Богоматерь лесов - Дэвид Гутерсон

Она опустила мегафон и небрежно пожала плечами:

— Видите ли, без шерифа мы не ступаем ни шагу. Он обожает сопровождать нас и ни на минуту не оставляет нас своим вниманием.

— Очень удобно! — откликнулся Дивайн.

— Людям придется подождать, — сказала Кэролин и села рядом с Энн, прислонившись спиной к большому камню.

Огромная толпа паломников расположилась вдоль тропы: кто-то присел на корточки, другие устроились на бревнах или под деревьями; все они оживленно беседовали, ели, пели и молились.

— Что касается погоды, вы были абсолютно правы, — заметил отец Батлер, обращаясь к отцу Коллинзу, — здесь действительно холодно и сыро.

— И все же, — сказал отец Коллинз, — лес потрясающий. Здесь я ощущаю присутствие Бога.

— Вот как? — сказал отец Батлер. — Что ж, это прекрасно. Пока вам не привидится Пресвятая Дева.

В этот момент показался шериф, за ним с каменными лицами следовали два его помощника, все трое были вооружены.

— В чем дело? — спросил шериф. — Сейчас в лесу пять тысяч человек.

— Дело в этом господине, — сказала Кэролин, — по имени Ричард Дивайн. По-моему, он вообразил себя наместником Господа Бога.

Дивайн протянул шерифу свою визитку.

— Мы пытаемся добиться элементарной вещи, — сказал он. — Мы просим не нарушать границы наших владений.

Шериф мельком взглянул на визитку и рассеянно вернул ее Дивайну.

— Здесь пять тысяч человек. Около пяти тысяч.

— В этом-то все и дело, — ответил Ричард Дивайн. — Если бы здесь было пять человек, все было бы иначе. Скорей всего, мы не обратили бы на это внимания. Но пять тысяч?! Это совсем другой разговор. Разница не только количественная, но и качественная. Мы не можем впустить на нашу землю эту чудовищную толпу.

Нельсон озадаченно потер подбородок. Потом по привычке заложил большие пальцы за пряжку ремня, расстегнул молнию куртки и застегнул ее вновь.

— Положение непростое, — мрачно вымолвил он. — Перед нами пять тысяч человек, которые хотят добраться туда, куда направляются, а против них я, мои уполномоченные и горстка патрульных офицеров в начищенных ботинках. Если каждый из нас наденет наручники на одного человека и силой заставит его выйти из леса, здесь останется четыре тысячи девятьсот восемьдесят пять человек, которые перейдут ручей и ринутся вперед, — иными словами, я не располагаю материально-технической базой для надлежащей охраны вашей собственности.

— Иными словами, — промолвил Ричард Олсен, — все решает толпа.

Шериф Нельсон нахмурился.

— Это христиане, — сказал он. — Они не станут портить ваш лес.

— Независимо от их религиозных убеждений, — возразил Олсен, — они представляют опасность для экосистемы. Они угрожают состоянию леса.

— К тому же, — добавил Ричард Дивайн, — хотя вы и не располагаете средствами для защиты нашего права собственности, у этой девушки они определенно есть.

Жестом инспектора манежа, представляющего артистку, которой предстоит сунуть голову в пасть льву, он указал в сторону Энн. Пока шли дебаты, та стояла, натянув капюшон и потупив взор, но теперь она подняла глаза на фактотума компании, румяное старческое лицо которого оттенял венчик ухоженных серебристо-седых волос.

— Это вполне в ее силах, — сказал Дивайн, перехватив взгляд Энн. — Несколько слов в мегафон — благоразумных, взвешенных слов — и вопрос решен. А если она не согласится сотрудничать, арестуйте ее, как только она ступит на мост. Таким образом, шериф, мы уладим все проблемы.

— И заодно спровоцируем мятеж, — ответил Нельсон. — Вы представляете, что здесь начнется, если я арестую эту девчонку и на глазах пяти тысяч почитателей потащу ее в полицию?

— Не говоря уж о реакции прессы, — вставила Кэролин.

Ричард Дивайн принялся растирать пальцы. «Должно быть, у него артрит, — подумала Кэролин, — а для артрита нет ничего хуже холодного ноябрьского утра в сыром, дождливом лесу».

— Зря вы не взяли перчатки, — заметила она. — Кашемировые перчатки на меху.

— Это не повод для шуток. У меня артрит. Я уже немолод.

— Мы будем молиться за вас, — тихо сказала Энн. — Чтобы вы не страдали от артрита.

Дивайн насмешливо фыркнул.

— Молиться о моем артрите? — спросил он. — Отличная идея!

Где-то далеко в лесу, в задних рядах, запела большая группа паломников. В этих звуках было нечто неземное, чарующее, словно их издавал ветер или хор лесных нимф. Энн вглядывалась в даль, пытаясь разглядеть поющих. Мелодия звучала так тихо, что было трудно определить, исполняют ли невидимые певцы торжественный гимн или погребальную песнь. Но ее слабый отзвук достиг своей цели. Казалось, этот хор дриад или ангелов был предназначен лишь для ушей Энн.

— Меня зовет Матерь Божия. Она ждет меня. Умоляю, позвольте нам пройти.

Ричард Дивайн с шумом подул на свои ладони, издав резкий, свистящий звук.

— Простите, что вы сказали?

— Пречистая Матерь благословила вас и избрала ваш лес, чтобы явиться людям. Она взывает к вам.

— Кто вы такая, чтобы с ней беседовать?

— Никто. Обыкновенная девушка.

— Почему вы считаете, что я пойду вам навстречу?

— Я умоляю вас именем Пречистой Матери, нашей радости, нашей жизни и нашей надежды.

Энн сделала шаг вперед и положила свою маленькую ладошку на правую руку Дивайна.

— Она подобна свету в лесу, — сказала Энн. — Как луч надежды в темном, дремучем лесу. Пресвятая Дева, Матерь Божия взывает к вам. Взывает через меня.

Ричард Дивайн двумя пальцами убрал ее руку с таким видом, точно это была маленькая ящерица.

— Перестаньте. Я уважаю вашу… искренность. И ваш религиозный пыл. Но, на мой взгляд, это просто психическое отклонение. Не хочется вас обижать, но, может быть, вам стоит показаться психиатру? Полагаю, он сумел бы вам помочь.

— Вы говорите оскорбительные вещи, — сказала Кэролин. — Вы должны немедленно извиниться перед Энн.

Шериф Нельсон бросил на нее уже знакомый ей взгляд: «Помолчи!» Этот взгляд был исполнен такого отвращения, что, несмотря на сложность ситуации, которая требовала безраздельного внимания, Кэролин невольно принялась размышлять о своей женской привлекательности, пытаясь понять, как повел бы себя шериф, если бы она была хороша собой. В этом отношении у Энн было неоспоримое преимущество — ее незаслуженная красота. Безупречная кожа, изящные, точеные ноги, маленькая, упругая грудь. Все это досталось ей по наследству, без каких-либо усилий с ее стороны. Кэролин всегда мечтала быть красивой, понимая, что подобное желание является унизительным, мелочным, жалким, неуместным и бесконечно постыдным. «Я уродина, — подумала она, — и это мне очень мешает. Ну, не совсем уродина. Но не хорошенькая. Жизнь — несправедливая штука».