Корабль судьбы. Книга 1 - Робин Хобб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот тут и становилось понятно, отчего плавание внутри архипелага считалось очень опасным занятием. И отчего Пиратские острова до сих пор не были должным образом картографированы.
Бесчисленные опасности, подстерегавшие здесь тяжко нагруженные торговые корабли, были в то же время весьма на руку пиратам. Тем более что пираты очень часто пользовались судами с малой осадкой, ходившими не только под парусом, но и на веслах. Да и команды обыкновенно знали о местных водах все, что вообще можно было знать, – и еще чуточку. Альтия далеко не первый год плавала вдоль Проклятых Берегов. Но ни разу еще ей не доводилось забираться так далеко в путаницу островов. Ее покойный отец неизменно избегал их, ибо никогда не искал себе на голову бессмысленных приключений. «Возможные выгоды от рискованных предприятий не покрывают убытка от неудач»,– неоднократно говаривал капитан Ефрон Вестрит. Альтия воочию представила себе отца, и воспоминание заставило ее улыбнуться.
– О чем думаешь? – негромко спросила Янтарь.
– Об отце.
Янтарь медленно кивнула.
– Это хорошо, – сказала она, – что теперь ты думаешь о нем – и улыбаешься.
Альтия тоже кивнула. И не стала ничего говорить. Некоторое время они молча парили в вышине вместе с мачтой, ощутимо раскачиваясь то влево, то вправо, ибо высота усиливала естественное движение корабля. Впрочем, молчание не затянулось надолго. У Альтии вертелся на языке вполне определенный вопрос, и наконец она проговорила, стараясь не глядеть на Янтарь:
– Так Лавой точно не трогал тебя?
Янтарь вздохнула.
– С чего бы мне тебя обманывать?
– Не знаю. И почему ты всякий раз отвечаешь мне вопросом на вопрос – тоже не знаю.
Янтарь повернулась и прямо посмотрела ей в глаза.
– А почему ты не можешь допустить мысли о том, что я действительно почувствовала себя плохо и потеряла сознание? И потом, если бы Лавой вздумал меня обижать, неужели ты думаешь, что Совершенный смолчал бы?
Альтия задумалась, не торопясь отвечать. Потом сказала:
– На сей счет не уверена. Он сильно изменился за последнее время. Меня, помнится, ужасно раздражало, когда он целыми днями дулся или впадал в расстроенные чувства. Он казался мне мальчишкой, запущенным и капризным. Но в те времена случались моменты, когда он явно силился угодить. Даже рассуждал иногда, как бы зарекомендовать себя передо мной и Брэшеном. Зато теперь, когда он разговаривает со мной, то уж как сказанет иной раз – хоть стой, хоть падай. Принимается говорить о пиратах и талдычит о крови, отмщении и убийствах. О пытках, которым был свидетелем. И все это – опять-таки словно ребенок, который врет напропалую и отчаянно хвастается, чтобы произвести впечатление на взрослых. Слушаешь его и не можешь взять в толк, чему верить, а чему нет. Он что думает, что я за сердце схвачусь от перечня жестокостей, которые он якобы видел? Когда я его спрашиваю, почему он мне с таким воодушевлением все это рассказывает, он соглашается – да, мол, ужасные вещи творились. А потом снова заводит ту же песню, со знанием дела смакует всякие подробности, и мне начинает казаться, что внутри него – никакой не мальчишка, а жестокий взрослый насильник и убивец, жутко довольный всем тем, что он некогда совершил. Вот, мол, смотрите все, как я мог! И еще вот так, так и так! Понять не могу, где он такого набрался? – Альтия окончательно отвернулась от Янтарь и тихо добавила: – И еще мне очень не нравится, что он повадился подолгу трепаться с Лавоем. Притом чем дальше, тем больше.
– Я бы выразилась иначе, – возразила Янтарь. – Не он с Лавоем, а наоборот: Лавой с ним. Совершенный ведь не может разыскать старпома и предложить ему побеседовать, Альтия. Это Лавой приходит к нему. И, скажу тебе честно, Лавою удается пробуждать в его душе самые худшие струнки. Он знай подстегивает его кровожадное воображение. С удовольствием слушает его жуткие пиратские байки – и в ответ рассказывает что-нибудь весьма в том же духе. Они словно хвастаются друг перед дружкой, словно подростки – первыми проявлениями мужской силы. – Янтарь говорила обманчиво спокойно и тихо. – А больше всего я боюсь, что Лавой вынашивает какие-то свои планы. Очень скверные планы.
Альтия поерзала на жестких досках. Она уже раскаивалась, что повела разговор именно в этом направлении. И подозревала, что скоро будет каяться еще больше. Она сказала:
– Все равно мы ничего не можем поделать.
– Да прямо. – Янтарь покосилась на нее через плечо. – Брэшен мог бы и запретить их посиделки.
Альтия с глубоким сомнением покачала головой.
– Навряд ли. Он не захочет подрывать авторитет Лавоя, ведь тому матросами командовать. Люди, чего доброго, слушаться перестанут.
– Ну и пусть перестанут. Рыба, знаешь ли, с головы тухнет. И протухшую голову надо вовремя отрубить, пока все остальное еще не загнило. Подумай сама, Альтия! Совершенному не присуще лукавство: что на уме, то и на языке. Матросы – другое дело. Кое-кто очень даже хитер. Но если Лавою удается влиять на наш корабль, склоняя его к своему образу мыслей, с чего ты взяла, будто он не делает того же с командой? Особенно с татуированными? Ты хоть представляешь, каково его влияние на этих людей? Оно даже слишком велико, я бы сказала! Они ведь до некоторой степени похожи на Совершенного. Жизнь была весьма неласкова с ними, и то, что им довелось пережить, наделило их способностью к самой хладнокровной жестокости. На этом-то и играет Лавой. Посмотри хоть на то, как он подзуживает их всячески издеваться над Лопом! – Взгляд Янтарь был устремлен вдаль: беседуя, она продолжала без устали обшаривать горизонт. – Лавой очень опасен, помяни мое слово. Он – ходячая угроза нам всем. И хорошо бы избавиться от этой угрозы!
– Но ведь Лавой… – начала было Альтия, но договорить ей не удалось. Янтарь стремительно вскочила на ноги.
– Корабль! – закричала она, указывая рукой. Вахтенный на палубе подхватил ее крик и тоже вытянул руку, чтобы мог видеть штурвальный. Альтия пригляделась и тоже заметила мачту, двигавшуюся среди негустой щетины леса на длинном мысу – кстати, неподалеку от того места, где Янтарь померещилось движение некоторое время назад. Судя по всему, корабль таился за мысом, дожидаясь, пока «Совершенный» подойдет поближе и можно будет напасть более-менее наверняка'.
– Пираты, – сказала Альтия. И завопила что было мочи, свесившись вниз: – ПИРАТЫ!!!
На чужом судне словно бы поняли, что оказались замечены. На флагштоке развернулось знамя: алое полотнище с какой-то черной эмблемой. Альтия насчитала шесть шлюпок, приготовленных для спуска на воду. Вот в чем, значит, состояла их тактика. Лодки нападут на «Совершенного», будут всячески мешать ему и попытаются взять на абордаж, в то время как большой корабль постарается загнать его на отмели впереди. А если попытка абордажа будет успешной, помощь большого корабля даже и не понадобится. «Совершенного» всяко посадят на мель – и обдерут как липку.
Сердце Альтии бешено колотилось в груди. Сколько они говорили о неизбежном сражении, сколько готовились к нему – и все равно решительный миг наступил как-то очень уж вдруг. Некоторая часть разума понимала, что все должно было решиться прямо здесь и сейчас, но другая, и не меньшая, часть отказывалась понимать и принимать. Альтия испытала миг самого настоящего, всепоглощающего ужаса, от которого остановилось даже дыхание. Эти люди в лодках мчались сюда за ее, Альтии, головой. И готовы были сделать все возможное, чтобы поймать ее и убить. Она крепко зажмурилась, потом тряхнула головой и широко раскрыла глаза. Ей некогда было переживать о собственной участи. От нее зависела судьба корабля!