Осенняя женщина - Анна Климова

— Уж кто бы говорил об извращенных принципах! У вас троих вообще никаких принципов нет.

— Мир вещей и людей слишком сложен и изменчив, мой Тимофей, и постоянно придерживаться каких-то одних принципов невозможно при всем желании. Поэтому вместе с принципами нам оставлена свобода выбора. Без выбора и компромисса принципы входят в противоречие друг с другом. Разве не так?

— Я не знаю, что ты понимаешь под «свободой выбора».

— Выбор. Выбор лучшего вина, что приносит удовольствие, к примеру, нашей Ирочке; выбор лучшей машины, что радует Олега; выбор лучших людей, что радует меня. Одним словом, выбор лучшей жизни.

— Или смерти, — хохотнул Олег.

— Я не с вами сейчас говорю, молодой человек! — резко и зло одернул его Старик, умевший переходить от благодушия к гневу так быстро, что приводил в замешательство собеседника. — Извольте помолчать. Итак, на чем бишь я остановился?

— На выборе, — подсказала Ира, глядя в окно.

— Да. Выбор… Надо уметь выбирать, дружок. Всегда и везде. Чтобы не разделить судьбу осла меж двух стогов сена, ставшего притчей во языцех.

— Ты тоже предложишь мне какой-то выбор? — подозрительно спросил Тимофей, так и не прикоснувшийся к своему блюду.

— Ты зришь в корень, мой дорогой! — широко улыбнулся Старик всеми своими морщинами. — Зришь в корень! Но об этом потом! Что же ты не ешь?

— Аппетита нет.

— Это плохо. У молодого человека вроде тебя в любой ситуации аппетит должен быть отменным. Еще говорят, что аппетит приходит во время еды. Надо только начать.

— Я не собираюсь ничего начинать. Кажется, мы уже говорили об этом. Зачем все снова? Зачем? Хоть ты, Ира, объясни мне! Ты, оказывается, все же склонна к компромиссам, хотя когда я звал тебя с собой, ты ведь не поехала, видеть меня не желала. А теперь сидишь здесь и изображаешь группу поддержки. Или это снова твой выбор?

Она повернулась и посмотрела с таким ледяным презрением, что Тимофей даже поежился. Он терпеть не мог, когда она так смотрела. И не из-за страха перед этим взглядом. А из жалости. Это был взгляд загнанного в угол зверька, всем своим видом показывавшего, насколько его НАДО бояться.

— Я здесь не из-за тебя, а из-за дела. Можешь не волноваться.

— Ты не тот человек, из-за которого я буду волноваться.

Она поставила бокал и с тихой яростью произнесла:

— Что ты хочешь от меня услышать? Что я сука и стерва, а ты хороший, чуткий, добрый мальчик, который решил порвать с плохой девочкой? Так?

— Ирина. Ирина, что за слова? — покачал головой Старик.

— Нет уж. Я скажу. Скажу. Мне было хорошо с тобой, потому что ты знал, чего хотел. И я это знала. Я верила в тебя. Думала, что у нас все будет хорошо. А потом ты изменился. Бросил работу, бросил меня! Разве нет?

— Я всегда был таким, просто смотрел не в ту сторону. А вот ты измениться не захотела. Хотя я предлагал.

Да, я никогда не скрывала того, что мне нужна достойная жизнь, и ты был с этим согласен сначала!

— Что ты называешь достойной жизнью?

— Только не ту, которой живешь ты!

— Вот это я и понял три года назад. Тебе интересна только твоя жизнь, Ира. Не моя.

— Какая гадость! — поморщился Олег. — Нашли время заниматься психоанализом семейных отношений. Устроили разбор полетов через три года!

— Заткнись, красавчик, — угрожающе взглянул на него Тимофей. — Ты и так раздражал меня слишком долго.

— В этом я с тобой единодушен. Можешь мне поверить. Богдан Сергеевич, скоро мы эту бодягу кончим? Он мне уже вот где сидит, этот клоун-переросток!

— Я ухожу, — Тимофей хотел встать, но Старик удержал его за руку.

— Не торопись. Спешка в нашем деле неуместна. И ты это знаешь. Сядь. Как бы там ни было, нас четверых многое связывает. Очень многое. И плохое (признаю это), но и хорошее. Давайте помнить о хорошем. В жизни это весьма помогает.

— Хорошо, — кивнул Тимофей. — Что вам надо?

— Ты же умный мальчик, догадайся с трех раз, — саркастично отозвался Олег.

— Ты нам нужен, — ласково улыбнулся Старик. — Для одного дела. Оно будет последним в этом составе. На этом все. По крайней мере для меня. Пора, знаешь ли, на покой. Я уж прикупил домик на Кипре с апельсиновым садом. Чудный такой домик с видом на море. Всю жизнь о таком мечтал. Большую часть работы мы проделали за последние два года. Дело за тобой.

— Что на этот раз? — притворился он ни о чем не знающим.

— Тебе действительно интересно? Ты же знаешь, у нас праздное любопытство не в почете.

— Если честно, то нет.

— Но ты должен согласиться.

— Я никому ничего не должен.

— Тебе так кажется, мой дорогой.

— Не связывайся со мной, Сергеевич, — вздохнул Тимофей. — Я похож на поток воды, который всюду пробьет себе дорогу.

— Укротить любой поток — дело техники. И еще ты неверно расставляешь акценты. Индивидуализм и принципиальность полезны в разумных дозах. В неумеренных они вызывают приятное заблуждение, поощряемое формой нашей планеты, что каждый человек находится на вершине мира. Я процитировал Эмерсона, если это кому-то интересно. Помнишь, я вначале говорил тебе, что в своей нынешней принципиальной жизни ты находишься в очень уязвимом положении? Вообще любые привязанности ставят человека в уязвимое положение. А мы космополиты, и потому неуязвимы. И неуловимы.

— А это уже ваше приятное заблуждение, — усмехнулся Тимофей, отпивая сок.

— Это факт, голубчик. Голый факт. И я намерен это доказать.

— Доказать что? Свою неуязвимость? Мне?

— Нет. Всего лишь доказать твою уязвимость при твоем нынешнем мировоззрении. И когда я это сделаю, тебе придется согласиться со мной и по поводу принципиальности и выбора. Вот так вот все просто.

— Ладно. Я весь внимание.

Старик довольно откинулся на спинку, сложил руки на животе и тихо заговорил:

— Существует категория людей, которых называют пешками. Не очень приятная, скажем откровенно, роль, но часто люди не догадываются, что играют ее. Или не хотят догадываться. Так человеку проще сохранить в себе надежду. Заметь, и здесь самообман неприкосновенной индивидуальности. Так вот, пешкам отведена простая, незамысловатая, практичная и в некоторых ситуациях вполне оправданная функция — ими жертвуют. Увы! Таковы правила этой игры под названием жизнь.

— Может, поменьше аллегорий и побольше сути?

— Это и есть суть, мальчик. Как писал Ибн Сина: «Суть в существе твоем отражена, не может долго тайной быть она, не потому ль, что суть любой натуры в поступке, словно в зеркале, видна». Нам друг от друга скрывать нечего, как ты понимаешь. Мы все здесь как на ладони. Ну а если конкретно, то начну с проблемы, которая возникла у нас, и мы должны решить ее с твоей профессиональной помощью. Не буду вдаваться в подробности проблемы, потому что о ее характере ты и так догадываешься. Но, как ты знаешь, проблемы не ходят в одиночку. Они любят большие компании. Вторая проблема — это ты и твое явное нежелание делать большие денежные дела. Давить мы на тебя не можем. Это мы сразу исключили, потому что нас связывают очень крепкие ниточки. Потяни за одну, и всем нам будет больно. Что же сделать, думали мы, чтобы наш дорогой Тимофей оказал нам маленькую услугу по старой дружбе? Как известно, одна голова хорошо, а три лучше. И мы решились на отчаянную и в некоторой степени даже жертвенную интригу. Наш многоуважаемый Олег Анатольевич, наш мужчина-красавец, вынужден был познакомиться с некоей дамой. С совершенно простой и незамысловатой парикмахершей, не очень еще увядшей, но и далеко уже не молоденькой. Увы, Олежке такая связь показалась очень тягостной. Но я сказал ему: не стенай и не заламывай руки. В конце концов, она же не будет твоей женой. Она будет ЛЮБОВНИЦЕЙ! А что такое любовница по определению Шамфора — это женщина, возле которой забываешь то, что знал назубок, иными словами, все недостатки ее пола. Так и случилось. Думаю, эта связь не была лишена для него некоторой приятности, тем более что в таком деле наш Олег, как мне кажется, не знает себе равных. Так вот. У этой дамы есть сын. Чудный, заботливый пятнадцатилетний мальчик. С характером! — Старик со значением поднял палец. — Да, с характером. Именно из таких и выходят пятнадцатилетние капитаны. А теперь поставь себя на его место. Возле мамки, только вчера уделявшей ему все внимание и любовь, появляется другой мужчина. Молодой мужчина. Мало того, что открывается явный мезальянс, неприятный для мальчика, но друг матери оказывается еще и наглым, прошу прощения, сукиным сыном, унижающим его гордость. И вот тут у нас могли быть затруднения в том плане, что реакция мальчика была бы не такой, какая нам нужна. Но, как я уже заметил, парень нам попался с характером. Характер плюс увлечение современными технологиями принесли ожидаемые плоды. Он влез в компьютеры фирмы нашего Олега и устроил, скажем так, небольшое хулиганство.