Последний аргумент закона - Андрей Воронин

На глаза навернулись слезы. Она чувствовала свое полное бессилие. Против Галкина она ничего не могла сделать.

«Ладно, — залезая под душ, думала Лиля, — придется все-таки доиграть роль обиженной, брошенной любовницы до конца. Вместе с Илларионом мы стрясли бы с него больше, но каждый выбирает свой путь».

Потом Лиле было страшно. Она чувствовала, что Борис Аркадьевич приготовил ей не только этот сюрприз, наверняка, приберег еще какую-нибудь гадость напоследок. Ей казалось, что даже деньги, которые она получит, будут смердеть, как грязные мужские носки.

Она привела себя в полный порядок, словно собиралась выйти на подиум или появиться перед фотокамерами.

«Прощальные гастроли, — глядя на свое отражение, думала Лиля. — Что ж, буду неотразима. Пусть облизывается, мерзавец! Но теперь уж все, его рука не прикоснется ко мне. Я их всех ненавижу, они мне все противны. Получу деньги и воспользуюсь советом Иллариона, может быть, куда-нибудь уеду. Хотя этих денег надолго не хватит».

Ее «ауди» стояла во дворе, еще не успевшая просохнуть от утренней росы. Она забралась в салон, вырулила со двора. Городской пейзаж расплывался, как во время дождя — она не могла сдержать слезы. Такая жалость к самой себе нападала на нее крайне редко, и чем ближе она подъезжала к дому Галкина, тем сильнее становилась жалость.

Встречали ее как обычно. Охранник у двери подъезда молча открыл дверь, охранник за письменным столом возле лифта поднялся, увидев ее. Но Лиле казалось, они все уже знают о том, что она здесь в последний раз, все знают о том унижении, которое ей предстоит испытать.

Ей представлялось, что охранники, глядя ей в спину, строят ей рожи и нагло ухмыляются, показывая друг другу непристойные жесты. Створки лифта сошлись, и Лиле вдруг показалось, что створки никогда больше не откроются.

Но вновь возник охранник с приветливой улыбкой на звероподобном лице. Все переживания Лили никак не отражались в ее внешности, она по-прежнему держалась с достоинством, шла как по подиуму.

Начальник охраны Антон встретил Лилю в квартире с мрачным лицом. Лиля хотела пройти к кабинету, но начальник охраны остановил ее:

— Борис Аркадьевич просил вас подождать. Можете выпить минералки, сока, в голосе Антона было столько холода, что Лиле показалось, минералка сейчас превратится в лед.

Она села, забросила ногу за ногу и закурила первую сигарету за эту ночь и за этот день. Антон хоть и посмотрел на сигарету в ее руках неодобрительно, но делать замечание не стал.

«Черт его знает, как у них там дальше сложится с Галкиным, может, останется еще в фаворе?»

Лиля растягивала сигарету, как могла, но всему есть свой предел. Огонек подобрался к самому фильтру, тронув тонкую золотую полоску, окурок упал в массивную хрустальную пепельницу.

О Лиле словно забыли. Незнакомые ей люди заходили, о чем-то шептались с Антоном, исчезали. Антон заглянул в кабинет к Галкину, быстро вышел оттуда и сухо сообщил:

— Можете зайти, — и, не оборачиваясь, покинул гостиную.

Лиля чувствовала себя провинившейся школьницей, вызванной в кабинет к строгому директору. Ей уже казалось, что близкие отношения с Галкиным — это плод ее фантазии.

«С богом», — подумала она.

Борис Аркадьевич сидел за маленьким столом так, словно был чужим в своем кабинете и ждал прихода хозяина, который займет солидный стол и массивное кожаное кресло. Он быстро закрыл экран монитора и жестом предложил сесть.

Лиля села, закинув ногу за ногу, твердо себе пообещав, что первой разговор не заведет.

Галкин взял трубку телефона и сухо произнес:

— Зайди ко мне в кабинет.

Дверь, соединявшая кабинет с жилыми комнатами, открылась, и на пороге застыл Галкин-младший. Он уставился на Лилю. Лицо его было мрачным, выглядел он как человек, давно не появлявшийся на свежем воздухе, под глазами темнели круги.

— Что же вы не целуетесь?

Лиля прикусила губу. Галкин-младший осклабился.

— Может, хватит меня лечить электрошоком? — упавшим голосом обратился он к отцу.

— Я тебя еще не начинал лечить, но если придется, дойдет и до этого. Значит, так, друзья мои, с сегодняшнего дня, вот с этого самого времени, посмотрите на часы…

Лиля обернулась. Аркадий Галкин тоже посмотрел на часы в углу кабинете.

— Вы больше не знакомы. Вы больше никогда не будете встречаться, никогда не будете разговаривать, потому что так решил я. Посмотри на эту сучку внимательно. Она умудрялась доить и тебя, и меня, она даже хотела меня шантажировать.

Лицо Галкина было таким, как у киношных инквизиторов. Явно, что каждое слово, срывавшееся с тонких губ, было заранее приготовлено.

— Я, конечно, могу назвать для Аркаши точную сумму, в которую ты нам обошлась, но не хочу тратить на это время. Сегодня ты стоишь двести тысяч и ни цента больше со всеми своими вонючими потрохами.

Он решительно встал, подошел к письменному столу, выдвинул верхний ящик и небрежно одну за другой принялся швырять плотные пачки долларов. Деньги падали на крышку стола с деревянным стуком.

— Она продала тебя, хотела продать меня. А я покупаю вас всех — тебя, урод, и тебя, сучка. Без меня вы ничего не стоите. Забери деньги.

У Бориса Аркадьевича все было рассчитано. Он понимал, Лиля не сможет отказаться от денег. Она встала, сглотнула слюну, подошла к столу. Она старалась вести себя уверенно, собрала всю свою волю в кулак.

«Я буду молчать, — решила она, — молчать до последнего момента».

Она складывала деньги. Пачки рассыпались. Она не могла удержать их в руках и растерянно огляделась.

— Пакета я тебе не обещал. Привыкла жить на всем готовом.

Лиля сбросила светлый тонкий пиджак, сложила деньги в него, завязала рукава узлом.

— Надеюсь, я могу быть свободна?

— Пошла вон! — крикнул Галкин. Лиля, даже не оборачиваясь, вышла.

— А ты останься. Аркаша замер.

— Мое терпение лопнуло, — проговорил Борис Аркадьевич, — пока дело касалось проституток, пьяных кутежей, я сдерживался, но теперь понял, что тебе место в тюрьме. Сдать тебя ментам у меня рука не поднимается. Оставлять одного в городе тоже нельзя, я уезжаю на форум. Ты у меня посидишь взаперти, без спиртного, без баб и без развлечений, даже без телевизора.

— Загородный дом? — состроил недовольную мину Аркаша.

— Именно. Посидишь под охраной и, может, поумнеешь.

Аркаша обреченно заложил руки за спину.

— Антон, завезете его в старый загородный дом, тот, который я купил первым. Держать его в черном теле, до моего распоряжения. Станет угрожать бейте, я разрешаю.