Дружина особого назначения. Книга 3. Засечная черта - Иван Алексеев

— А подружка-то у тебя, по всему видать, весьма отчаянная! — проворчал он и, внимательно оглядев предъявленные вещественные доказательства принадлежности к поморской дружине, вернул их Михасю. — Все верно, такие шапки и нашивки видел я у тех дружинников, о коих речь. И бороды, действительно, они зачем-то бреют. Ну что ж, пойдем, тут мой дом недалече, там и поговорим. Айда, ребята! И ты, воительница, убери нож, пока не порезалась, да ступай с нами. Если уж девки стремятся вместо иных мужиков в ополчении Родину защищать, так, видать, на то есть воля Божья.

Они, пока не строем, а толпой, пошли по широкой деревенской улице, уже успевшей просохнуть под лучами весеннего солнца.

— Не обессудь, друг, что врагом тебя назвал, — обратился Ерема к Михасю. — Я и вправду подумал вначале, что ты все врешь. Ну, враг не враг, а уж точно самозванец, важность на себя напускающий. Знаешь, наверное, что есть такие люди, хвастуны несусветные: «Я там служил, я сям служил, всю войну в разведке», а сами толком копья держать не умеют. А уж про поморских-то дружинников мне доподлинно известно, каковы они есть, это герои настоящие. Поэтому, когда ты себя к ним причислил, я тебе и не поверил.

— Все понимаю, Ерема, потому и не в обиде.

Они пришли в Еремины владения. На обширном подворье возвышался большой бревенчатый дом с теремом, конюшни и лабазы, отдельно стоявшая лавка выходила фасадом прямо на сельскую улицу. Ополченцы разместились возле летней кухни, под навесом, за длинным дощатым столом. Кухарка с двумя поварятами разнесла угощения: хлеб, кашу с маслом, молоко и творог.

— Сейчас перекусим малость, чем Бог послал, а уж к вечеру более сытная трапеза готовится. Я велел боровка заколоть. Ну а насчет медов да настоек — не обессудьте, не будет нам ни капли хмельного, покуда на рати стоим, — твердо заявил Ерема.

Ополченцы принялись есть молча и сосредоточенно, без веселых криков и похвальбы. Через некоторое время Михась все же нарушил тишину этой по-крестьянски степенной и основательной трапезы:

— Послушай, Ерема, а каков твой замысел? Где мы должны врага встретить?

— Здесь, недалече, на реке находится плес, она там разливается широко, течение замедляется. Через этот плес в летнюю пору брод проходит, конному по стремена. Сейчас, конечно, поглубже будет, но все равно перейти реку только здесь и можно, поскольку в остальных местах берега крутые, глубины большие, а течение быстрое. Против брода, сразу за поймой, первая засека стоит, там ров с валом, частокол на валу. На ней и встанем вместо войск, которые засеку еще по осени покинули, и примемся бить неприятеля, выходящего из реки на топкий берег, покуда хватит сил. А далее — как Бог даст. Может, уцелеет кто и в глубь леса, на вторую засеку, отойдет. Вот и весь мой замысел.

— Понятно, — кивнул Михась и задумался, забыв про еду, лишь машинально перемешивая кашу в стоявшей перед ним миске расписной деревянной ложкой, крепко зажатой в руке.

— Да ты ешь давай, дружинник, — улыбнулся Ерема. — Али каша горяча слишком?

Михась кивнул невпопад, оставил ложку в миске и откинулся спиной к столбу, подпиравшему навес.

— Послушай, Ерема, — медленно, как бы продолжая размышлять вслух, произнес он. — Ты ведь купец... У тебя же наверняка есть большой челн.

— Ну, имеется суденышко, — пожал плечами Ерема.

Бывший лейтенант флагманской морской пехоты Ее Величества Королевы Англии, любимец адмирала Дрейка, выбрался из-за стола, возбужденно прошелся взад-вперед вдоль навеса, остановился перед удивленно взирающим на него удалым купцом.

— А давай встретим орду не в засеке, а на воде! — выпалил Михась. — Будем бить их не после, а во время переправы!

— Как это? — изумился купец.

Некоторые из ополченцев перестали уплетать кашу и заинтересованно глядели на дружинника, ожидая его ответа.

— А прямо с челна, на плесе. Вы же знаете, наверное, что еще сто лет назад судовые рати новгородцев и псковичей били и немцев, и шведов на пограничной реке Нарове. Я сам видел во Пскове, в Ружейной палате, корабельные пищали, весом более пуда каждая.

Михась хотел добавить, что были те пищали казно-зарядными, но вовремя сдержался, ибо «скорострельные» орудия, заряжающиеся с казенной части, являлись величайшей военной и даже государственной тайной, а как и зачем дружинник с Губаном, оружейником тайного Лесного Стана, попал во Псков, в эту самую Ружейную палату, — совсем другая история...

И Михась, не вдаваясь в детали, лишь в общем виде кратко рассказал своим новым товарищам о десантных операциях русских ратей на северных реках и озерах.

— Так мы-то здесь все привыкли на суше биться, — с сомнением произнес Ерема.

— Не беда, если есть у нас пара-тройка дней в запасе, так я вас обучу! — уверенно заявил бывший лейтенант морской пехоты лучшего в мире английского военно-морского флота, подготовивший адмиралу Дрейку новый флагманский отряд после трагической гибели двух лучших рот на испанской бригантине-ловушке. — Если ты, Ерема, не возражаешь, то прямо сейчас собирай всех своих людей, и приступим к воинским корабельным упражнениям.

Ополченцы некоторое время возбужденно обсуждали неожиданное предложение поморского дружинника. Анюта, присоединившаяся к ним чуть позже, поскольку вначале зашла в горницу, отведенную ей по приказу Еремы, и наскоро привела себя в порядок, тихонько сидела за тем же столом, погруженная в свои мысли, и машинально глотала кашу и молоко, почти не ощущая их вкуса.

Сегодня, встретив Ерему, удалого красавца купца, девушка вдруг почувствовала, что он гораздо больше походил на витязя из ее снов, чем Михась, который к тому же не обращал на нее должного внимания. Нет, конечно, дружинник очень хорошо к ней относился, заботился, защищал, обучал, но Анюте хотелось совсем иного. Кроме того, в Михасе напрочь отсутствовал внешний блеск, стремление к уюту и устроенному быту, и Анюте — деревенской девушке, по-крестьянски основательной и склонной к добротности и обустроенности во всем, что ее окружало, эта черта характера дружинника была непонятна и даже огорчительна.

Люди, имевшие большой красивый дом, теплую удобную одежду и обувь из прочных, а стало быть, дорогих материалов, большое подворье с множеством хозяйственных построек, вызывают вполне понятное уважение со стороны окружающих. В особенности тех, кто сам занят материальным трудом и стремится, чтобы труд его давал как можно больше хороших вещей и продуктов. Другое дело, что зачастую богатеи, например односельчанин Анюты Никифор, почему-то являются людьми мерзкими и недостойными, нарушающими все христианские заповеди.

Анюта одно время думала даже, что богатство развращает и является несовместимым с чистой душой и благородным сердцем. «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Небесное». Чисто внешне толстопузые богатеи с красными, заплывшими жиром рожами, то есть все тот же Никифор и его дружки, вызывали в девушке сильное физическое отвращение. Но вот она увидела Ерему — богатого купца, красивого и статного, кстати, на голову выше Михася. Он не прятался трусливо, не откупался от воинской повинности, а, наоборот, отдавал все свои сбережения и готов был пожертвовать жизнью для защиты Родины от врагов. Он ласково улыбнулся Анюте, похвалил ее за смелость, привел в свой большой красивый дом, поселил в чистой светлой горнице вместе с кухаркой и прачкой. Девушке, выросшей в топящейся по-черному крестьянской избенке, такая роскошь прежде и не снилась. Мысли ее путались, она ощущала непривычное смутное беспокойство и даже, пожалуй, какую-то глухую тоску и отчаяние, немного похожее на то, которое охватило ее при встрече с прекрасной всадницей — невестой Михася.