Исповедник - Дэниел Сильва

– Ты объяснишь мне, черт возьми, что здесь происходит?

– Очевидно, ты получил мою записку.

– Да, получил. Но, признайся, она малоубедительна без дополнительных деталей. Откуда ты, реставратор, называющий себя Марио Дельвеккио, знаешь, что жизни папы угрожает опасность?

– Дело в том, что реставрация для меня нечто вроде хобби. У меня есть другая работа – работа, о которой знают лишь немногие. Понимаешь, что я хочу сказать, Франческо?

– На кого ты работаешь?

– Это не имеет значения.

– Имеет, будь оно проклято, если ты хочешь, чтобы я помог тебе попасть к папе.

– Я работаю на одну спецслужбу. Не постоянно, но при определенных обстоятельствах.

– Когда умирает кто-то из родственников?

– В общем-то да.

– На какую именно спецслужбу ты работаешь?

– Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.

– Конечно, предпочел бы, но если хочешь, чтобы я поговорил с папой, то придется ответить на мой вопрос. Итак, на какую именно спецслужбу ты работаешь? СИСДЕ? Службу безопасности Ватикана?

– Я не итальянец, Франческо.

– Не итальянец! Очень смешно, Марио.

– Меня зовут не Марио.

Они обошли площадь по периметру, Габриель и Тьеполо бок о бок, Кьяра – отстав от мужчин на несколько шагов. Тьеполо потребовалось немало времени, чтобы усвоить полученную информацию. Он был умным и проницательным человеком, многое повидавшим и многое пережившим, искушенным как в политике, так и в других областях, но даже для него теперешняя ситуация оказалась в новинку. Наверное, нечто подобное он испытал бы, узнав, что тициановский алтарь во Фрари на самом деле является копией, делом рук какого-то русского. В конце концов он сделал глубокий вдох, как готовящий себя к самому трудному пассажу арии тенор, и повернул голову в сторону Габриеля.

– Я помню, как ты пришел сюда мальчишкой. В семьдесят четвертом или семьдесят пятом. – Тьеполо смотрел на Габриеля, но видел Венецию двадцатипятилетней давности, маленькую мастерскую, юные лица, горящие глаза. – Помню, как ты начинал учеником у Умберто Конти. Твоя одаренность была видна уже тогда. Ты превосходил всех остальных. Тебя ожидало великое будущее. Умберто знал это. И я тоже знал. – Он пригладил бороду похожей на совок лопаты ладонью. – Знал ли Умберто всю правду о тебе? Знал ли он, что ты израильский агент?

– Умберто не знал ничего.

– Ты обманул Умберто Конти? Стыдись! Он верил в Марио Дельвеккио. – Тьеполо помолчал, умеряя гнев, потом продолжил уже спокойнее: – Он верил, что когда-нибудь Марио Дельвеккио станет одним из величайших реставраторов.

– Я всегда хотел сказать ему правду, но не мог. У меня есть враги, Франческо. Те, кто уничтожил мою семью. Те, кто хочет убить меня из-за случившегося тридцать лет назад. Если ты думаешь, что лишь у итальянцев долгая память, попробуй пожить на Ближнем Востоке. Это ведь мы, а не сицилийцы изобрели вендетту.

– Каин убил Авеля и был сослан в земли к востоку от Эдема. А тебя, получается, сослали сюда, в нашу болотистую лагуну, чтобы исцелять картины.

Это прозвучало уже как предложение мира, и Габриель ответил примирительной улыбкой.

– Понимаешь ли ты, что я только что совершил грех, считающийся смертным среди людей моей профессии? Я раскрылся перед тобой, потому что жизнь твоего друга в серьезной опасности.

– Считаешь, что они действительно намерены убить его?

– Они уже убили многих. Например, моего друга.

Тьеполо оглядел пустынную площадь.

– Я знал Иоанна Павла Первого – Альбино Лючиани. Он собирался очистить Ватикан. Продать церковные богатства, раздать деньги бедным. Революционизировать церковь. Его правление продолжалось тридцать три дня. Сердечный приступ, как объявили в Ватикане. – Тьеполо покачал головой. – У него никогда не было никаких проблем с сердцем. У него было сердце льва. И мужество льва. Перемены, которые он намеревался осуществить, вызвали недовольство очень многих внутри церкви. Поэтому…

Он опустил руку в карман, достал сотовый телефон и быстро, по памяти, набрал номер. Ждать пришлось довольно долго. Когда на другом конце сняли наконец трубку, Тьеполо назвал себя и попросил некоего отца Луиджи Донати. Потом он прикрыл трубку и прошептал, обращаясь к Габриелю:

– Это личный секретарь папы. Находится при нем уже много лет, еще со времен Венеции. Верный и преданный человек.

Очевидно, человек по фамилии Донати оказался на месте, потому что следующие пять минут прошли в оживленном обмене репликами. Судя по тому, с какой легкостью Франческо жонглировал такими словами, как «Рим» и «курия», он легко разбирался в хитросплетениях ватиканской политики, а ловкость и грация, с которыми он перешел к основному вопросу, удивили и восхитили Габриеля. Похоже, годы интриг в артистической среде Венеции стали для Тьеполо отличной школой.

Закончив разговор, он убрал телефон в карман.

– Ну? – спросил Габриель.

– Отец Донати уже идет к папе.

Положив трубку, отец Донати некоторое время задумчиво смотрел на телефон, решая, что делать дальше. Слова Тьеполо все еще звучали у него в ушах.

Мне необходимо увидеть святого отца. Сделать это нужно обязательно до пятницы.

Никогда прежде Тьеполо так не разговаривал. Его отношения со святым отцом не выходили за рамки дружеских посиделок – паста и красное вино, веселые истории, возвращавшие папу в счастливые времена его пребывания в Венеции, к той поре, когда он еще не был узником Папского дворца. И почему встреча обязательно должна состояться до пятницы? Что такое случится в пятницу? Святой отец собирается посетить синагогу. Уж не хочет ли Тьеполо намекнуть, что с этим могут быть какие-то проблемы?

Отец Донати поднялся и направился в папские апартаменты. Не говоря ни слова двум прислуживавшим папе монахиням, вошел в столовую. Его святейшество развлекал делегацию американских епископов, и разговор вращался вокруг одной весьма неприятной для папы темы. Увидев отца Донати, святой отец облегченно вздохнул, хотя угрюмое выражение на лице секретаря не предвещало ничего хорошего.

Подойдя к папе, священник наклонился к самому его уху. Епископы, понявшие невысказанный намек, вежливо отвернулись. Когда Донати закончил, папа отложил вилку и нож и на мгновение закрыл глаза. Потом поднял голову, кивнул и обратился к гостям.

– Так о чем мы говорили? – спросил он.

Отец Донати вышел из комнаты.

Они уже несколько раз пересекли пустынную площадь, ожидая, когда же зазвонит телефон. Воспользовавшись паузой, Тьеполо забросал своего спутника вопросами. Его интересовало все: работа Габриеля на израильскую разведку, личная жизнь и семья, чувства еврея, живущего в окружении христианских образов. Габриель отвечал на одни и мягко уклонялся от тех, которые касались запретных тем. Все еще не веря в то, что человек, реставрировавший христианскую церковь, еврей, Тьеполо попросил его сказать что-нибудь на иврите. Следующие несколько минут Кьяра и Габриель развлекали его непринужденным разговором, прерванным лишь писком сотового телефона. Тьеполо поднес аппарат к уху, молча выслушал то, что ему сказали, и пробормотал: