Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

— Что значит — «плохо»? — поинтересовался я.

— Когда мы стояли под автоматом Луиджи, всё было «очень плохо». Можешь сравнивать.

— Да уж, — буркнул я, отворачиваясь. Под автоматом Луиджи наше положение выглядело совершенно безнадёжным. С её точки зрения. То есть это — «очень плохо». А вообще дела обстоят просто «плохо». Невелика разница, однако…

— И что?

— Ничего, — отрезала Паола. — Пойми, Андре, меня сейчас может спасти только одно — союз с месье Дюпре. С твоим отцом. Если он откажется от поддержки Кольбиани и встанет на мою сторону — всё ещё можно переиграть. А вести дела со мной будет гораздо удобнее, чем с этими… сицилийцами. Твоему отцу…

— Давай поговорим о музыке, Паола, — оборвал я её. — Или я выйду прямо сейчас.

Она замолчала, проглотив конец фразы, и непонимающе уставилась на меня. Потом взглянула через плечо на землю, проплывающую где-то далеко внизу и… отвернулась. Значит, поняла. У Паолы Бономи могло быть множество лиц, ролей, воплощений — сильных, слабых, добрых, злых. Разных.

А мне была близка лишь одна Паола Бономи.

* * *

Пронзительный звук сирены, сопровождавший санитарную машину, постепенно растворялся в шуме бьющихся о причал волн, и сама «скорая помощь» уже давно скрылась из вида, а я всё ещё продолжал стоять и смотреть в ту сторону. Суетливость, желание быть хоть чем-то полезным сменились какой-то апатией, лень было даже уйти со стремительно нагревавшегося на солнце дебаркадера. Полнейшая неизвестность только усугубляла это состояние. Жизнь оставалась одной сплошной загадкой, и впереди не виднелось ни малейших признаков определённости. Так и не пришедшего в сознание Дмитриева забрали недавно отъехавшие «эскулапы», Паола скрылась на борту роскошной посудины, которую она упрямо называла яхтой. Одиноко маячить на выложенной каменными плитками площадке, соединявшей несколько причалов этого небольшого частного порта, было достаточно глупо. Да и жарко к тому же. Нехотя развернувшись, я медленно направился к «яхте».

Со вкусом у синьорины Бономи был полный порядок, это сказывалось на всех вещах ей принадлежавших. Здоровенное «водоплавающее», без затей наречённое «Джульеттой», отнюдь не являлось исключением из общего правила. Хотя и походило более на причудливую помесь маленького парохода с большой лодкой, чем на яхту. Ослепительно-белые борта, метров тридцать длины, высокая рубка, мачта. В данный момент парусов на ней не было, но, во-первых, к чему все эти дешёвые понты, когда в трюме стоит мощный двигатель, а во-вторых — я не сомневался, что одного желания Паолы будет достаточно для того, чтобы на яхте появились паруса любых размеров и цветов. С развевающимся над ними «Весёлым Роджером» включительно. Капитан «Джульетты», юный красавец итальянского происхождения, буквально облизывал хозяйку глазами, на лету подхватывая её распоряжения, и хвостом не вилял исключительно в силу отсутствия такового. Его желание услужить синьорине доходило до абсурда, а исполненные жгучей злобы и ревности взгляды, выпавшие на мою долю, лучше всяких слов говорили о причинах такого поведения. Юноша любил прекрасную Паолу любовью трепетной и нежной. Моё появление нанесло сокрушительный удар по его иллюзиям, поэтому наши отношения испортились ещё до того, как мы были представлены друг другу. Что меня совершенно не опечалило. Я всегда считал, что каждому Ромео для семейного счастья вполне достаточно одной «Джульетты». У мальчика уже был свой экземпляр. Так что — вот вам Бог, а вот — очередь на приём. Записывайтесь, пожалуйста.

Разумеется, он попался мне навстречу, едва я миновал трап и поднялся на борт нашего «ковчега». Смотрел капитан хмуро и говорил, соответственно, сквозь зубы:

— Синьор, вас просили пройти в салон. Синьорина ждёт вас.

Мило улыбнувшись, я поблагодарил его. Получив в ответ многообещающий взгляд. Довольно гадкий мальчишка.

Паола действительно ждала. В отличие от меня, она уже успела переодеться и выглядела так, как выглядела всегда. То есть — шикарно. Только вот выбор, сделанный ею, меня немного смутил. Повторяю, я отнюдь не специалист, но, с моей точки зрения, деловой костюм из черного шёлка от «Hanae Mori» не слишком подходит для морских путешествий. С чувством глубоко неудовлетворения я оглядел свой собственный наряд. Трофейная жилетка с кучей карманов, тёмные костюмные брюки, порванные на колене и покрытые кровью раненого товарища. Зрелище унылое и поучительное. Налицо был явный мезальянс.

— Мы куда-то собираемся? — спросил я на всякий случай, удобно располагаясь на мягком диване.

Меблировкой этого плавучего будуара явно занимался фанатичный последователь идей модернизма, но идеологический сдвиг не помешал ему сделать диваны мягкими, а столы низкими. Появившийся следом стюард молча поставил передо мной широкий и низкий стакан, наполненный виски вперемежку с кубиками льда, и, неслышно ступая, удалился. Сделав хороший глоток, я убедился в том, что мои пристрастия уже известны местному обслуживающему персоналу. Скотч, причём отменного качества. Браво, синьоры.

— Отправляюсь я, Андре, — сказала Паола, с улыбкой наблюдавшая за моими действиями. — Ты останешься здесь. И будешь терпеливо ждать моего возвращения. Хорошо?

Что она находила в этом хорошего, я понять решительно не мог.

— Нет. По крайней мере до тех пор, пока не скажешь — куда и зачем ты идёшь.

Мгновение она колебалась, глядя на меня пристально и немного сердито, потом вдруг вздохнула и, легко поднявшись с места, быстрыми шагами пересекла разделявшее нас пространство. И присела рядом, крепко взяв меня за руки своими горячими ладошками.

— Последние пять лет я ни перед кем не отчитывалась в своих действиях и… уже привыкла к этому. Хорошо, Андре. Ты хочешь знать? Пожалуйста. Пока ты отправлял своего друга в больницу, я много говорила по телефону. Пыталась понять, что же всё-таки происходит.

— Ну и как? — поинтересовался я. — Поняла?

— Нет. Точнее… поняла кое-что. Кто-то скупает мои компании бешеными темпами, даже не пытаясь торговаться. Четыре контрольных пакета уже уплыли, ещё пять сделают это в ближайшие минуты. Это огромные деньги, Андре. Кольбиани просто не имеет в наличии таких средств. Есть ещё кто-то, желающий расправиться со мной. Или же… спасти меня.

— Тебе сказки в детстве читали? О добрых самаритянах? — Она ошпарила меня гневным взглядом. Религия — больное место всякого итальянца, это я и впрямь зря.

— Ты просил рассказать? — резко спросила Паола. — Тогда прекрати иронизировать и слушай!

— Да, мэм! — рявкнул я, вскакивая на ноги и вытягиваясь во весь рост. — Прошу прощения, мэм! Больше не повториться! Мэм!

Она сама поняла, что перегнула палку, и вымученно улыбнулась. Заставила меня сесть, села рядом сама.

— Извини. Я и в самом деле не привыкла к тому, чтобы меня перебивали. Не сердись и попробуй дослушать спокойно, — Паола взяла мой стакан и сделала большой глоток. На её лице тут же появилась смешная гримаска, она скривила губы и с отвращением передёрнула плечами. — Я позвонила депутату Винанти, принесла ему свои извинения за угнанный самолёт, испорченный причал и перепуганного охранника. Он очень странно себя вёл… Всё понял, всё простил, ни одной претензии… И очень настойчиво рекомендовал мне связаться с неким доктором Массимо Сиано, здесь, в Генуе. Этот человек близок к партии Босси, хотя всегда старался держаться в тени. Возможно, через него мне удастся выйти на людей, готовых помочь. Понимаешь?