Сад утрат и надежд - Хэрриет Эванс

– Ты останешься в Лондоне и будешь шить баннеры для грубых теток, которые хотят голосовать.

– Грубых теток? Ай-ай-ай. Я бы скучала без вас, Элайза. А что вы скажете о бедной миссис Тукер? Ей пришлось развлекать вас, когда вы неожиданно появились у нее. И как вас спас Дарлинг? – Она прижала руки к груди, уронила их и тяжело вздохнула. Ей не хотелось показывать детям, как она ужаснулась и встревожилась, когда Дарлинг привел промокших ребятишек, а они извивались в его руках, как головастики, и ревели от ярости – вернее, ревела Элайза, а Джонни жалобно завывал.

Элайза нашла старую лодку на берегу речки. Они успели доплыть до церкви, когда их заметил Дарлинг – он подметал дорожки на кладбище. Джон в душе обрадовался – разве это не ужасно? Но грести было тяжело, у него заболели руки, и он боялся упасть в воду. Потом Элайза раскачала лодку, и они все равно оказались в воде, ужасно холодной. Зеленые водоросли хватали за ноги, словно русалочьи волосы… Джон сидел на стуле, дрожал, слезы текли по его маленькому лицу.

– Что мне с вами делать? – спросила Мэри, чуть улыбнувшись, но ее брови были нахмурены. – Ой, детки. Идите к себе наверх. Вы себя плохо вели.

– Нет, неправда! – выкрикнула Элайза, покраснев от стыда и огорчения. – Мы храбро вели себя, и нас нельзя ругать за это! – Она прикусила губу. – К тому же не надо наказывать Джонни. Это я заставила его это сделать.

Мэри прижала к груди мокрую голову племянницы и погладила ее волосы. Холодную щечку, липкие руки.

– Мой ангел, вы храбрые и замечательные, но все равно меня надо слушаться, понятно? – Она посмотрела на спутанные волосы девочки. – Нельзя так убегать.

Элайза высвободилась из ее рук и встала.

– Я обещаю.

Мэри улыбнулась и потрогала намокшую кофточку; сквозь ткань просвечивала ее бледная кожа.

– Милая моя, у тебя характер, как у твоей мамы, ты такая же храбрая в любой ситуации. Если хотите, завтра я отвезу вас на лодке в деревню. Я умею грести – немножко.

– Нет! Пожалуй, да! – крикнула Элайза и снова залилась слезами.

Неожиданно позади них раздался голос:

– Ну и ну. Что-то случилось? Тетя Мэри не справляется с детьми?

Джона поразило выражение на лице тети Мэри, когда она взглянула на высокую фигуру, появившуюся на террасе. А тот человек смотрел на них и улыбался, держа руки в карманах твидового костюма. Подойдя к ним, он ласково сказал:

– Добрый – добрый вечер, Мэри – мисс – мисс Дайзарт, вернее. Я страшно виноват.

Побледнев, она испуганно покосилась на свою просвечивавшую блузку и замерла, вцепившись руками в юбку. Тяжело вздохнула, подошла к нему и подала руку.

– Далбитти, – сказала она, и ее голос звучал уже иначе, весело и легко, не как у строгой тетки. – Как я рада вас видеть.

Он взял ее за руки и посмотрел на нее со строгим лицом; они оба застыли в неподвижности.

– Дорогая моя Мэри. Как я рад, что увидел вас здесь.

Он махнул рукой в сторону дороги, где возчик снимал с повозки большой деревянный ящик.

– Внеси в холл, – сказал ему Далбитти. Потом повернулся к огорченным детям, глядевшим на него огромными от удивления глазами. – Я привез вам мой должок, зная, что ваши родители в отъезде, хотя думал, что за вами присматривает Зиппора, а не ваша тетя Мэри. – Он говорил это детям, но глядел на нее. – Идите и посмотрите, что я вам привез.

В полукруглом холле, куда сквозь крышу лился свет вечернего солнца, Далбитти взял большой ящик и осторожно поставил его на плитки пола. Он сильно надавил на доски упаковки, нагнулся, убрал их, и дети ахнули.

Это был домик – их домик. Он стоял в центре холла и был Джону до плеч; в стрельчатые готические окна вставлены настоящие стекла, крыша как резная рыбья чешуя.

– Это ведь… – Мэри задохнулась от удивления, но спокойно добавила: – Это был мамин домик. Потом мы тоже играли в него. Откуда он у вас?

– Ах, Мэри. Пертви вынес его во время последнего приезда домой. Я ждал его возле дома в моем экипаже, пока он просил денег у вашего отца, – это было в последний раз, и отец его просто высмеял. Но Пертви ушел вот с этим домиком. Сначала я даже не понял, в чем дело – он накрыл его пледом; бедняга пошатывался и почти не видел, куда идет. – Глаза Далбитти лукаво сверкнули. – О, старая гувернантка пыталась остановить его – но он был зол; видели бы вы выражение его лица, когда мы уезжали!

– Пертви это сделал?

Далбитти кивнул:

– Да, он сказал, чтобы я отдал его детям. Тогда я отвез его Неду и рассказал ему, и он согласился, чтобы я это сделал. И вот он здесь, Мэри. Надеюсь, вы не возражаете?

Она взяла его за локоть.

– Вы такой заботливый. По-моему, это самый добрый поступок, какой я видела в жизни. Бедный Пертви. – Ее глаза затуманились слезами. Далбитти смотрел на нее, стоя за домиком и заложив руки за спину.

– Мне очень жалко, Мэри.

– Дядя Далбитти, – сказала Элайза. – Скажите, пожалуйста, он открывается?

– Да, конечно. – Далбитти присел на корточки, поддернув на коленях брюки. Он открыл защелку, и домик раскрылся, словно ореховая скорлупа, обнажив интерьер – изогнутую лестницу, белок на перилах, даже маленькие посудные шкафы и откидывающиеся сиденья под окнами, в которых можно хранить сокровища. В их комнатках были железные кровати, сундучки и витражные окна. Дом отличался в одном – петля была справа, а не слева. В игрушечном домике большой дымоход Соловьиного Дома и огромный камин в гостиной были сделаны со стороны петли.

– Вот, – сказал Далбитти, приподняв дымовую трубу, – волшебная штука – тайник. – Элайза заглянула в него, привстав на цыпочках.

– Ого, он широкий; там поместится моя коллекция клюшек. – Джон нерешительно шагнул ближе.

– Клюшек, – сказал Далбитти, обняв худенькую фигурку мальчика. Джон тоже заглянул в дымоход. – Или сладостей. Вы знали об этом, Мэри?

– Нет! – воскликнула Мэри. – Столько лет играла, но не знала…

– Я обнаружил вот это… – Он протянул ей записку. Мэри развернула ее дрожащими пальцами. На тонкой бумажке было написано аккуратным детским почерком:

– Так похоже на него! – воскликнула Мэри, прижав к груди записку. – Он чувствовал вину и не нашел силы повиниться, просто спрятал записку. – Она даже не могла вспомнить тот сервиз. – Ох, Пертви.

– Там можно что-нибудь прятать, – сказал Джон, оценивший эту идею; он протянул руку и пошарил в дымоходе.

Далбитти вынул из кармана монетку и бросил в трубу. Она звякнула.

– Полпенни. Денежка твоя, если сумеешь достать ее.

– Сокровище, – радостно воскликнул Джон и с широкой улыбкой повернулся к Далбитти: – Спасибо, сэр.