Возраст не помеха - Виктор Сергеевич Мишин

– Это приказ с того берега, не обсуждается!

– Мама дорогая, какой приказ, товарищ командир, я не боец, как мне могут приказать? – разошелся я.

– А приказ не тебе, а мне, и я его намерен исполнить, точка!

– Ну и хрен с вами, такими умными, – буркнул я себе под нос, но начштаба услыхал. Мужик он строгий, по лицу видно, не любит, когда перечат, да еще и дети всякие.

– Эх, был бы ты постарше, я б тебя выпорол и в лодку забросил.

– Да где вам, – улыбнулся я, – я молодой, увернусь, не поймаете.

Все присутствующие засмеялись, а в землянку вдруг вошел Родимцев.

– Что тут такого смешного? – окликнул он начштаба.

– Да вот, этот ваш диверсант возмущается, что его на берег отсылаем, грозится, ругается.

– Так, Захар, тебе объяснили приказ? Тогда какие возражения?

– Разрешите переговорить с вами, Александр Ильич?

– О чем? – удивился комдив.

– О немцах, конечно.

– Говори.

– Карту можно? Нарисую последние данные, что успел узнать, раньше все как-то некогда было.

– Так уж все изменилось поди, ты ж давно ушел. Сколько всего произошло?

– Ну, буду рисовать, поправите, если у вас другая информация.

Выдал я по полной программе. Сообщил об атаке на Г-образный и дом железнодорожников, на проходы в овраге Долгий и самоходах с юга. Расписал все, что только помнил о конце сентября в Сталинграде, ну и от себя добавил.

– Обратите особое внимание на объекты, которые, возможно, придется оставить. Не жалейте взрывчатки, заминируйте их заранее. Заняли немцы дом, ну не получилось удержать, банально некем, рванули и баста. Зачем отдавать выгодный пункт наблюдения или обороны просто так?

– Парень, я уже попривык, конечно, к твоим рассуждениям, но не думай, что ты такой умный, – произнес спокойно Родимцев, когда я закончил. – Ты же сам все видел здесь, иной раз этаж несколько раз за день переходит из рук в руки. Война идет быстрая, спланировать на день вперед, это дать противнику возможность тебя обыграть. Да и не знаешь ты многого, оттого и советы пытаешься давать. Смотришь только с одной стороны, даже не с немецкой, а со стороны простого бойца. Вот отправим тебя в тыл, там тебя подлатают, выучат, станешь командиром и поймешь, каково это, смотреть разом со всех сторон.

А ведь он прав. Как бы меня ни готовили, чего бы я ни знал благодаря знаниям из будущего, но смотрю на все однобоко. Но я оправдываю себя заботой о бойцах и командирах, которых хочу спасти. К сожалению, реальность любой войны такова, что люди ДОЛЖНЫ гибнуть, иначе не бывает. Как бы страшно это ни звучало.

Деваться было некуда. Немцы меня ждут только для того, чтобы повесить повыше, в назидание другим, а нашим вроде как уже и не нужен. Было немного обидно считать себя отработанным материалом, но, видя, как со мной прощаются все знакомые и незнакомые бойцы и командиры, сердце радостно трепетало. Перед самым отходом катера на берег прибыли мои знакомые разведчики. Подчинялись они штабу фронта, поэтому ехали на левый берег, и так совпало, что со мной вместе. Командир группы был невесел, его немного потрепало, бинты на руке и ноге, но хмурился он, предвкушая получение выговора, а может, и чего похлеще. Задача у них была совсем другая, а они полезли на штурм вместе с пехотой, за это по головке не погладят. Никого не интересует, что дело они сделали успешно, главное, нарушили приказ. В отличие от командира, Малыш очень радовался тому, что я уезжаю с фронта, так и сказал, не место мне тут. Парень тоже был ранен, причем в голову, но не отчаивался, все храбрился, называя ранение пустяком. Лишь один снайпер был как всегда молчалив и хладнокровен, как же он соответствует своей армейской специальности, просто идеальный снайпер. Он единственный из группы был цел и невредим, царапины не в счет, там, в банке и до рукопашной дошло, так что царапины и ушибы были у всех, да их на войне никто и не считает, это нормально.

Попробовал узнать у Родимцева о комиссаре Рыкове, ведь все с него у меня началось, поверил мне и других убедил, хороший мужик. Родимцев не знал о нем, жаль, я с последней нашей встречи (кажется, это было так давно, а на деле прошло несколько дней) ничего о нем и их батальоне не слышал, жив ли он?

Катерина тоже пришла, я был очень рад ее снова увидеть и, обнимая на прощание, взял с нее слово беречь себя и писать мне, хотя и не знал – куда. Девушка смотрела на меня очень внимательно, а я шепнул, чтобы она увольнялась из армии, она не призывник, доброволец, может и уйти. Она возмущенно фыркнула, но я обнял ее и сказал, что не переживу, если с ней что-то случится. Ну, влюбился я, наверное, что тут скажешь? Она улыбнулась и засмущалась одновременно, а в ответ лишь кивнула. Я понимал, что скорее всего больше не увижу ее, от этого становилось очень горько, но вновь я был бессилен что-либо изменить. Вообще, кажется, я начинаю верить в то, о чем часто говорили в будущем. Изменить прошлое нельзя, одному человеку тем более это не под силу. Правы, выходит, были те люди, кто такое заявлял. Что бы я тут ни делал, а чего-то серьезного все равно совершить не удалось. Спасти людей не вышло, да и смешно было мечтать о таком, переломить ход войны тем более не смог. Да будь я хоть трижды самым умным и сильным, как заставить махину истории двигаться в другую сторону? Ну, убил я кого-то, и что? Не я, так его убил бы кто-то другой, а даже если бы тот человек и выжил, может, он был столь незначительной личностью, что история никак не заметит его присутствия. Эх, одна мысль только гложет, для чего меня вообще сюда закинули? Испытать? Дать шанс прожить новую жизнь? Одни вопросы, и ответов на них никогда не найти. Может, все проще, душа умершего скитается в каком-нибудь информационном поле, бывали в будущем и такие теории, и попадает в новое тело случайным образом. Может попасть в будущее, а может в прошлое. Моя вот сюда залетела, а душа того паренька как же тогда? Ведь он тут не умер, я появился в его теле просто во время сна, как тогда? Ой, что-то совсем в ересь залез, надо вылезать, тем более фрицы, вон, обстрел начали, а наш катер едва до середины Волги