Тайна Марии Стюарт - Маргарет Джордж

– Каких обстоятельств? – спросил Дадли. Его голос был громким, а тон граничил с грубостью. Неужели женщины находили это привлекательным?

– Никто из Их Величеств не состоит в браке, – самым спокойным и любезным тоном пояснил Мейтленд. – Кто будет править в следующим поколении при отсутствии наследников с обеих сторон? Будет благоразумно, если каждый из монархов воспользуется своим правом на спасение дружественного престола при непредвиденных обстоятельствах.

– Благоразумно! – фыркнула Елизавета. – Опасное искушение! Но имейте в виду, что меня не привлекает Шотландия.

– Но она может привлечь вашего сына, – возразил Дадли. – И если Мария останется бездетной…

– Именно так, – вставил Мейтленд. – Или наоборот. Вам нужно выбрать друг друга прежде всего из-за родственных связей. Не следует доверять посторонним.

– Мария Стюарт для меня чужая, – упрямо заявила Елизавета.

– Но не по крови, – настаивал Мейтленд. – И если вы согласитесь на встречу, это положит конец любым опасениям.

– О, я согласна встретиться с ней, – беззаботно сказала Елизавета.

– Когда? – спросил Мейтленд.

– Не раньше следующего заседания парламента, – предупредил Сесил. – До тех пор вы не должны покидать столицу.

– Значит, следующим летом, – решила Елизавета. – Мы можем встретиться… где-нибудь на севере. Может быть, в Ноттингеме?

– Она с радостью встретится с вами, где пожелаете, – заверил Мейтленд, втайне надеясь, что он прав. – Значит, в июле?

– В августе. Я совмещу это с продвижением в других делах.

И хитроумный Сесил, и красавец Дадли выглядели удивленными.

– Молодой герцог Норфолк обеспечит нам гостеприимный прием, – сказал Дадли. – Кто еще там есть? Граф Нортумберленд, граф Уэстморленд… но они еще неопытны.

– Значит, им придется проявить упорство и находчивость, – заметил Сесил.

Раздались добродушные смешки. Елизавета сделала жест одной из придворных дам, и вскоре появился слуга с хрустальной вазой, подносом с плоскими хлебцами и бокалами свежего сидра.

– Осень выдалась щедрой, – пояснила Елизавета. Она взяла бокал и отпила из него.

Мейтленд с ужасом понял, что аудиенция подходит к концу, а он еще не получил ответа на свой главный вопрос.

– Эти ежевичные конфетки изготовлены из ягод, купленных моим дорогим Робертом, – сказала Елизавета, указывая на содержимое хрустальной вазы, и улыбнулась им.

Мейтленд взял себе хлебец и засахаренные ягоды лишь после того, как это сделали Сесил и Дадли. Он старался есть медленно и не проявлять признаков спешки. Наконец он вытер губы льняным носовым платочком.

– Ваше Величество, позвольте вернуться к теме, представляющей общий интерес для нас. Моя госпожа с радостью подпишет Эдинбургский договор, если он будет исправлен с учетом признания ее наследственных прав, разумеется, в том случае, если вы не сможете исполнять обязанности правящего монарха.

Елизавета повернулась и уперлась в него тяжелым взглядом. Теперь в выражении ее лица не осталось ничего веселого или легкомысленного. Ее губы сжались так плотно, что рот напоминал старый шрам.

– Что? Думаете, я смогу полюбить свой погребальный саван? – наконец спросила она, и ее голос напоминал змеиное шипение. – В тот момент, когда я назову Марию своей наследницей, я буду вынуждена возненавидеть ее, и каждый раз, когда я буду видеть ее лицо, – она взглянула на миниатюру, – я буду заглядывать в собственную могилу.

– Так думает каждый, кому приходится составлять завещание, – примирительным тоном произнес Дадли. – Однако стряпчие говорят, что мы должны это делать. Разумеется, неприятно читать фразы вроде «с момента моей смерти», «через десять дней после моей кончины» или «когда мое тело будет предано земле», однако мы содрогаемся и подписываем, поскольку не делать этого было бы… безответственно.

– Роберт! – одернула его Елизавета. – Вы считаете, вы хотите сказать, что я веду себя безответственно по отношению к моему трону и моим подданным?

– Отказаться выйти замуж и иметь наследника… Да, это безответственно.

– Ах! – раздраженно воскликнула Елизавета.

«Должно быть, она действительно любит его, – подумал Мейтленд. – Никто другой не осмелится разговаривать с ней в подобной манере. Однако это как раз то, что нам необходимо. Возможно, мне следует поблагодарить Бога за Дадли».

– Роберт! – Она рассмеялась и погладила его по голове.

Мейтленд был потрясен.

– Ты знаешь, что это невозможно, – нежно сказала она, но потом внезапно стала такой же серьезной и властной, как раньше.

– В тот момент, когда я назову имя своего наследника, я расстанусь со всей полнотой власти, – обратилась она к Мейтленду. – Plures adorat solem orientem quam accidentem. Большинство людей почитает восходящее, а не заходящее светило. Наследник становится центром всех несбывшихся людских желаний. Я видела это во время правления моей сестры, когда я была наследницей. Позвольте мне объяснить кое-что.

Она отвела Мейтленда в укромный альков с кушеткой и мягкими подушками у окна. Опустившись на кушетку, она сделала ему знак садиться.

– Будущий правитель – это сон, – сказала она. – Нынешний правитель – это тот, кто живет среди бодрствующих людей. Детям в декабре снятся яблоки, и они плачут, когда просыпаются и не находят сочных плодов. Точно так же подданные мечтают о том, что они получат от принца, когда он вступит в права наследования, и плачут каждый раз, когда их мечты оказываются несбыточной фантазией. Вот что я вам скажу: среди когда-либо живших и живущих правителей, включая Соломона, нет такого, кто был бы достаточно богат для удовлетворения человеческой алчности. Поэтому люди всегда жаждут будущего правителя и никогда нынешнего… если нынешний правитель не является их единственной надеждой.

«Как прекрасно она разбирается в слабостях человеческой натуры, – подумал Мейтленд. – Однако если она откажется выйти замуж, то в конце концов погубит свой народ. Никто не живет вечно, чтобы быть единственной надеждой для всех».

– Понимаю, – вслух произнес он.

– Однако если в данный момент я была бы вынуждена избрать наследника, то выбрала бы Марию Стюарт перед всеми остальными, – неожиданно сказала она. – Я предпочитаю не выбирать, но, если бы я была вынуждена…

Она выразительно изогнула свои тонкие бледные брови.

– И вы не соблаговолите передать это в письменном виде? Боюсь, моя госпожа будет так часто требовать от меня повторения этих слов, что у меня голова пойдет кругом.

– Вы выглядите достаточно здоровым, чтобы выдержать несколько повторений, – с улыбкой возразила Елизавета. Улыбка изменила ее лицо и сделала ее более таинственной и обворожительной. Даже ее пронзительные темные глаза, казалось, излучали сочувствие, а не испытывали его дух на прочность.