Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда - Бен Мачелл

подобного. Стивен энергично закивал. Когда его провожали обратно в посадочный терминал, ему хотелось рассмеяться. Стивен повернулся к идущей рядом переводчице и упомянул Амстердам и схожий случай, который произошел с ним там. Сейчас он уже не может в точности вспомнить свои слова.

– Я сказал что-то о Голландии. Не о тамошней полиции, у которой на меня виды, но она, должно быть, все равно поняла, что я и там наделал дел. По-моему, я вроде как спросил ее, не остановят ли меня снова на таможне из-за истории с Голландией, и тогда она направилась туда, где были все полицейские, и передала им мои слова.

Поэтому Стивена вернули в камеру предварительного заключения.

– Я был готов ударить себя за то, что так сглупил.

Но после очередного периода долгого ожидания его освободили во второй раз. По мнению Стивена, помогло то, что, помимо деталей огнестрельного оружия, завернутого в фольгу, в его сумке лежало все, что можно ожидать увидеть в багаже молодого туриста, включая путеводители и сувениры. Если его дневник и обнаружили, то либо не читали его, либо прочли недостаточно внимательно, чтобы заметить упоминания об ограблениях банков и желании купить настоящий пистолет. Сработало и то, что Стивен был молодой, нервный и начитанный. Стивен говорит, что отношение турецкой полиции заметно изменилось, когда он предъявил студенческое удостоверение Вустерского университета, как будто они почувствовали облегчение от того, что он действительно оказался тем незадачливым студентом, за которого себя выдавал.

– После того как я показал им удостоверение, они просто замахали руками и сказали: «Отпускаем».

Турецкие власти так и не связались с британской полицией по поводу попытки Стивена провезти оружие. Стивен мог бы остановиться на этом этапе, забыть об Организации и, очень вероятно, просто продолжить жизнь в качестве студента факультета географии и социологии. Вместо этого Стивен вылетел обратно в Великобританию, пытаясь решить, что делать дальше. Он старался мыслить позитивно. В любом случае этот пистолет с холостыми патронами – не совсем то, что нужно, сказал себе Стивен. Но ведь его желание почти исполнилось. «Двести семьдесят евро потрачено впустую, – написал он в дневнике, когда самолет подлетал к Лондону. – Вся поездка в Турцию обошлась примерно в восемьсот фунтов стерлингов. Мне нужно перестать бросать деньги на ветер».

В следственном изоляторе Бруклина Стивен рассказал все это ведуну. Они вдвоем сидели в камере, поедая из мисок рис с бобами. Стивен обнаружил, что его гаитянский сокамерник мог не только похвастаться сверхъестественными способностями, но еще и был гурманом. При помощи контрабандного запаса специй и приправ он мог превратить пресную тюремную еду в нечто гораздо более экзотическое.

– У него были очень странные привычки, хотя он был отличным поваром. Он мог сделать из по-настоящему дерьмовой еды что-то приличное.

– Я могу предсказывать будущее и лечить болезни, – сказал он Стивену однажды вечером после отбоя. – В моей стране меня очень хорошо знают.

Время от времени Стивен возвращался в свою камеру и обнаруживал, что ведун общается с каким-нибудь заключенным. Стивен быстро понял, что те приходят на частные консультации и его сокамерник предсказывает им судьбу, заставляя держать связку особых амулетов, пока сам поет и входит в состояние транса. Казалось, ведун пользовался большим уважением во всем тюремном отделении и, в частности, среди латиноамериканских заключенных.

Однако неприкосновенным считался другой человек, который был де-факто неформальным главой всех заключенных, независимо от расы. Этого лысого коренастого латиноамериканца из Нью-Йорка все звали просто Муссоном. Около сорока лет, дружелюбный, покрытый татуировками, он смотрел на всех прямым оценивающим взглядом. Бывший наркоторговец и член банды, он ждал суда за убийство. Он также был евангельским христианином и каждое воскресенье в 2 часа дня проводил в тюремном блоке общедоступную, хотя и неофициальную церковную службу. Муссон объявлял о начале службы, медленно прохаживаясь взад и вперед по тюремному отделению и глубоким, звучным голосом выкрикивая: «ИГ-ЛЕ-СИЯ! ИГ-ЛЕ-СИЯ!» [21] Стивен присутствовал на этих службах и был поражен мощной харизмой Муссона.

– Не будет преувеличением сказать, что он буквально горел евангельской верой, – вспоминает Стивен.

Муссону часто приходилось выступать посредником в спорах между заключенными. Несколько раз Стивен видел, как тот физически вмешивался, чтобы предотвратить насилие.

Однажды вечером, после отбоя, ведун предложил Стивену погадать. Не желая показаться грубым, тот согласился. Ведун произнес заклинание, заставив Стивена держать в ладони амулет, а затем, полежав и вроде бы даже заснув на своей койке, внезапно открыл глаза, сел и начал рассказывать:

– Ты вел интересную жизнь. Сделал много хорошего. Много плохого.

Стивен кивнул. Он едва удержался от искушения заметить: ну да, такое легко можно сказать о любом, кто сидит в тюрьме. Вместо этого Стивен спросил, может ли тот рассказать ему что-нибудь еще.

– Какие-то люди ищут тебя, – тихо ответил он. – Будь осторожен.

Стивену пришлось прикусить губу. Восемь месяцев назад это была бы действительно полезная информация. Теперь, когда он оказался в большой федеральной тюрьме, все было и так понятно. Стивен спросил ведуна, что ждет его в ближайшие годы. На загорелое, обветренное лицо его сокамерника набежала тень, он покачал головой и сказал, что все зависит от обстоятельств. Он был уверен лишь в том, что 2014 год окажется для Стивена особенно мрачным. Хотя объяснять подробностей не стал.

Стивен сказал, что хочет знать о будущем. Но, проводя неделю за неделей в федеральном административном следственном изоляторе Бруклина, он обнаружил, что тратит все больше и больше времени на размышления о недавнем прошлом. Вместо того чтобы фантазировать о побеге, Стивен все время возвращался мыслями к неожиданному вопросу, заданному тюремным надзирателем. Почему он встал на преступный путь, когда перед ним открывались другие возможности? Правильно ли поступил? Сделал ли бы такой выбор снова, будь у него возможность все изменить? Если реальность действительно податлива, как Стивен полагал, то почему же он теперь ест рис и бобы с ведуном в бруклинской тюрьме? Какую пользу он на самом деле принес? Сколько вреда он причинил? И кому?

Этот сдвиг в сторону самоанализа был медленным, но уверенным. В течение месяцев одиночного заключения главной целью Стивена было выжить. Свободный от отвлекающих мыслей о других людях и о перспективах, он предавался размышлениям о несправедливости всего происходящего. Мысли о том, что он сам виноват в случившемся, не приходили ему в голову. Но после освобождения из одиночной камеры – сначала в тюрьме округа Страффорд, а теперь и здесь – Стивен встречал все больше и больше других заключенных. У всех были собственные истории, собственные причины и собственные чувства по поводу прошлых деяний. Часто они