Авария, дочь мента - Юрий Коротков

Бандиты стояли стенка на стенку по краю кузова. Между машинами был метровый просвет, и, чтобы начать драку, надо было шагнуть на вражескую территорию. На мгновение возникла пауза, которую нарушило журчание ручья: Вышка, зайдя между машинами, мирно справлял малую нужду. Поднял круглую физиономию, глянул на одних и на других:

– Вы чего, мужики?

– Что встали? – буркнул Богдан. – Давай заканчивай, а то до вечера загорать будем!

Он спрыгнул вниз и отошел в сторону, расстегивая ширинку.

Бонифаций перешагнул в трейлер, сравнил на глаз пирамиды ящиков здесь и в фургоне.

– Вроде есть половина.

– Водки еще дай, – сказал Пятый.

Бонифаций и Павлин передали пару ящиков. Бонифаций остановился, разглядывая надпись на плоской коробке.

– Слышь, Грохлов, ты устрицы в маринаде пробовал?

– Не.

– Я пробовал, – сказал Гвардеец. – Классная вещь.

– И мы попробуем. – Бонифаций прихватил коробку. – Гвардеец, ты что куришь?

– Вообще «Парламент экстра лайт».

– Здоровье бережешь? А мне на «Беломор» не хватало, в лесу только нормальные сигареты попробовал… Возьми себе, у нас никто легкие не курит.

Гвардеец перебрался в трейлер, нашел ящик «Парламента», распорол и вытащил блок. Бандиты изумленно глянули на него, потом друг на друга и захохотали, даже подошедший Богдан усмехнулся. Гвардеец вопросительно оглянулся, не понимая причины бурного веселья.

– На! – Грохлов бросил в фургон весь ящик. – Коммунизм, Гвардеец! Привыкай!..

Богдан перерезал ножом пластырь, которым были скручены руки водителя, содрал полоски со рта и глаз.

– Слушай, Матросов! Передашь хозяину – триста баксов проезд, хоть золото везешь, хоть воздух. Еще раз попытаешься на халяву проскочить – ты труп, понял? Езжай.

В сумерках фургон ехал по лесной тропе, переваливаясь с боку на бок. Весь кузов был забит ящиками, Гвардеец с молодыми бандитами сидели в распахнутых дверях, свесив ноги, у каждого в руке по бутылке. Настроение было приподнятое.

– А Богдан-то сразу язык в жопу засунул! – злорадно сказал Пятый.

– Чего скалишься? – ответил Бонифаций. – Они с Элементом не забудут, еще устроят подлянку. Вместе надо держаться.

– Да в гробу я их видал! – Пятый запустил пустую бутылку в кусты, вытащил из ящика новую, свернул крышку. – Я в городе от блатняков вот так натерпелся! По своему-то району с оглядкой ходи, а из чужого живым не выйдешь. А если не в банде – вообще кранты. Меня и Пятым прозвали, что пятый угол каждый день искал. И в лесу от них шугаться. Надоело!

– Ну, давай, Гвардеец! – Грохлов чокнулся с ним бутылкой. – С боевым крещением!

Они выпили, закусили устрицами, вытаскивая их пальцами из маринада.

– А почему менты вас не трогают? – спросил Гвардеец. – Ведь знают наверняка.

– А что толку? – ухмыльнулся Грохлов. – Ты пойди нас поймай. То в Москве, то в Питере, то на Камчатке. То в этой области, то в другой. Сегодня здесь щипали, завтра за полста километров поедем. Мы из лесу-то не выходим. А у них в городе головной боли хватает.

– Кощей правильно дело поставил, – сказал Пятый. – Плата небольшая, проще откупиться, чем грузом рисковать.

– У него в городе все схвачено, – добавил Бонифаций. – Менты в доле. Сами предупреждают, когда пересидеть надо, не высовываться… Вот только теперь, – помрачнел он, – когда Элемент с Карпухой им полный наряд угрохали – теперь разозлиться могут. И тебя укрыли… Разбегаться пора. Думал, на крутую тачку с хатой скоплю, а теперь на сраный жигуль с чуланом не хватит…

Бандиты умолкли.

– Грохлов! – Бонифаций толкнул ногой осоловелого, засыпающего приятеля. – Ну как тебе устрицы под маринадом?

– Пиявки в уксусе. – Грохлов бросил недоеденную банку на дорогу.

– А ты терпи! Учись красивой жизни! – захохотал Бонифаций. Он вдруг заорал песню во всю глотку, почти без слов. Остальные подхватили, обняв друг друга за плечи. Вечерний лес отозвался гулким эхом.

Вышка за рулем услыхал песню, покачал головой, улыбнулся и тоже стал подпевать вполголоса.

Сидящий с краю Грохлов засыпал, свесив на грудь голову, – и вдруг рухнул вниз.

– Эй, стой! – заорал Бонифаций.

Фургон остановился, бандиты спрыгнули на дорогу. Грохлов, сидя на земле, таращил на них ошалелые глаза.

– Ты что, с первого литра сломался? – спросил Пятый.

– Веришь, – растерянно сказал Грохлов, – вверх-вниз качает – море приснилось…

– Так ты нырнуть решил? – спросил Бонифаций.

Бандиты радостно захохотали – и Гвардеец, и сам Грохлов, и вышедший из кабины Вышка.

Утром они умывались около избы, шумно фыркая и отплевываясь. Вышел потусторонний Грохлов с бутылкой пива.

– Новость знаешь? – шепотом окликнул его Бонифаций.

– Не.

Бонифаций осторожно глянул по сторонам и поманил его пальцем. Грохлов наклонился, и тот макнул его головой в бочку с ледяной водой. Грохлов заорал не своим голосом.

– Гляди, Элемент встал, – кивнул Пятый в сторону соседней избы, где кучковались Элемент, Богдан и Павлин.

– Его танком переедешь – только гусеницы помнешь, – отозвался Бонифаций. – Маманя! – крикнул он. – Заснул, что ли? Полотенца неси!

Тотчас появился Маманя с полотенцами в запечатанных пакетах.

В лесу раздался вдруг треск мотора, и к избам выехал молодой парнишка на спортивном мотоцикле. Заглушил движок, снял шлем. На звук мотора из изб повалило все население Москвы.

– Казачок приехал, – сказал Пятый.

Гвардеец вопросительно глянул на него.

– Связной, из города, – пояснил тот.

– Здорово, мужики! – окликнул их Казачок. Весело оглядел Гвардейца: – А, звезда экрана! На фотках получше выглядишь, – он направился в усадьбу.

– Серьезное что-то, – сказал Бонифаций, глядя ему вслед. – Наверное, разбегаться будем…

Все собрались в зале усадьбы вокруг стола. Бандиты напряженно ждали, поглядывая в навозмутимое лицо Кощея. Тот осмотрел сообщников и неожиданно улыбнулся.

– Ну что, настроение чемоданное? Вещички упаковали уже? Или налегке пойдешь, а, Павлин?

– Мне бы долю, – неуверенно сказал тот.

– Долю? А много ли ты заработал?

– Так посчитать надо, – откликнулся кто-то.

– Посчитаем. – Кощей подвинул к себе лист бумаги и достал ручку. – На кого еще считать? Отдаю бабки – и чтобы через час тут духу не было. Остальным больше достанется.

Бандиты переглянулись, не понимая, к чему клонит главарь.