Эта песня мне знакома - Мэри Хиггинс Кларк

— Я покажу ее мужу на следующем свидании, — пообещала я.

Потом спросила Греко, удалось ли ему найти какие-нибудь доказательства невиновности Питера. Его ответ не слишком меня обрадовал.

— Сейчас я разбираюсь с причинами этой трагедии, — сказал он. — Потом можно будет пытаться распутать всю остальную историю. Пока что было бы преждевременно и нечестно с моей стороны давать вам беспочвенную надежду.

Терпеть не могу обтекаемые формулировки.

— Скажите, мистер Греко, а есть ли какая-нибудь надежда, что вам удастся найти новые улики, благодаря которым Питера могут оправдать на суде?

— Надежда есть всегда, миссис Кэррингтон, — ответил Греко. — Но до тех пор, пока у меня на руках не будет доказательств, которые можно предъявить в суде, я не могу предложить вам ничего другого.

Пришлось удовольствоваться этим. Беда была в том, что я отчаянно скучала по Питеру, и мне просто необходимо было получить какое-то подтверждение, что он вернется домой, даже если для этого понадобится чудо.

Подготовка к прощальному ужину в честь отъезда Ричарда давала мне возможность хоть как-то отвлечься от тягостных мыслей, и, выбирая в лавке сыры, я заставляла себя верить, что очень скоро я приду сюда за любимым сыром Питера.

Всю эту неделю Гэри Барр по моему распоряжению делал перестановку в гостиной. На первый взгляд эта комната произвела на меня исключительно благоприятное впечатление, однако со временем я начала понимать, что она представляет собой отражение вкусов Элейн. Это она выбирала всю обстановку, и чем дольше я в ней жила, тем менее комфортно себя чувствовала. Комната казалась какой-то нежилой, ей не хватало домашнего уюта и теплоты.

Для начала я заменила светильники, выбранные Элейн, изящными старинными фарфоровыми лампами, которые обнаружила на третьем этаже. По словам Джейн Барр, Элейн сослала их туда, когда делала в особняке ремонт. Я расставила на каминной полке семейные фотографии в рамках, а на крышке рояля разложила фотоальбомы, датированные прошлым столетием.

Однажды я слышала, как одна известная журналистка сказала, что в ее доме главное украшение интерьера — книги. Книжные полки у камина в гостиной были заставлены дорогими, но современными безделушками. Я убрала большую их часть и заменила их кое-какими своими книгами, которые перевезла в особняк перед свадьбой. Мы с Питером шутили, что эти коробки — мое приданое. Элейн пока не видела этих изменений. Я с нетерпением ждала, как она отреагирует, когда придет на ужин в субботу.

Гости были приглашены к семи часам. Казалось, много лет прошло с тех пор, как мы с Питером ужинали в том же самом обществе после возвращения из нашего свадебного путешествия. Я решила надеть ту же шелковую блузку и бархатные брюки, в которых была в тот вечер. Мне подумалось, что в следующий раз я смогу надеть эти брюки уже после того, как мой малыш появится на свет. Волосы я оставила распущенными. Я одевалась для моего мужа, а не для этих людей.

Копию страницы из журнала «Пипл» я оставила на комоде; мне казалось, если я буду постоянно смотреть на нее, то пойму, что в ней такого важного. Но, когда я уже собиралась спускаться, то вдруг, повинуясь какому-то порыву, взяла листок с собой. В библиотеке я положила его на письменный стол. Когда мы будем пить кофе, он окажется у всех на виду. Я хотела вычислить настоящего убийцу — если он или она был в числе приглашенных. Если в этой страничке действительно скрывалось что-то важное, возможно, кто-то из них отреагирует на нее. Впрочем, откровенно говоря, я считала, что Греко придает ей слишком большое значение.

Ровно в семь раздался звонок в дверь и появился первый из моих гостей.

— Не усердствуй, Ричард, — одернула Элейн Кэррингтон сына, когда тот во второй раз налил себе водки. — У нас в программе еще коктейли в особняке, а потом вино за ужином.

— Кто бы мог подумать, — огрызнулся Ричард. Элейн с беспокойством покосилась на сына. Он был на взводе с тех самых пор, как приехал; наверное, получил какие-то новые сведения от своих людей и сделал еще несколько ставок.

«Хотя, может, и нет, — подумала она, пытаясь ободрить себя. — Он ведь знает, что я не могу больше покрывать его долги».

— Как думаешь, что будет, когда Питера осудят? — неожиданно спросил Ричард. — Кей так и будет жить в особняке в одиночку?

— У нее скоро будет ребенок, — резко ответила Элейн. — Так что ей недолго осталось быть одной.

— Ты мне не говорила.

— Кей мне не рассказывала. Я узнала, потому что дочь Линды Хаузер наткнулась на Кей в приемной у доктора Сильвера.

— Это еще не доказывает, что она беременна.

— Поверь мне. Это так. Вообще-то я собиралась спросить ее об этом сегодня и готова спорить, что она признается.

— Значит, у кэррингтонских миллионов появится наследник, — ухмыльнулся Ричард. — Разве это не замечательно?

— Не волнуйся. Я намерена стать любящей бабушкой. Кей знает, что я спрятала ту сорочку, чтобы спасти Питера, и благодарна мне за это. Зря я не отдала ей сорочку. Тогда она была бы по гроб жизни у меня в долгу. А теперь она считает меня шантажисткой, которая не выполняет свои обещания.

— Ты такая и есть, — усмехнулся Ричард.

Элейн со стуком опустила на стол бокал с вином, которое время от времени пригубливала.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Если бы не ты, я жила бы на проценты с десяти миллионов вдобавок к моему ежегодному миллиону. Ты со своими бегами и бестолковыми вложениями ободрал меня как липку, Ричард, и ты это знаешь. Ты причинил мне адские мучения, а теперь еще и оскорбляешь! Катись к черту, Ричард! К черту!

Он в два шага пересек комнату, и ее лицо стало старым и усталым.

— Эй, ты что, — примирительно сказал он. — Мы с тобой одни против целого мира, включая свору этих мерзких Кэррингтонов. Верно, мамуля? — В его голосе послышались озорные нотки. — Ну же, мама миа, хватит дуться.

— Ох, Ричард, — с тяжелым вздохом произнесла Элейн. — Ты вылитый отец. Включил обаяние и давай мириться. Он вел себя точно так же.

— Ты с ума по нему сходила. Я помню.

— Да, сходила, — тихо произнесла Элейн. — Но даже когда сходишь по кому-то с ума, в один прекрасный момент твое терпение все равно может лопнуть. Помни это, Ричард. И оставь в покое водку. Выпьешь в особняке. Пора идти. Нас ждут к семи.

Винсент Слейтер приехал на ужин первым. Машину он, как обычно, оставил на дорожке за особняком и вытащил свой ключ, намереваясь войти в дом через застекленную створчатую дверь, которая вела в его кабинет.

Ключ не повернулся: замок сменили.

«Черт бы ее побрал, — выругался он про себя, — черт бы ее побрал!» По милости Кей Лэнсинг, дочки садовника, вход в дом Питера Кэррингтона теперь ему заказан — ему, единственному человеку, который защищал Питера еще с тех времен, когда тот был маленьким мальчиком. И продолжает защищать до сих пор. Если бы она только знала!