Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском - Юрий Михайлович Корольков

Объявившийся в начале января Яков Ганецкий привез угнетающую новость — Зосю арестовали на конспиративной квартире на Гурчевской улице. Зося жила в квартире отца, там тоже сделали обыск, ничего не нашли, но задержали связную Зоси, которая принесла пакет с материалами для «Червоного штандара». В квартире отца Зоси жандармы двое суток держали засаду, но в западню никто не попался, кроме связной.

Ганецкий больше ничего не мог сообщить. Он только предполагал, что одновременно с Зосей арестовали Прухняк и Стаха — активистов подполья, но так ли это, не знал.

Будучи не в силах сдержать себя, рискуя собственной свободой, Феликс решился на дерзкую поездку: надо выяснить в Варшаве, что же там произошло, нельзя ли что-то предпринять для побега Зоси.

В крайнем случае — хотя бы установить с нею связь.

В тот приезд Феликс побывал у отца Зоси — Сигизмунда Генриховича Мушката, жившего с семьей на Вспульной, вблизи Мокотовского военного поля.

В прихожей Феликса встретила пожилая женщина, сохранившая чудесную осанку и красоту. Это была пани Каролина, мачеха Зоси.

Феликс представился Казимиром Дзержинским, которого якобы брат просил зайти на Вспульную и разузнать все, что касается ареста Зоси.

Мушкат рассказал, что получил свидание с Зофьей, как он называл ее, но их разделяли две проволочные решетки и в общем гомоне он почти не расслышал, что говорила ему дочь: в последнее время он стал очень плохо слышать. Сигизмунд Генрихович еще сказал, что обратился с ходатайством к начальнику тюрьмы, чтобы ему разрешили свидание при одной разделительной сетке.

«Казимир» особенно заинтересовался этим обстоятельством и сказал, что, может быть, удастся передавать Зосе письма. Он даже показал, как нужно это делать: свернуть записку в трубочку, заложить между пальцами, как папироску, а когда жандарм отвернется, быстро просунуть ее сквозь сетку. Для связи Феликс предложил Яна Росола; Ян живет рядом с тюрьмой и носит некоторым арестованным обеды из соседней ресторации.

Просидев не более четверти часа, гость распрощался и попросил, если удастся, передать Зосе открытку. На открытке были изображены Гонсеницовы гали, которые, несомненно, вызовут у Зоси столько воспоминаний.

Своего адреса гость не оставил, сказал, что писать брату надо на Ягеллонский университет, и Сигизмунд

Генрихович заподозрил: уж не Феликс ли это был у него?

Феликс пробыл в Варшаве несколько дней, но толком ничего не узнал. Одно для него стало очевидным; где-то работает провокатор, и, может быть, не один. О побеге Зоси из Десятого павильона нечего было и думать.

Возвратившись в Краков, Дзержинский написал Тышке:

«В Варшаве есть провокатор, это несомненно. Иначе почему же проваливаются руководители, а типографии, районы — нет? Значит, провокатор где-то около руководящих, активно действующих товарищей».

В ответ на свое признание, что он нелегально побывал в Польше, Юзеф получил нагоняй. Об этом, используя установленную с Зосей связь, Феликс написал ей в Варшавскую цитадель:

«За мой неожиданный визит к матушке мне здорово влетело, придется отказаться от таких поездок. Но ты, Зося моя милая, не сердишься на меня за эту вылазку, не правда ли? Тут сидеть тяжело, хотя я признаю, что нужно. Я страстно жажду движения, жизни, хотел бы вырваться из краковской серости... Впрочем, все это глупости, только бы ты была сильной и все перенесла. Порой, когда думаю о тебе и ребенке, несмотря на все и вопреки всему, меня охватывает какая-то волнующая удивительная радость».

«Матушкой» Феликс называл в письме Варшаву.

Только много лет спустя, уже после революции, среди архивных дел нашли папку с надписью: «Агентурное дело Варшавского жандармского управления по социал-демократии Королевства Польского и Литвы на 1910 год. (Перехват писем)». В папке хранились документы, проливавшие свет на давние события. Некоторые из документов имели прямое отношение к аресту Софьи Дзержинской:

«Копия с письма. Скопировано без ущерба для оригинала.

Автор: Юзеф (Ф. Дзержинский). Член Главного правления социал-демократии Королевства Польского и Литвы. Датировано 21 ноября 1910 г. Без указания места отправления. По штемпелю — почтовый вагон Краков — Калиш. В охранное отделение поступило 23 ноября сего года.

«Я видел Яся. По его словам, еще можно пользоваться отдельными старыми адресами. Рассказывал о своей работе в стране. При взаимной общей беспечности, которая проявляется во всем, ни о какой работе не может быть и речи. Чтобы дело могло развиваться, нужно немедленно покончить с выслеживанием «приносящих вред».

Мартин и Куба выехали на прошлой неделе, а Зося уедет в ближайший понедельник или в следующий за ним».

Дополнительное примечание: По данным охранного отделения, Мартин — на самом деле Матушевский, Куба — Ганецкий, Зося Мушкат — жена Дзержинского».

«Его высокоблагородию господину начальнику Варшавского жандармского управления.

Секретный агент охранного отделения Фиалка доносит:

Из Кракова в Варшаву 28 ноября выехала партийный работник Зося, которая в Ченстохове будет иметь конспиративное свидание с инженером Слонимским, о чем сообщалось ранее».

«Справка охранного отделения: по сему поводу предприняты следующие меры: Зося, она же Софья Мушкат, взята под наружное наблюдение в Ченстохове. Установлено ее свидание с инженером Слонимским, а потом приезд в Варшаву, где она поселилась на Вспульной улице. Ранее проходила под кличкой Чарна».

Все-то знало охранное отделение!.. Все, да не совсем. Вернее, совсем не все. До сведения охранки доходило лишь то, что узнавали провокаторы, затесавшиеся в доверие к подпольщикам.

Но и этого было достаточно, чтобы то и дело происходили тяжелые провалы, чтобы нарушались связи между организациями, создавалась гнетущая атмосфера подстерегающей невесть откуда опасности.

И все же работа революционного подполья продолжалась.

4

Борьба с ликвидаторами достигла наивысшего накала года через четыре после революции 1905 года. У социал-демократов большевиков и в мыслях не было искать компромисса с меньшевиками, делать попытки к объединению, как было это на Стокгольмском съезде. Над Россией вздымалась новая революционная волна, и теперь следовало сконцентрировать силы партии на том, чтобы возглавить массы, вновь поднимавшиеся на борьбу.

Летом 1911 года Владимир Ильич Ленин предложил устроить совещание большевиков — членов Центрального Комитета РСДРП, живущих за границей. Местом встречи избрали Париж. Главное, что предполагали обсудить члены ЦК, — это вопрос о подготовке Всероссийской партийной конференции. Приглашение на совещание в Париже Ленин предложил разослать за двумя подписями — своей и Дзержинского как представителя польской социал-демократии. Так и сделали.

Когда Дзержинский приехал в Париж, Ленин радушно встретил его и сразу повел «показывать город». Они бродили по набережной Сены, любовались мостами, каменными химерами собора Парижской богоматери, но часто, забывая, где они, останавливались на улице и увлеченно говорили о своем, о том, что привело их