3d, или Дела семейные - Салма Кальк

— Чем же ты занята на уроке? Не могу не спросить, но я вообще любопытен.

— Разным. Важными делами.

— Так может, ты займёшься этими важными делами после школы?

— И после школы тоже, — кивнула Джиневра.

— И ты не расскажешь, хотя бы приблизительно, в чём заключаются эти важные дела?

— Мы что-нибудь обсуждаем.

— И это никак нельзя отложить на потом?

— А зачем?

— Чтобы следить за тем, что происходит на уроке.

— Ну…

— Смотри, что я вижу. Бабушка припугнула твоих учителей, чтобы они делали тебе поменьше замечаний и ставили поменьше плохих оценок. В итоге на уроке ты делаешь то, что хочешь, а не то, что положено. И ещё высказываешься по поводу тех, кто это как-то комментирует. Верно?

Семейная наглость в лучшем виде. Очень напоминает покойного братца Сальваторе, тот был такой же.

Под его взглядом она, всё же, стушевалась. Опустила голову.

— Верно.

— И что у тебя с оценками? Учебный год скоро заканчивается.

— Не очень.

— Молодец, что сказала, — усмехнулся Себастьяно.

Джиневра подняла голову, уставилась на него и разинула рот.

— Почему?

— Признание ситуации — уже путь к её выправлению. Скажи, ты хочешь быть последней ученицей в классе?

— Нет, — помотала она головой. — Я бы не против быть первой, но я реально не понимаю математику. И ещё кое-что.

— Если на уроках всё время что-нибудь обсуждать, что никак к уроку не относится, то так и не поймешь. Знаешь, в чём беда: твои результаты можешь получить только ты сама. Бабушка тебе в этом не поможет. Она может снова пойти и поговорить с кем-то там, но это будет её результат, не твой. И ещё она потом будет считать, что ты обязана ей своими хорошими оценками. И будет права.

— Ой, да, она считает. Мы всё время ссоримся.

— Так вот. Пока ты сама не захочешь что-нибудь поменять, ничего и не будет. Бабушка будет сердиться, а твои одноклассники — говорить тебе всякое и разное. Смотри, есть несколько вариантов. Первый — оставляем всё, как есть. Второй — я пойду, пообщаюсь с твоей учительницей математики и мы все вместе посмотрим, чего тебе не хватает.

— Ты? Пойдёшь в школу? — кажется, он снова порвал какой-то шаблон. — Не надо! Тебе там знаешь, сколько про меня наговорят?

— Могу представить, — кивнул он. — Но мы же хотим понять, что происходит, нет?

— Хотим.

— Уже хорошо. Так когда мне лучше подойти?

— Не знаю. Через неделю?

— А чего тянуть-то?

— Завтра, — вздохнула она.

— В какое время? — завтра с утра совещание у Шарля, потом у него самого, а потом — в зависимости от.

— Часам к двум. Как раз завтра математика последним уроком.

— Давай так: я узнаю, что у меня вообще, где-то к полудню. И напишу тебе — смогу я завтра или будем придумывать другой день. Пока я предварительно могу.

— Хорошо, — медленно произнесла она.

— И там посмотрим, что и как. Так вот, есть ещё один вариант — другая школа.

— Другая школа? — нахмурилась Джиневра.

Похоже, этот вариант для неё наименее привлекательный.

— Да. В которой учится Анна, племянница доктора Фаэнцы. Там у девочек нет возможности заниматься на уроках чем попало.

— Не-е-е-т, если можно, — она даже вздрогнула — видимо, что-то представила.

— Ок, попробуем пока так. На завтра есть уроки? Несделанные?

— Есть, — горестный кивок.

— Значит, пора начинать движение домой. Кстати, не зли ты бабушку телефоном.

— Я её не злю.

— Да ладно, так я и поверил, что там вот прямо неотложное.

— Но мне же пишут!

— И тоже мгновенно отвечают?

— Не всегда, — вздохнула Джиневра. — Бывают дела.

— Вот и у тебя бывают дела. Я, скажем, отложил сегодня дела, чтобы встретиться со всеми вами.

— И поговорить со мной?

— Именно. Поэтому будет справедливо, если мы все на этот час будем откладывать свои другие дела.

— Угу, — кивнула Джиневра.

— Я хочу услышать что-то более определённое, чем «угу».

— Хорошо, я буду приходить на обед без телефона.

— Ты можешь утешить себя тем, что за это время накопится много нового и интересного. Ты не устала? Ты вообще не сильно устаёшь после больницы?

— Я устала от разговора, он какой-то сложный, — сообщила дочь, пиная камешки, которыми была отсыпана дорожка.

— Поверь, мне тоже нелегко, — усмехнулся он. — Кофе с пирожным?

— А можно? — она даже голову снова подняла.

— Можно. Будем заедать и запивать наши договорённости.

— Только я не люблю кофе. Я люблю горячий шоколад со взбитыми сливками.

— Хорошо, тебе — горячий шоколад со взбитыми сливками.

* 104 *

В понедельник Себастьяно приехал к школе Джиневры незадолго до конца её последнего урока. Пришлось объяснить, кто он есть — посмеялся про себя, что мать, наверное, не то, что не спрашивают, а просто всё живое разбегается, как только она появляется на горизонте.

Вчера он вернул Джиневру домой, выслушал, как та извинилась перед бабушкой и получила полное прощение, спросил — не нужна ли помощь с уроками, получил отрицательный ответ и отправился к себе. Всё это нужно было обсудить и пережить с понимающим человеком, с понимающим его человеком. К счастью, Элоиза была дома, охотно всё выслушала и выдала могучую порцию, что называется, позитивного подкрепления.

Мысль о том, чтобы устроить совместный ужин с Элоизой и Джиневрой, он пока отодвинул подальше. Рано.

Учительница ему в целом понравилась — была толкова, не заискивала, с ходу вывалила на него, что Джиневра не умеет себя вести — он это уже знал, и что голова у неё соображает отлично, когда она даёт себе труд соображать — это оказалось приятной новостью. Сошлись на нескольких дополнительных занятиях — пока в течение двух недель, а потом — посмотреть на результаты. На том и расстались.

Джиневра обещала ждать во дворе школы. Знакомый визг был слышен уже на первом этаже, и Себастьяно поспешил выйти наружу.

Двое мальчишек, один повыше, второй совсем мелкий по комплекции — держали Джиневру за рукава джинсовой куртки и орали ей что-то непотребное. Джиневра пиналась и орала в ответ. Ну, как там с математикой — время покажет, а словарный запас местами неплох — для барышни одиннадцати лет от роду из как бы приличной семьи.