Орел взмывает ввысь - Роман Злотников

Гайдуки на мгновение замешкались, но ослушаться своего пана не решились. И, воздев над головой плети, тронули коней, примеряясь, как бы половчее огреть монаха плетью. Но удалось это только один раз. Монах вскинул руку и вскричал:

— Остановитесь, люди, не принимайте греха на душу, поднимая руку на невиновного, да еще на слугу Божьего…

Но Збышек с хриплым хеканьем махнул плеткой, опуская ее на прикрытое рясой плечо. Удар был силен. Но по монаху почти не попал. Тот качнулся в сторону, как-то очень грациозно переступил ногами, и плетка лишь распорола рукав рясы.

— Пори! Пори! — надсаживаясь, орал ясновельможный пан, но трое гайдуков все никак не могли попасть по будто танцующему монаху, продолжавшему увещевать своих противников:

— Одумайтесь! Перестаньте! Не берите грех на душу…

— А, пся крев, — задыхаясь от ярости, прохрипел пан Володарский и потянул из ножен саблю, — ну, курва, гореть тебе в аду, схизматику проклятому!

Он дал коню шенкеля, взметнул клинок и… полетел из седла вверх тормашками. Монах, еще мгновение назад находившийся к нему спиной, внезапно развернулся и, ловко поддев своим посохом левую ногу ясновельможного пана, подбросил ее вверх, выбив пана из седла.

О землю пан грянулся довольно сильно. Так что даже зубы хрустнули. И несколько мгновений лежал, приходя в себя. А затем медленно приподнялся и, отхаркнув натекшую в рот сукровицу, выдохнул:

— Руби его!

Но и следующая попытка сделать это не удалась. Спустя пару мгновений Адам, первым выметнувший из ножен саблю, тонко заверещал, придерживая левой рукой правое запястье, по которому пришелся сильный и точный удар монашеского посоха, а Богуслав шмякнулся на землю, да так и остался сидеть, недоуменно хлопая глазами. И тогда Збышек, зло оскалясь, потянул из-за спины ружье…

— Ну все, чертов схизматик, — злорадно прошипел пан Володарский, — молись!

И монах… послушался его. Он твердо посмотрел в глаза Збышеку, который уже забил заряд в ружье и теперь, глядя на монаха злобно прищуренными глазами, не торопясь насыпал на полку пороховую мякоть, тихо произнес:

— На все воля Божия! — и этак мягко упал на колени, положив перед собой на землю посох. — Отче наш, — тихо начал монах, сложив руки и чуть прикрыв глаза, — иже еси…

Все замерли.

Бабах!

Выстрел раздался неожиданно. И совсем не с той стороны, с которой ожидался. И совсем не с тем результатом. Збышека снесло с седла, а его ружье, кувыркнувшись в воздухе, грянулось о землю.

— Связать, — негромко приказал кирасирский сержант, выезжая на поляну и разворачиваясь в сторону монаха. — Отче, вы как?

Монах дочитал до конца молитву, затем открыл глаза и улыбнулся.

— Спасибо, сын мой! Господь не оставил мои молитвы, прислав тебя тогда, когда ты оказался нужен.

Сержант улыбнулся в ответ.

— Господь никогда не оставляет молитвы, что творятся на Руси.

Оба прекрасно поняли друг друга. Сержант знал, что монах заметил его патруль, а монах был уверен, что сержант не позволит причинить ему вред. Поэтому и не стал предпринимать ничего для своей защиты.

— Кх… кхто вы такой? — проскрипел пан Володарский.

— Я? — Сержант ловко развернулся вместе с конем, показав недюжинное мастерство вольтижировки, и бросил на ясновельможного пана холодный взгляд. — Начальник над патрулем Брестского гарнизона, сержант второго взвода четвертой роты Смоленского кирасирского полка Феоктист Павлов. А вы кто? И что здесь делаете?

— Я — пан Володарский, товарищ поветового маршалка. — Ясновельможный пан до сего момента так и не удосужился снова взгромоздиться в седло, а сейчас, под взглядом этого сержанта, делать это было уже глупо. Поэтому он просто отставил ногу и принял горделивый вид. — Я догнал своих беглых холопов! И веду их обратно.

— Святой отец ваш беглый холоп? — удивленно произнес кирасир.

— Он мешал мне! — вскинув подбородок, заявил пан Володарский.

— Мешал чему? Вы собирались отвести этих людей в Брест, на суд, как это и положено по закону, а он противился этому?

— Ты не понял, офицер: это — мои холопы. Я их поймал и веду домой.

Сержант пожал плечами.

— Я слышал все, что ты сказал, ясновельможный пан. Но ты не на своей земле. Ты на земле, на коей действует закон русского государя. Поэтому я еще раз спрашиваю: чему мешал святой отец?

Пан Володарский громко выругался и отвернулся. Ну до чего же эти схизматики все тупые! Кирасир еще несколько мгновений терпеливо ожидал ответа, а затем развернулся к остальным.

— Почему этот человек стрелял в святого отца?

Гайдуки угрюмо молчали. Крестьяне тоже, испуганно опустив глаза. Сержант нахмурился:

— Я жду ответа…

И тут из толпы крестьян кто-то робко произнес.

— Так это, ясновельможный пан офицер, нас он защищал. Пан Володарский нас своим гайдукам пороть приказал, а отче… это… ну…

— Понятно, — кивнул сержант и, на мгновение задумавшись, задал следующий вопрос: — А сам гайдук решился стрелять либо ему приказали?

— Ты что, совсем тупой, пан офицер?! — взревел пан Володарский, не выдержав разворачивающегося на его глазах издевательства не только над суверенными правами ясновельможной шляхты, но и вообще над здравым смыслом… ну как он его понимал. — Я же сказал, это — мои холопы…

— Я уже слышал, — холодно оборвал его кирасир. — Достаточно. — И, снова повернувшись к крестьянам, повторил вопрос: — Ну так сам или нет?

— Сам, пан офицер, сам… — уже более смело загомонили крестьяне. — Стрелять-то он сам, а вот рубить святого отца саблями, то наш пан приказал. Это так… Это было…

— Вот как… — Голос сержанта стал столь холодным, что казалось, будто на этой поляне сейчас пойдет снег.

— Да, пся крев! — заорал пан Володарский, у которого уже никаких сил не было наблюдать это глумление над установленным Богом порядком вещей. — А ну, ребята, руби их! В сабли! Живо!

Но гайдуки даже не пошевелились. Что такое царевы кирасиры, было хорошо известно не только по обоим берегам Буга, но и от Черного моря до студеной Балтики. Вступать в схватку с бойцами, в кои отбирали самых лучших, самых умелых, самых отчаянных и коих ни на день не распускали на жилое, дураков не было. Будь еще тут драгуны, кои обычно и патрулировали берега Буга, может, и был бы какой-то шанс, а с этими волками…

— Ну же, ребятки! — надсадно орал пан Володарский. — Их же всего шестеро! В сабли их, в са… ык…

Каблуки щегольских сапог пана Володарского взлетели вверх, после того как носок ботфорта кирасирского сержанта врезался ему прямо в разверстый рот. Сержант проводил взглядом кувыркнувшегося несколько раз ясновельможного пана, потом наклонился, разглядывая носок сапога, измазанный в крови, и, распрямившись, коротко приказал: