глупо, но факт. Мне больше не нравится эта война.

— Да?

— Троя — это всего лишь город, — сказал Агамемнон. — Пусть большой и богатый, пусть стены его строили сами боги, но это город. Мы должны были взять его в первые же дни. Мы почти его взяли.

— Почти.

— И это «почти» не дает мне покоя. Меня все чаще стало посещать чувство, что кто-то нарочно затягивает войну, ведет нас по самому краю и не дает заглянуть за него.

— Кто может сдержать столь могучую армию, как твоя, Атрид?

— Хоть ты не лги мне, чужеземец. Это не армия. Это сброд, и у каждой шайки тут свой атаман. Почти у каждого, кто пришел под эти стены, своя цель. Лишь брат полностью поддерживает меня, но силы Спарты и Микен — это лишь половина войска. И моя настоящая мечта, единая Эллада, а не империя от эфиопов до гипербореев, отдаляется от меня все дальше.

— Неужели ты, мудрый вождь, не мог договориться с Приамом по-хорошему?

Агамемнон усмехнулся:

— Я пытался. Пытался, и не раз. Но Приам стар и выжил из ума. Он думает, что независим, хотя и платит дань хеттам. Он наклепал много детей и думает, что они заменят ему армию. Я мог бы договориться с Гектором, с Геленом, с дарданской ветвью, с любым из них или со всеми вместе, но не с Приамом. Старик не признает себя частью Эллады. Он думает, что сможет выстоять один. Он не понимает, что стоит только смениться правителю Хеттийского царства, и Троя из данника станет мелкой провинцией Хаттусы. И ключом к Элладе для всего хеттийского войска. Жаль, что старик так живуч. И вдвойне жаль, что своим наследником он видит не Гектора, а Париса. Парис слишком похож на своего отца. Столь же горд и слеп.