Рижский редут - Далия Трускиновская

– Герр Вейде не имеет понятия об истинной логике, которая находит свое воплощение в правильной стратегии и тактике, – объявил Бессмертный. – А правильная стратегия срабатывает и в том случае, когда сведений недостает.

– Я знаю, что вам недостает сведений! Но… но и вы меня поймите!.. – вскричал я.

– Мы уже договорились, что дополнительные сведения мне до поры не нужны, – отвечал сержант. – Давайте лучше подумаем, куда определить вашу замужнюю даму. Согласитесь, здесь ей не место. Вас я могу без затруднений отправить на Даленхольм, хотя лучше бы вам провести в Риге еще немного времени. Но вы можете жить в пивном погребке у приятеля моего Ганса, а она не может.

– Как вышло, что Ганс стал вам приятелем и исполняет ваши поручения беспрекословно? – спросил я.

– В бытность мою в Риге я выручил его из неприятности. Его обокрали, а я указал ему вора, и деньги удалось вернуть. Такова сила логики, Морозов. Иного средства поймать вора у меня не было. Лучше всего было бы, если бы вы, живя у Ганса до своего отбытия на Даленхольм, взяли у него одежду местного обывателя и пошли к складу Голубя допытываться, кто из тамошнего народа наговорил частному приставу всяких врак про вас.

– Одежда-то у меня есть. Вы мне ее сами прислали.

– Вы про тот узел, что просил передать вам Сурков? – Бессмертный несколько удивился.

– Именно про него.

– Нельзя ли взглянуть на эту одежду?

– Извольте.

Мы перешли в хранилище пивных бочек, и я разложил на скамье и на полу всю загадочную добычу Сурка.

– Вот это да… – пробормотал Бессмертный. – Вот это уже вне всякой логики! Как к вам попало столь разнородное имущество? А это… позвольте…

Он развернул бабью душегрею и извлек замотанный в нее нож, которым незнакомка наша чуть было не поразила своего врага в Яковлевском храме. Видимо, родственники считали его теперь моим имуществом, или же Сурок сунул его в узел из опасения, что Артамон примется всюда таскать с собой клинок, которого касалась любимая ручка, а то и, Боже упаси, целовать.

– Не кажется ли вам самому странным, Морозов, что среди этого хлама хранится и нож, весьма похожий на те, которыми были совершены оба убийства? – спросил сержант. – Где вы его взяли?

– Я подобрал его у церковных дверей, – отвечал я. – Слово чести, Бессмертный! И подобрал уже после того, как обе женщины были убиты.

– Так… – Бессмертный принялся разглядывать нож. – Орудие немногим меньше вашего кортика… Обоюдоострый клинок с двумя долами, рукоять с золотой наводкой… ножен нет?

– Ножен нет.

– Тульская работа. Присутствие такого ножа, изготовленного сравнительно недавно в России, в ваших вещах прямо говорит не в вашу пользу.

Я и сам это прекрасно знал. Более того, я почти был уверен, что этим ножом убили Анхен.

– А прочие вещи что означают? Не хотите же вы, Морозов, сказать, что все они куплены вами для вашего употребления?

– Нет, разумеется. Нам этот узел достался совершенно случайно, мы и не подозревали, что в нем столь странный гардероб, – я вытащил огромные черные туфли на вершковых каблучках. – Можете вы, Бессмертный, вообразить женщину, которой такая обувь была бы впору?

– Женщину не могу, а мужчину – вполне. Мы тут имеем полное обмундирование по меньшей мере на четверых человек, представляющих едва ли не все рижское третье сословие: на женщину, что трудится прислугой в почтенном доме, скорее всего, немку, на русского огородника, на латышского рыбака, что принарядился ради базарного дня, на женщину иудейского исповедания. Вот такие шапочки они как раз носят под своими покрывалами.

Бессмертный показал мне красную шапочку, расшитую бисером.

– Что могло бы свести вместе этих четверых? – спросил он. – И еще одну женщину из староверского семейства, которой принадлежала душегрея. Вряд ли они жили в одном доме и вели совместное хозяйство.

– Мы, честно говоря, предположили, что узел принадлежал кому-то из беженцев, покинувших свой дом во время пожара в Петербуржском предместье, – сказал я. – Как вам известно, там сгорело немало домов, вовсе не предназначенных к уничтожению.

А сказавши, подумал, что и сам я в течение своей рижской жизни наблюдал и служанок, и рыбаков, и огородников, и иудейских девиц, так что вполне мог бы додуматься до их несовместимости в одном здании. Очевидно, у меня была большая прореха по части логики.

– Я мало знаю о пожаре, но я знаю, что пятеро человек, которые так одеваются, не станут жить вместе и складывать имущество свое в один узел, – покачал головой сержант. – Кроме того, позвольте обратить ваше внимание – тут совершенно нет нижнего белья, кроме разве что вот этого, но оно явно мужское и господское.

Заботливый Сурок снабдил меня сменой исподнего из своих запасов, что я и объяснил Бессмертному.

– Допустим, – кивнул он. – Теперь поразмыслите хорошенько – нет ли у вас желания объяснить мне, откуда на самом деле взялся сей узел с добром?

Я подумал. На самом деле мне очень хотелось рассказать Бессмертному всю эту нелепую историю с самого начала и во всех подробностях. Но я не мог – из-за Натали.

– Постарайтесь меня понять, – пробормотал я.

– Да уж понимаю. Но все равно мне придется увидеть вашу даму, если вы мне ее доверите для доставки в безопасное место.

– У вас есть на примете такое место? – обрадовался я.

– Покамест нет. Но логика подсказывает, что сейчас, когда в городе полно постороннего народа, спрятать женщину нетрудно. Это в мирное время соседи сразу обнаруживают нового постояльца и принимаются судачить. Если мне будет позволено, я набью трубочку и поразмыслю над этим.

– Странно спрашивать позволения закурить у моряка, – отвечал я. – Дам в нашем обществе, кажется, нет.

– Сдается, что есть, – хладнокровно возразил он и, видя, что я уж готов звать его к барьеру за оскорбление, добавил: – Вот за этой перегородкой.

Там действительно находился закуток трактирной служанки, где сидела Натали. Из чего я сделал вывод, что Бессмертный и тут когда-то успел побывать.

– Курите, Бессмертный, а дама уж как-нибудь стерпит ваш дым.

Только этими словами я и выдал, кажется, свое недовольство дамой, которая опрометчиво примчалась ко мне спасаться от своего чудовища и ввергла меня в превеликие неприятности. Но сержант был умен – он все понял и улыбнулся. Впервые я видел его улыбку, придававшую ему самый простодушный вид, если смотреть с правой стороны, и вид несколько хищный – если смотреть с левой.

– Вы бы могли за это время переодеться, – он показал на разложенные по скамье вещи. – У вас на выбор четыре роли, какую предпочтете?

– Смотря для чего.

– Для прогулок меж каменных амбаров. Вам надобно постараться понять, кто из людей, постоянно там обретающихся, преподнес вас частному приставу как убийцу, вернувшегося на место преступления.