Карл XII, или Пять пуль для короля - Борис Григорьев

При этом известий Август пришел в ужас и послал к Мардефельту своего курьера с сообщением, что в Саксонии недавно заключено перемирие, о котором он должен был узнать из пакета, переданного ему Пфингстеном, и что он сам вынужденно находится в стане русских и ничего не может с этим поделать. Возможно, Август первый раз в жизни говорил правду, а потому ее восприняли как ложь. Мардефельт, страдающий астмой толстяк, ярко выраженный холерик, довольно вежливо ответил королю, что следовать советам противника — не в его правилах, никаких уведомлений ни от таких пфингстенов он не принимал и, пока не получит официального подтверждения о мире от своего короля, он будет действовать по своему усмотрению. Состояние Августа Сильного после этого было близко к истерике.

29 октября 1706 года Меншиков в обозе с лишившимся польской короны королем Августом подошел к Калишу. При первом же обмене выстрелами с русскими поляки, а за ними литовцы сорвались с позиций и ускакали прочь, обнажив фланги и оставив шведские части и полки их наемников одних лицом к лицу с грозным и жаждущим успеха корпусом русских. Центр оказывал ожесточенное сопротивление, пишут шведские историки, но русские обошли шведов с флангов, и Мардефельт, не видя дальнейшего смысла сопротивляться, после четырехчасового боя, окруженный со всех сторон, решил капитулировать. Победа противника была громкой, полной и убедительной.

Чувства Августа трудно было описать. С одной стороны, первая победа с его участием привела его в состояние эйфории (и не мелькала ли уже в его голове мысль о том, чтобы порвать Альтранштедтский договор и победителем верхом на белом коне въехать в Дрезден?), но, с другой стороны, возникла и другая мысль о том, что победа обернется для него страшной катастрофой. Что подумает Карл об этом спектакле? Он (Август) только что отправил Пфингстена с парафированным мирным договором, а на следующий день принимает участие в сражении с войском партнера и наносит ему тягчайшее поражение. Какой парадокс!

И Август находит выход. Он уговаривает отпустить пленных шведов на свободу под честное слово — ведь они такие великолепные и великодушные воины! Александр Данилович противится: с какой это вдруг стати отпускать пленных, которых он взял лично «на шпагу»? Ему слишком хорошо было известно, как обращались шведы с русскими пленными в Польше. Нет, он пойти на это никак не может. И тогда Август, еще накануне вечером униженно просивший у Меншикова взаймы денег, громко кричит ему, что если тот не отдаст ему пленных шведов, то он разорвет договор о союзных обязательствах с Петром. Это серьезно озадачивает Меншикова. Он, как и всякий русский, боится начальства, тем более что, будучи выходцем из самых низов, врожденным чувством собственного достоинства не страдал. Каким бы ни был этот союзничек, но он — король, и портить из-за пленных шведов дело царя Петра было страшно. Рассудив так, Меншиков уступает коварному лицемеру Августу и отдает в его распоряжение Мардефельта и всех его 1800 солдат и офицеров (700 человек полегло на поле боя, остальные с наступлением темноты рассеялись). Черт с тобой, только заткнись! А с Петром Алексеевичем он как-нибудь объяснится.

Счастливый и довольный Август пишет объяснительное письмо Карлу в Саксонию. Он полагает, что выход найден, что он, даруя пленным свободу, оправдал себя в глазах Карла полностью. Но не тут-то было: Карлу вручают от Мардефельта полный отчет о событиях, и ему становится ясно, что все было специально подстроено и что его уведомление о мире к Мардефельту не дошло до адресата из-за интриг Августа. Это так характерно для этого канальи! Он немедленно посылает секретаря своей канцелярии Седерхъельма к Имхофу и Пфингетену и объявляет им, что если выяснится, что в истории под Калишом роль сыграл злой умысел их курфюрста, то он сейчас же порвет договор на клочки, потребует от Августа сатисфакции и все станет по-прежнему, как до Альтранштедта.

Но, слава богу, в это время король получает объяснительное письмо Августа, и все наконец-то становится на место. Карл XII нашел более удобным для себя поверить «каналье», но своего презрительного мнения о кузене никогда не менял[105].

Многие историки считают, что Август Сильный явно поторопился, согласившись на слишком тяжкие условия Альтранштедтского мира. В частности, он мог бы выторговать у Карла условие об отмене оккупации Саксонии шведской армией, если бы несколько потянул с переговорами. Австрия и морские державы оказали бы на Швецию давление, разыграв, к примеру, против шведов датскую карту. Эти расчеты представляются нам весьма сомнительными, они не учитывают морально-психологического состояния саксонского курфюрста, уставшего от необходимости все время спасаться от шведов бегством, потерявшего польскую корону и оставшегося практически без армии. Они также игнорируют настроение шведского властителя, который ни на йоту не отошел бы от своих требований к миру с Саксонией.

С заключением Альтранштедтского договора связаны некоторые закулисные тайны. Саксонские переговорщики Пфингстен и Имхоф, как известно, получили от Августа карт-бланш на заключение мира при любых условиях. Для этого король выдал им чистый бланк договора с собственной подписью. О результатах переговоров с Карлом XII и о фактическом парафировании ими мирного договора на шведских условиях Пфингстен доложил Августу, находившемуся тогда вместе с Меншиковым в Петрикау. Здесь между Пфингстеном и Августом, разочарованным условиями мира, якобы состоялась следующая странная договоренность: он, Пфингстен, чувствуя свою вину за превышение (?) данных ему полномочий, не сказал Августу о заключении мира. Он с Имхофом по своему произволу использовал полученный чистый бланк с подписью своего монарха для ратификации договора и отказа Августа от польского трона. Бланк был выдан лишь на тот случай, если переговорщики смогли бы добиться от Карла более выгодных условий мира.

Получалось в результате, что Пфингстен и Имхоф были виноваты перед Августом не только в превышении полномочий, но и в утаивании от него правды о мире. Тем самым они дали в руки коварного Августа средство в подходящий момент объявить условия мира недействительными (что он потом, после поражения шведов под Полтавой, с успехом сделает, обвинив своих советников в предательстве)[106].

После Альтранштедтского мира Россия была поставлена в исключительно сложное положение — она осталась без союзников один на один с грозным шведским соперником. Саксонского курфюрста уже никто в Европе всерьез не воспринимая. Датский король Фредрик IV, формально не отрекаясь от союза с Петром I, наглухо закрылся от всякого сотрудничества с царем, даже если оно никак не угрожало безопасности Дании. Нет, в Копенгагене не дошли до того, чтобы желать России поражения в войне со шведами, но там с облегчением думали о том, что Карл скоро уведет свою армию на восток подальше от датских границ. Прусский Фридрих Вильгельм I продолжал искусно лавировать между блоками и странами и пытаться ловить рыбку в мутной воде. Морские державы в целом сочувственно относились к России, но от оказания конкретной помощи Петру уходили. Английский посол в Москве Ч. Витворт говорил в 1705 году, что «...интересы Англии требуют удаления русских от Балтийского моря». Пожалуй, после Нарвы для царя Петра это был самый критический период в ходе всей Северной войны.