Тайное братство - Робин Янг

Саймон окинул ее взглядом.

— Я так и подумал, что это, должно быть, ты.

Примерно с минуту все молчали.

— Значит, ты не рад меня видеть, — проронила наконец девушка, бросив на Уилла лукавый взгляд.

У него сразу же все напряглось внизу живота. И так всегда. Стоило ей посмотреть на него вот так, и все внутри мгновенно превращалось в огненную массу.

— Почему не рад? — пробормотал он. — Конечно, рад. Но если тебя поймают, винить будут меня. — Саймон тем временем взял швабру и начал чистить стойло. — Тебе нельзя сюда приходить. Это слишком рискованно.

Элвин вздохнула.

— Я бы не пришла, если бы приходил ты. А то даже на записки отвечаешь через одну. — Выражение ее лица стало серьезным. — Я думала, мы друзья, Уилл.

— Мы и есть друзья. — Уилл оперся спиной о стенку, скрестил руки на груди.

— В любом случае, если меня кто-то увидит, я скажу, пришла навестить могилу дяди.

— В конюшне?

Элвин усмехнулась.

— Скажу, спрашивала у тебя дорогу на кладбище.

— Эврару только дай повод, и он еще на год отложит посвящение. Ты это знаешь, Элвин. Конечно, я очень хочу тебя видеть, но не могу. Пока. Вот стану рыцарем…

— Сколько раз ты уже говорил это. На нашей последней встрече сказал о намерении поговорить с инспектором насчет посвящения. Ну и как? — Нетерпеливым жестом Элвин отбросила волосы назад.

Уилл прочертил носком башмака круг в пыли на полу.

— Инспектор не захотел со мной разговаривать.

Он врал. После ссоры с Эвраром он так и не выполнил свою угрозу. Не пошел к инспектору. Не смог. Ведь отец думает, сын стал рыцарем. Как же будет выглядеть, если Уилл заявится к нему в сержантской тунике? Придется признаться во лжи. Но можно ли после этого рассчитывать, что отец примет его с распростертыми объятиями?

— Послушай, — сказала Элвин, подходя ближе, — я скопила кое-какие деньги из жалованья королевы. Хочу отправиться на Святую землю. Ты же знаешь, это моя мечта. В следующем году у меня будет достаточно, чтобы хватило на нас двоих. Лишь бы Эврар представил тебя к посвящению.

Саймон продолжал возиться в стойле.

Уилл никак не мог принять это трогательное предложение. Он хотел отправиться на Святую землю как рыцарь, а не простой пилигрим. И единственное, что интересовало его там, — встреча с отцом. Потом можно будет подумать о женитьбе на Элвин. Не раньше.

— Спасибо, — сказал он, — но прежде нужно добиться у Эврара согласия на посвящение. — Он выдавил из себя улыбку. — А потом что-нибудь придумаем.

Темпл, Париж

24 октября 1266 года

— У нас не так много времени.

— Я подвел тебя, брат, прости.

— В этом нет твоей вины, Хасан. — Эврар перестал мерить шагами солар. — Задача оказалась не из легких.

— У меня встречались и потруднее. И я справлялся с ними не за три месяца, а быстрее. — Хасан пригладил рукой свои черные волосы. — Трубадур останавливался под своим настоящим именем только на двух или трех постоялых дворах. Чаще всего он называл выдуманные имена. Неужели он ходит лесными тропами? Потому что на дорогах его никто не видел. И о моей охоте на него он знать никак не мог. Я действовал осторожно.

— Не сомневаюсь.

— Следовало, конечно, задержаться и поискать еще, но я опасался прибыть сюда после него.

— Ты правильно сделал, что вернулся. Конечно, тебе не повезло, но у Пьера де Понт-Экве определенно есть причины остерегаться. — Эврар сел рядом с Хасаном у окна. — Брат Жиль посетил нас недавно, чтобы окончательно договориться. Никола де Наварр отправится с группой рыцарей во дворец. Они намерены арестовать трубадура перед выступлением, тогда у него наверняка при себе будет «Книга Грааля». Мы должны добыть ее раньше, или потеряем книгу навсегда. — Эврар покачал головой. — Я попросил у инспектора позволения изучить ее, но Пьера вместе с книгой заберут доминиканцы. Наши рыцари нужны, чтобы уговорить короля не вмешиваться.

— Я собираюсь следить за южными воротами и захватить Пьера, когда он войдет.

— В ближайшие пять дней трубадур может прибыть в любое время, а ты, если будешь слоняться у ворот, способен его спугнуть. К тому же ворота на ночь запирают. Так что Пьер войдет в город днем, когда на улицах будет много народу. Нет. Нам нужно сделать все быстро и тихо.

— Может быть, мне попытаться прихватить его где-нибудь во дворце?

— Король никогда не испытывал восторга от чужестранцев, Хасан. — Эврар помолчал. — Но меня, надеюсь, примут там любезно. Из-за книг, которые Людовик очень охотно купил бы для своей коллекции. Я могу явиться во дворец с предложением королю какого-нибудь интересного манускрипта. А там…

— Что там, брат? — прервал его Хасан. — Как ты отберешь у трубадура книгу? Украдешь? Но это невозможно сделать незаметно. Применишь силу? Но ведь ты уже больше двадцати лет не брал в руки оружие.

Эврар молча подошел к столу, вылил из кувшина в кубок остатки вина. Повернулся к Хасану.

— Разве так уж важна моя жизнь или твоя, брат? Придет время, и мы оба умрем. Но наше дело должно жить. — Эврар поежился. — Мы обязаны спасти его, чего бы это ни стоило.

— А твой сержант? — тихо спросил Хасан. — Может быть, во дворец послать его?

— Я с ним об этом не разговаривал, — резко проговорил Эврар, ставя кубок на стол.

— Но ты собирался, брат.

— Да, — согласился Эврар, — собирался. А потом подумал и решил, что он пока не готов.

— Как тогда быть? — пробормотал Хасан.

— Мне нужно свежее вино.

— Я принесу.

— Нет, — сказал Эврар, направляясь к двери. — Пойду сам, подышу свежим воздухом.

Дверь за капелланом закрылась. Хасан медленно подошел к шкафу, пробежал кончиками пальцев по дереву. Оглядел погруженную в полумрак комнату. Ведь у него никогда не имелось своего дома. За год до рождения Хасана орды Чингисхана вторглись в Хорезм, самое могущественное ханство в мусульманском мире. Его родители были вынуждены бежать. Хасан с младенчества кочевал с остатками хорезмской армии по северной Сирии. Отец воспитал его воином, внушил ненависть к завоевателям. Но у Хасана она не оставалась такой острой, ведь он никогда не жил в стране, которую они потеряли.

Хорезмцы перебивались как могли. Что-то выращивали на земле, служили наемниками. А двадцать два года назад султан Египта Айюб призвал их, чтобы изгнать из Палестины франков. Хасану тогда исполнилось девятнадцать. Он пошел с войском в десять тысяч сабель в поход на Иерусалим. В пути его отец и остальные мечтали об отмщении. После Иерусалима планировалось выступить вначале против монголов, а затем и против самого Египта. Хорезмская армия прошла по Иерусалиму как чума, оставив после себя горы трупов. Тысячи христиан ринулись из города к побережью, но отец Хасана приказал поднять над крепостью флаги рыцарей-франков, и многие из бежавших христиан возвратились, поверив в спасение. Хасан видел, как они входили в город, похожие на овечью отару, которую гонят на бойню. Их истребили всех до одного, включая женщин и детей. В довершение хорезмцы разграбили храм Гроба Господня и перерезали там всех священников. Выжил лишь один, спрятавшись под мертвыми телами.