Воля богов!. Повесть о Троянской войне - Леонид Свердлов

Вежливая речь Нестора была Агамемнону так же неприятна, как и грубые слова Диомеда, но не признать правоты обоих он не мог. Сейчас, когда гнев не застил ему разум, он мог рассуждать вполне здраво и понимал, что, как ни велико его войско, как ни много славных героев состоят под его началом, его успех целиком зависит от маменькиного сынка Ахилла и от папенькиной дочки Афины. Ради общего дела приходилось с этим мириться. Агамемнон, насколько мог, отбросил царскую гордость, смиренно склонил голову и ответил:

— И не говори, Нелеевич. Не знаю уж теперь, что на меня нашло. Видать, действительно блат есть на Олимпе у Ахилла и его мамаши. Вот он и отыгрался. Ладно, я готов извиниться. Дам ему золото, треножники новые, коней, что мне на скачках уже немало призов принесли, верну ему его пленницу, к которой я, кстати, ни разу не притронулся, и ещё семь таких же красавиц добавлю. А после победы отдам ему столько троянского добра, сколько его корабль сможет увезти. И двадцать троянок любых, какие ему самому понравятся, кроме только Елены Прекрасной. А когда домой вернёмся, выдам за него любую свою дочь — у меня их ещё три или четыре осталось, и дам в приданое семь городов, и сделаю своим наследником. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы он перестал на меня злиться? Я готов пойти ему навстречу, пусть уж и он мне навстречу пойдёт. Я ведь всё-таки старше и по возрасту, и по званию.

— Да, — задумчиво сказал Нестор, — в жадности тебя после этого никто не упрекнёт. Пусть Ахиллу теперь сообщат твои предложения те, кого он сам особенно почитает. Вот Одиссей Лаэртович и Аякс Теламонович — они его друзья, он с ними завсегда советовался. И Феникс Аминторович — воспитатель его и учитель. Феникса Ахилл обязательно послушает.

Выбор Нестора собрание дружно одобрило, и старик подробнейшим образом проинструктировал делегатов. Он наговорил им столько советов, что под конец исчерпал весь свой запас слов и объяснялся с помощью жестов и подмигивания.

Обременённые инструкциями и советами делегаты отправились к Ахиллу.

Чем ближе они подходили к его палатке, тем громче слышались леденящие душу звон и завывания.

Слава греческого войска Ахилл производил совсем не героическое впечатление. В своей большой, обложенной пёстрыми коврами, обвешанной зеркалами, обставленной золотыми светильниками и мягкими креслами палатке он лежал на кровати в позе, изображающей печаль и тоску, и предавался грусти, задумчиво бренча на трофейной, очень дорогой и красивой, но совершенно не настроенной форминге и распевая романсы собственного сочинения. До прихода гостей единственным слушателем был Патрокл — лучший друг Ахилла, настолько преданный, что не оставил его, даже когда он играл на лире.

Увидев вошедших делегатов, славный герой перестал терзать ни в чём не повинный инструмент и изобразил на лице одновременно страдальческую и милостивую улыбку. Он действительно был рад новым свидетелям своей печали.

— Проходите, друзья! — сказал он. — Я знаю, что вы пришли не для того, чтобы поддержать меня в трудный час моей жизни. Знаю, кто и зачем вас прислал. Но даже в таком качестве я рад вас видеть.

Эта речь явно была подготовлена заранее, обычно Ахилл выражался проще. Конечно, он ждал, что к нему придут, и ждал с нетерпением. Он, хоть и обещал немедля отправиться домой, специально остался, чтобы дождаться этого момента, и теперь наступали самые счастливые минуты его жизни: минуты, когда обидчик приполз к обиженному на брюхе. Многие мечтают об этом, но очень немногим удаётся до этого дожить. И хорошо, что не удаётся, ведь очень трудно повести себя в такой ситуации достойно, сохранить после этого уважение окружающих и не дать поводов для насмешек, презрения и мести.

Ахилл хотел растянуть минуты своего торжества как можно дольше, поэтому он не стал сразу говорить о деле и велел Патроклу принести вина и приготовить хороший ужин. Делегаты уже поужинали, и им было сейчас не до выпивки, но от гостеприимного предложения Ахилла они не отказались.

Лишь когда жареное мясо уже было разложено по тарелкам, а вино разлито по кубкам, делегаты перемигнулись, и Одиссей заговорил:

— Спасибо за угощение, но мы, как ты уже понял, пришли не за этим. Троянцы стоят под самыми стенами нашего лагеря. Гектор как с цепи сорвался, и, похоже, Зевс ему помогает. Ждёт не дождётся утра, чтобы пожечь наши корабли и всех перебить. Ты мог бы нас спасти, если бы решил вернуться в строй. Иначе ты пожалеешь, когда будет уже поздно. Не этому тебя учил твой отец. Он не был таким великим героем, как ты, но он никогда не бросал товарищей в беде. Агамемнон просит у тебя прощения. Он готов загладить свою вину.

Одиссей в точности перечислил все те дары, которые обещал Агамемнон. Пока он говорил, Ахилл как мог изображал на лице равнодушие. Когда же пришло время отвечать, он заговорил с уже не скрываемым торжеством:

— Скажу сразу откровенно и прямо, чтобы этот разговор бесполезно не затягивать. Раньше надо было об этом думать. Где вы все были, когда эта сволочь надо мной постоянно издевалась? Кто больше всех в нашем войске трудился для славы Атреевичей, кто за ихних жён себе анус больше всех рвал, кто ночи не спал, а все дни проводил в битвах? Я за это время штук двадцать городов захватил. Мне кто-нибудь сказал за это спасибо? Кто всё время в лагерь с горами трофеев возвращался, будто птичка к птенцам с червяком в клюве? И каждый раз вместо благодарности получал истерики и скандалы. Агамемнон всё себе забирал и раздавал своим дружкам, а мне только то, что ему казалось лишним. И всякий раз сцены мне устраивал, я-де без приказа на варваров напал. Так что ж он приказов таких не отдавал?! Мы сюда воевать пришли или в лагере как идиоты торчать? Сам он хоть раз какой-нибудь город захватил? Только и умеет, что на других наезжать. А теперь уже до того обнаглел, что пленниц у меня отнимать начал. А ведь мы все из-за чего сюда пришли? Потому что кто-то у его братца жену увёл. Выходит, только у Атреевичей жён уводить нельзя? Мужской гордости ни у кого, кроме них, тут нет? Я, может быть, эту, — тут Ахилл на мгновение задумался, обнаружив, что не знает имя пленницы, которую забрал себе Агамемнон. Вроде она говорила, что её отца зовут Брисом, а как её саму зовут, он не спросил, — которая дочка Бриса — я её, может, больше жизни любил, как если бы она мне жена была. А он её забрал и теперь, небось, с ней развлекается. Думает, я её обратно возьму? Пусть дурака ищет! Достало! Хватит! Считаете, что я воюю неправильно, так я вообще никак воевать не буду. Вы и так справляетесь. Стену, я видел, вчера построили. Думаете, она Гектора остановит? Мечтать не вредно! Теперь-то он вам покажет! Это пока я за вас воевал, он из города носу высунуть не решался, а теперь-то он уж развернётся. Я ему больше не враг. Моя служба закончилась. Завтра сажусь на корабль и уплываю к себе домой. И вам то же самое советую сделать, если у вас ещё гордость осталась. Агамемнону всё равно надо над кем-то издеваться. Не будет меня — над вами станет. Я ведь не для себя стараюсь, я не только свою честь защищаю, но и вашу — вы-то сами трусите ему поперёк говорить. Вот он вас ко мне и послал. Сам-то побоялся мне в глаза посмотреть. Хвост поджал, заскулил, как собака побитая. Купить меня захотел. Но я у него ничего не возьму, так и передайте. Хоть он мне все сокровища мира предложит! Никогда больше с ним никаких дел иметь не буду. Всё! Его для меня не существует. Раз он меня оскорбил, обобрал — второго раза не будет. И дочери его мне не надо. Один раз он уже называл меня женихом своей дочки — использовал меня, гад, как приманку, до сих пор вздрагиваю, как вспомню, в какое он меня тогда положение поставил. Пусть бы его дочери хоть красивей Афродиты и умней Афины были — даром не надо, пусть других желающих ищет, кто знатнее и послушнее. Мне мой папа дома какую угодно невесту найдёт, за меня пойдёт всякая. И заживу, наконец, как человек. И не надо мне никаких троянских сокровищ. Да и откуда там сокровища после нашей-то осады — они всё проели уже давно! Сокровища дело наживное, можно и без них прожить, а вот если помру, то никакие сокровища мне не понадобятся. Мне мама с самого начала говорила, что убьют меня здесь, а если вернусь, то доживу до старости. Короче, езжайте-ка и вы тоже по домам. Сами видите: Трою вам не взять — ей сам Зевс помогает. Я-то, по крайней мере, завтра уплыву. И Феникс вот тоже. Кстати, Феникс, оставайся у меня ночевать, чтобы тебе завтра корабль не пропустить. Или ты не хочешь со мной домой ехать?