Реестр убийцы - Патрисия Корнуэлл

— Перестань.

— Не перестану. Что он сделал? Сорвал с тебя одежду? Где она? Твои тряпки теперь улика. Где они?

— Прекрати, Люси.

— Где? Отдай их мне. Мне нужна одежда, в которой ты была. Что ты с ней сделала?

— Ты только все усугубляешь.

— Ты ее выбросила, так?

— Оставь меня.

— Сексуальное насилие. Тяжкое уголовное преступление. Рассказывать Бентону не собираешься, иначе б уже рассказала. И мне бы не рассказала. Я все узнала от Розы. То есть не все, а ее догадки. Да что с тобой такое? Я считала тебя сильной. Всю жизнь так думала. И вот. Слабое место. Изъян. Ты позволяешь ему так обойтись с собой и ничего никому не говоришь. Почему? Как ты могла допустить это?

— Так получилось.

— Почему?..

— Так получилось, — повторяет Скарпетта. — Ладно, давай поговорим о твоем изъяне.

— Не уходи в сторону.

— Я могла бы вызвать полицию. Могла бы выхватить у него пистолет, застрелить его, и меня бы оправдали. Я много чего могла бы сделать.

— Так почему не сделала?

— Я выбрала меньшее из зол. И все будет в порядке. Остальные варианты такого результата не дали бы. Ты знаешь, почему это делаешь.

— Дело не в том, что делаю я, а в том, что сделала ты.

— Из-за матери, моей несчастной сестры. Она приводила в дом одного мужчину за другим. Не могла без них, как наркоман без наркотика. Помнишь, о чем ты однажды меня спросила? Ты спросила, почему мужчины всегда важнее тебя.

Люси молчит. Пальцы сжимаются в кулаки.

— Ты сказала, что любой из мужчин в жизни твоей матери был для нее важнее тебя. И ты была права. Помнишь, что я ответила? Я сказала, что Дороти — пустой сосуд. Что дело не в тебе, а в ней. Ты всегда ощущала себя униженной, оскорбленной из-за того, что происходило в доме. — Голос Скарпетты звучит глухо, на глаза словно наплывает тень, и они делаются синими. — Что-то случилось, да? Что-то еще? Кто-то из ее приятелей вел себя неподобающим образом с тобой?

— Может быть, мне хотелось внимания.

— Что случилось?

— Забудь.

— Что случилось, Люси?

— Забудь. Сейчас дело не во мне. И я была ребенком, а ты далеко не ребенок.

— Разница невелика. Разве я могла с ним бороться?

Некоторое время обе молчат. Напряжение между ними заметно ослабевает. Люси уже не хочет спорить и доказывать и только злится на Марино, потому что из-за него обидела тетю. Не проявила ни милосердия, ни сочувствия к той, которая не сделала ничего и только страдала. Он и без того нанес Кей рану, которая не заживет, наверное, никогда, а она только сделала все еще хуже.

— Несправедливо, — говорит наконец Люси. — Жаль, меня там не было.

— Не все в твоих силах. Не все можно поправить. У нас с тобой больше общего, чем различий.

— Тренер Дрю Мартин заезжал в похоронный дом Генри Холлингса. — Поминать Марино Люси больше не хочется. — Адрес сохранился в GPS «порша». Если не хочешь связываться с коронером, я сама могу проверить.

— Нет. Думаю, нам самое время познакомиться.

Офис со вкусом обставлен прекрасной старинной мебелью, тяжелые узорчатые портьеры собраны, открывая доступ солнечному свету. На стенах, обшитых панелями красного дерева, портреты предков Генри Холлингса, галерея серьезных и даже угрюмых мужчин, присматривающих за происходящим из прошлого.

Кресло развернуто, и хозяин кабинета смотрит в окно. За окном — доведенный до совершенства и типичный для Чарльстона сад. Генри Холлингс, похоже, не замечает стоящей в дверях Скарпетты.

— У меня рекомендация, которая, на мой взгляд, может вам понравиться. — Он разговаривает по телефону; голос спокойный, уверенный, с мягкими южными модуляциями. — Как раз дня такого случая у нас есть урны, замечательная новинка, о которой люди в большинстве своем еще не знают. Разлагается в воде естественным путем, никаких изысков, просто и недорого. Если вы планируете именно такое погребение… Совершенно верно… Рассеять прах в море… Конечно. Вы убережете его от ветра, просто погрузив урну в избранном месте. Понимаю, со стороны может показаться, что это не то же самое. Разумеется, вы вправе выбрать любой значимый для вас вариант, и я помогу всем, что только в моих силах… Да-да, рекомендую… Нет, конечно, вы не хотите, чтобы прах разнесло ветром. Как бы это помягче выразиться… Да, в высшей степени прискорбно…

Он добавляет еще несколько сочувственных комментариев и кладет трубку, а обернувшись, никак не выражает удивления при виде Скарпетты. Ее здесь ждут — предварительно она позвонила. Если Скарпетта и слышала разговор, Холлингса это не смущает и не беспокоит. Ее немного нервирует, что в нем не чувствуется фальши — его внимательность и участие выглядят искренними, что не совпадаете ее представлением о Холлингсе как о жадном, омерзительно вкрадчивом и самодовольном дельце.

— Доктор Скарпетта.

Он с улыбкой поднимается и выходит из-за своего идеально организованного стола с протянутой рукой.

— Спасибо, что согласились принять меня, да еще без предварительного уведомления.

Она садится в кресло с подлокотниками-крылышками, он опускается на диван. Выбор места весьма примечательный — если бы хотел продемонстрировать свое превосходство, вернулся бы за массивный строгий стол.

Генри Холлингс — видный мужчина в прекрасно сшитом темном костюме. Брюки отутюжены так, что о стрелки можно порезаться. Застегивающийся на одну пуговицу пиджак отделан черным шелком. Бледно-голубая рубашка только что не хрустит. Серебристый шелковый галстук — в тон седым волосам, лицо морщинистое, но не грубое, морщинки указывают, что он чаще улыбается, чем хмурится. Глаза добрые. Ее немного раздражает, что он не соответствует ожидаемому образу хитрого, прожженного политикана, и она напоминает себе, что именно в этом и заключается проблема с подобного рода деятелями. Сначала они дурачат людей, а потом используют для достижения собственных целей.

— Мне бы не хотелось ходить вокруг да около, — говорит Скарпетта. — У вас было предостаточно времени, чтобы заметить мое присутствие здесь. Как-никак прошло почти два года. А теперь, если вы не против, давайте перейдем к делу.

— Мне не хотелось показаться навязчивым.

— Весьма любезно с вашей стороны. Я в городе человек новый. У нас с вами одни и те же проблемы. По крайней мере должны быть.

— Спасибо за откровенность. И позвольте объяснить кое-что. Мы, чарльстонцы, люди преимущественно этноцентричные. Мы никуда не торопимся, умеем ждать и долго приглядываемся к новому. Полагаю, вы уже заметили, что быстро у нас здесь ничего не делается. Здесь даже ходят медленно. — Он улыбается. — Вот и я тоже ждал, когда вы первой проявите инициативу. Если, конечно, пожелаете. Скрывать не стану, такой вариант представлялся мне маловероятным. Не возражаете, если продолжу? Вы судмедэксперт, специалист с заслуженной репутацией, а люди вроде вас обычно придерживаются весьма невысокого мнения о выборных коронерах. Мы, как правило, не врачи и не судмедэксперты. Я полагал, что вы, открыв здесь практику, станете относиться ко мне с известной настороженностью.