Мистификация - Джозефина Тэй

— Нет, шалишь, — проговорил он и с силой наступил каблуком на руку Брета. Брет схватил его другой рукой за ногу, вцепившись пальцами в верхний край ботинка. Саймон ударил его по руке ножом. Брет вскрикнул, но ногу не отпустил. Выдернув правую руку из-под каблука Саймона, он ухватил его за щиколотку. Своим телом он закрывал от Саймона веревку, а чтобы рассечь ее позади себя, Саймону нужно было повернуться. Этого Брет ему не давал. Стоя на краю обрыва, человек чувствует себя очень неуверенно, если его держат за ногу.

— Пусти! — прошипел Саймон, размахивая ножом.

— Перестань резать мне руки, — задыхаясь, проговорил Брет, — а то я стащу тебя вниз.

— Пусти! Пусти! — совершенно потеряв голову, кричал Саймон, нанося Брету один удар за другим и не воспринимая его слов.

Брет отпустил край ботинка и освободившейся рукой схватил Саймона за кисть, когда тот в очередной раз попытался ударить его ножом. Теперь он правой рукой держал Саймона за щиколотку, а левой вцепился в кисть его правой руки.

Саймон дико закричал и попытался вырваться, но Брет держал его крепко. Он чувствовал себя более уверенно, опираясь ногами об узел на веревке, тогда как Саймону ухватиться было не за что. Саймон пытался вырвать правую руку, и тут Брет, рванувшись вверх, отпустил его щиколотку и схватил за левую руку. Теперь он держал Саймона за обе руки, и тот стоял над ним, согнувшись над краем обрыва.

— Брось нож, — сказал Брет.

И тут дерн на краю обрыва пополз вперед. Для Брета это не представляло опасности — его только чуть отжало от стены. Но Саймон, который упирался в землю ногами, стараясь выдержать вес Брета, потерял равновесие.

Брет с ужасом увидел, что Саймон падает прямо на него. Удар выбил у него из-под ног узел, и он полетел вниз в темноту.

В голове у Брета взорвался ослепительный фейерверк, и сознание покинуло его.

Беатриса сидела в паршивой грязной закусочной, перед ней в лужице выплеснувшейся на блюдце жижи стояла чашка кофе, и она в сотый раз за последние сорок восемь часов читала вывешенный на стене больницы призыв к водителям автомашин: «Больница! Просьба не подавать звуковых, сигналов!». Было только семь часов утра, но закусочная открывалась в шесть, и, пока она тут сидела, кто-нибудь обязательно завтракал за одним из столиков. Но Беатриса не замечала других посетителей. Она сидела перед чашкой остывшего кофе и глядела через дорогу на стену больницы. За эти два дня в закусочной привыкли к ее присутствию. Время от времени кто-нибудь из сестер или врачей ласково говорил ей: «Сходите лучше чего-нибудь поешьте». Тогда она переходила через дорогу, некоторое время сидела в закусочной перед чашкой кофе и потом возвращалась в больницу.

Ее жизнь теперь сводилась к этому маятниковому движению из больницы в закусочную и обратно. Она почти не помнила прошлого и была не в силах представить себе будущее. Осталось только настоящее — жуткое, тоскливое полусуществование. Прошлой ночью ей дали койку в комнате сестер, а предыдущую ночь она провела в приемной. Она постоянно слышала одни и те же две фразы: «Положение то же» и «Сходите лучше чего-нибудь поешьте». Они наводили на нее такую же тоску, как и призыв к водителям на стене больницы.

К Беатрисе подошла неряшливая официантка, забрала остывший кофе и поставила перед ней новую чашку.

— У вас кофе совсем остыл, — сказала она, — а вы даже глотка не отпили.

На блюдце в новой порции тоже была выплеснувшаяся лужица. Беатриса была благодарна неряшливой официантке, но ее коробило, что официантка наслаждается своей хотя бы косвенной причастностью к драматическим событиям, которые привели Беатрису в эту закусочную.

«Просьба не подавать звуковых сигналов…» Господи, сколько раз можно читать эту надпись! Надо смотреть на что-нибудь другое. Может быть, на клетчатую клеенку на столе. Один, два, три, четыре, пять, шесть… Нет, считать квадратики — это тоже безумие.

Открылась дверь и вошел доктор Спенс. Его рыжие волосы были взъерошены, лицо покрыто щетиной.

— Кофе! — бросил он официантке и сел за столик Беатрисы.

— Ну как? — спросила она.

— Пока жив.

— В сознание не пришел?

— Нет. Но, вроде, есть некоторое улучшение. Стало больше шансов… что он придет в сознание. Но это не значит, что он обязательно… выживет.

— Понятно.

— Мы знаем, что у него трещина в черепе, но мы никак не можем определить, какие у него повреждения внутренних органов.

— Понятно.

— Вам надо поесть. Нельзя же жить на одном кофе!

— Да она и кофе не пила, — сказала неряшливая официантка, ставя чашку перед доктором. — Сидит и смотрит на чашку, больше ничего.

Беатрису охватило усталое раздражение — чего эта неряха лезет в ее дела!

— Давайте сходим в ресторан и пообедаем.

— Нет-нет, спасибо.

— До «Ангела» всего десять минут ходу, и там вы как следует отдохнете и…

— Нет-нет. Так далеко я не пойду. Я лучше выпью этот кофе. Он еще не остыл.

Доктор Спенс выпил свою чашку и расплатился с официанткой. Он посмотрел на Беатрису в нерешительности — ему не хотелось бросать ее в таком состоянии.

— Мне надо ехать обратно в Клер. Поверьте, я не оставил бы его, если бы не был уверен, что он в хороших руках. Здесь больше возможностей помочь ему, чем у меня.

— Вы и так сделали для нас очень много, — сказала Беатриса. — Я этого никогда не забуду.

Начав пить кофе, она уже не останавливалась, пока не выпила всю чашку. И не обратила внимания на звук отворяемой двери. Из больницы так скоро за ней не пришлют, а больше ее ничто не интересовало. И она очень удивилась, когда к ней за стол сел Джордж Пек.

— Спенс сказал мне, что вы здесь.

— Джордж! — воскликнула Беатриса. — Что вы делаете в Вестовере в такую рань?

— Я приехал сообщить вам утешительную весть: Саймон умер.

— Утешительную?

— Да.

Он вынул из кармана конверт, а из него какой-то продолговатый предмет и положил его на стол перед Беатрисой. Это была сильно заржавевшая, но узнаваемая авторучка. Можно было разглядеть золотую спиральку на черном фоне.

Беатриса долго молча глядела на ручку, не беря ее в руки, потом подняла глаза на викария.

— Значит, они нашли…

— Да. Вы хотите, чтобы я вам про это рассказал здесь? Или пойдем в больницу?

— Какая разница, где сидеть. И тут, и там я просто жду и жду.

— Кофе? — спросила викария неряшливая официантка, появляясь возле столика.

— Спасибо, не надо.

— Ладно.

— А что же… что от него осталось? Что они там нашли?