Секреты Средиземья. Как появилась культовая вселенная Властелина колец - Ролан Леук

слишком манихейское, наряду с благородными эльфами и злобными орками, остается отличным инструментом для создания ярких персонажей. Но некоторые вселенные, такие как Воллодрин в комиксе Дэвида Шовеля и Жерома Лерекюли или World of Warcraft (Blizzard Entertainment) в видеоиграх, без колебаний изображают «добрых» орков, соблюдая при этом коды, введенные Толкином. Наконец, редкое мирное сосуществование этих видов представляет собой интересную перспективу того, каким могло бы быть разнообразие рода Homo, если бы в течение нескольких сотен тысяч лет несколько видов сосуществовали до доминирования Homo sapiens…

Фантастический бестиарий

Мифотипия истоков

Люк Вивес и Кристин Арго,

ученые и преподаватели, Парижский Музей

В творчестве Толкина естественная история сказочных существ сочетается со сверхъестественной историей людей в регионе, который впоследствии станет Англией. Из этой двойственности проистекает абсолютное своеобразие мысли, умеющей уживаться с полуприродной, полумифической фауной и флорой и эволюционировать вместе с ними.

Древние формы человеческой генеалогии соседствуют с мутировавшими силуэтами воображаемых героев, сохранившихся или не дошедших до нас благодаря случайности в устной или письменной передаче их судьбы. Многие существа размножились, раздробились на эманации, что в свою очередь превратились (литературно, художественно) в новые образы, напоминающие или размывающие их.

Все эти персонажи определяют прозу Толкина как дискурс одновременно естественных и сверхъестественных историй. Мы наблюдаем появление рефлексии, ставящей под сомнение биологическое измерение мифических существ и одновременно с любопытством приближающейся к сказочной стороне природных существ.

Творчество Толкина настолько оригинально, что его сочинения образуют сопряжение между циклами легенд, сагами и эпосами, с одной стороны, и справочниками, словарями и энциклопедиями – с другой. Он интеллектуально объединяет то, что традиционно было разделено, формулируя невероятное и поддающееся проверке, максимально приближаясь к природе, воспринимаемой как мифология, и мифологии, воспринимаемой как природа.

В очаровании преемственности мерцают изначальные существа, составляющие мифологические типы (мифотипы) и стоящие у истоков известных сказок и легенд. Лепреконы, эльфы и гномы могут рассматриваться как организмы, мифологически измененные по отношению к исходным образам. Таким образом, эти последовательности форм составляют мерцающее тело примитивного образца, живущего в его иконических или дискурсивных двойниках. Для нас это способ проверить непостижимую изменчивость вымышленных персонажей, проследив не только внешнее их воплощение и становление, но и погрузившись в мифогенетическую толщу повествования, где определяется сама возможность существования воображаемого персонажа и обретения реальным персонажем мифического статуса.

«Огромные монстры» – разве варги не напоминают оборотней, а назгул – Анку[199] или любой другой образ смерти, смеющейся под плащом?

Произведения Толкина – горнило, из которого выходят хитросплетения родства, сеть филиаций, приобретенных или унаследованных черт. Они представляют собой космогонический плавильный котел, который заимствует из Книги Бытия два особых древа, а из трех великих монотеистических религий – единого Бога (Илуватар), который сперва создаст когорту Благословенных (божеств Айнур), среди которых Валар (высшие духи) будут хранителями земного мира. Кельтские легенды и валлийский фольклор (в частности, «Четыре ветви Мабиноги», четыре средневековых сказания кельтской мифологии) переплетаются в нем с норвежскими сказками и скандинавскими Эддами (поэтические сборники XIII века). Атмосфера исландской «Саги о Вёльсунгах» (легендарной саги XIII века, где сочетаются приключения, любовь и трагедия) перекликается с финской «Калевалой» (эпосом, записанным в XIX веке).

Смесь языков

Произведения Толкина – это еще и лингвистический плавильный котел, в котором сочетаются североевропейский норвежский язык, готическая письменность, древнеанглийские поэмы и античные литературные труды. «Теогония» Гесиода (эльфы, уступающие Средиземье людям, вызывают в воображении произведение «Труды и дни» того же автора, повествующее о том, как раса героев была вытеснена железной расой) соседствует с «Метаморфозами» Овидия: вторя Орфею, эльфийка Лучиэнь отправляется в чертоги Мандоса, чтобы в обмен на собственное бессмертие вымолить жизнь своему возлюбленному Берену, смертельно раненному волком-хранителем Моргота. «Энеида» Вергилия и «Одиссея» Гомера угадываются за другими сказаниями о спуске в подземный мир, в эпизодах, связанных с Тропами Мертвых в Димхольте и пропастью Мории.

Это собрание традиционных тем (в том числе тема путешествия во имя разрушения Кольца Всевластья, которая подпитывается историями о золотом руне, Граале и нибелунгах) дает Толкину «строительные блоки» для новой английской мифологии, которая формирует свободную перспективу на фоне иррациональности.

Все его творчество подводит нас к неоспоримому мифогенезу, который объединяет рождение, становление и метаморфозы сверхъестественных персонажей, происхождение и законы которых мы должны восстановить самостоятельно на основе их литературной интерпретации.

Так, балроги, включая Готмога, о котором несколько раз упоминается в «Сильмариллионе», напоминают некие демонические фигуры, связанные с огнем и представленные во многих мифологиях, особенно скандинавской. Орлы у Толкина – это такая же аллюзия на гигантских хищных птиц, перечисленных в классической орнитологии, как и Минка австралийских аборигенов, Громовая Птица из легенд коренных американцев или птица Рух из арабских сказок, родственная Симургу в персидской традиции[200]. Описание битвы, завершающей Первую Эпоху, где Эарендиль противостоит черному дракону Анкагалону и которая приводит к значительным тектоническим потрясениям и в конечном счете изгнанию Моргота из мира, перекликается с библейскими отголосками, включая Откровение Иоанна Богослова.

Виды происхождения

Толкин работает с древним наследием, позволяющим заниматься не происхождением видов, а видами происхождения. Придуманные им существа – общие мифологические предки семейств демонов, групп монстров и подразделений волшебников, и все они произошли в результате характерного дрейфа воображаемых экосистем. Там елефанты могли воплощать мифическую форму южных мамонтов, так же как снежные тролли были бы сродни йети, алмастам, сасквочам и другим вариантам снежного человека. Огромное водное существо у Врат Мории могло бы сойти за головоногого моллюска – гигантского кальмара или осьминога, кракена.

Что касается крылатых существ, оседланных назгулами, – их название так и не упомянуто, но они, по-видимому, связаны с ископаемыми видами рептилий, например птерозаврами, от которых они произошли как своего рода тератологическая комбинация. Мы предполагаем, что они являются субаватарами драконов, поскольку у Саурона не было достаточно сил или времени, чтобы создать настоящих драконов в конце Третьей Эпохи (события развивались слишком стремительно). Ведь, как свидетельствует Толкин в «Сильмариллионе», дракону, подобному Глаурунгу, требуется время, чтобы достичь пика могущества. Неужели Саурон стал бы подражать своему хозяину Морготу в его творческом безумии, сумев создать лишь бледную копию настоящего дракона?

Ошибочно рассматриваемые как эквивалент криптидов (животных, существование которых предполагается, но не имеет научных доказательств зоологической реальности) мифоморфы описываются в фольклоре и сказочных текстах, которые в равной степени являются поэтическими носителями, подтверждающими их подлинность.

Толкин – летописец тех «мифозойских» времен, которые предшествовали великому хронологическому упорядочению и традиционному геологическому укладу. Если Годы Древ, длившиеся