Час скитаний - Алексей Алексеевич Доронин

их в лучшем случае превращали в таких же холопов, но в ещё менее комфортных условиях – а в худшем…

Когда машина поравнялась с постом и остановилась, старший из стражников обратился к Режиссёру.

– Здравствуйте, уважаемые. Я слыхал, ваших на севере в Приморском районе покрошили. Одних пленных тридцать человек взяли.

– Ну, допустим, – ответил лейтенант. – Но откуда тебе это известно?

– Земля слухом полнится. А ещё говорят, бригадир Кирпич идёт, – произнёс пожилой старшина стражи.

– Какой на хрен бригадир? – взъярился Режиссёр. – Он бандит и висельник. Не вашего ума… Стойте где сказали и помалкивайте.

– Весь город об этом говорит, ваше благородие, – уже тише сказал стражник. Татуировки на лице двигались в такт его словам. Похоже, выслужился из низов. – Кажись, на этот раз всё серьёзно.

– Вы поговорите ещё. Мы вам языки поотрежем.

После этого стражник язык прикусил и, неумело отдав честь, отошёл. Обращение «ваше благородие» редко употребляли без иронии, хотя магнаты одно время пытались его внедрить.

Вдруг заговорила женщина, переводя взгляд с одного наёмника на другого:

– А выкупать их будут, не знаете? А то я там одного мальчика знала… Может, живой ещё.

– Да на хер он тебе, Наташка? – фыркнул стражник. – Им уже яйцы по-любому отчекрыжили. Они там ещё с бригадирства Самосвала их сушат и балаболки делают на шапки.

– Ну, тогда пусть и не выкупают, – торговка тоже захихикала. – Нового найду.

И, поймав на себе тяжёлый взгляд Режиссёра, пошла куда-то в сторону переулка, выкрикивая «Со-сиськи, сосиськи! Горячие, вкусные!» – хотя улица была пуста и клиентов тут было не сыскать. Видимо, просто хотела побыстрее убраться подальше от наёмников, которые в другое время обязательно забрали бы сосиски. Но сейчас им было не до этого. Они смотрели с подозрением на любого попавшего в поле зрения. И даже принадлежность к их компании ничего не гарантировала.

Младший ещё раз оглядел тех, кто сидел рядом с ним в салоне, и вздохнул. Он никогда не забывал, что все эти люди – временные попутчики, а не друзья. Совсем не те, кем были для него бойцы отряда «Йети» из Прокопы, рядом с которыми он вырос. При этом личные качества даже не так важны. И садист-матерщинник Богодул, и смуглый, но с русский душой, приколист и бабник Чёрный, и гопник Бык, и обжора Пузырь… (последние двое ехали не здесь, а в грузовике), и заносчивый Режиссёр, и Туз, изображающий опытного и ответственного командира, а на самом деле рвач и хапуга – все они продадут любого, если понадобится, чтобы спасти свои шкуры. Как кинул их всех Андрюха Миронов, который даже выговоров не имел. И уж от него никто такого не ожидал.

Саша должен быть готов сделать то же самое. Ведь у него есть цель поважнее, чем сгинуть в разборках упырей разного пошиба.

Почему-то вспомнился поход «Йети». Было сейчас что-то общее с тем, как тот начинался.

– Да не только «еноты» радуются, что наших там постреляли. И барыги зубоскалят, и холопы, и закупы пляшут: «Котов поубивали!!!» Сукины дети! – произнёс Режиссёр.

И это опять сработало лучше пропагандистских речей. Напомнило им, кто свой, а кто чужой.

Рации закинули в «Патриот» быстро, Чёрный даже не глушил мотора. Теперь надо было догонять колонну. Времени у них было достаточно. Колонна ещё должна была принять на борт несколько человек и какие-то грузы возле моста. Без них она всё равно в путь не тронется.

Младший подумал, что с рациями Туз что-то намутил. Иначе для чего нужен этот визит в спешке? Возможно, для того, чтобы полковник мог скрыть от шефа свое раздолбайство. Младший уже привык не искать сложную систему там, где есть только идиотизм.

* * *

Возле канала Режиссёр вдруг приказал остановить машину.

– Позови сюда того типа с лодкой, – приказал лейтенант Богодулу, сидевшему справа от него на заднем сиденье. – Похоже, напился и забыл, что мы распорядились сдать все плавсредства на Морской вокзал.

– Слушаюсь, шеф. Да не напился он. А оборзел.

Опустилось стекло.

– Эй, гондоньер! – заорал, сложив руки рупором, Богодул. – Греби сюда, животное. Греби, пока из твоей посудины решето не сделал.

Он высунул в окно ствол АКСУ.

Гондольер по прозвищу Краб начал быстро работать веслом и причалил к берегу. Он был мужик тёртый. Сашка иногда нанимал его и знал, что Краб не любит даже правильно произнесённое слово «гондольер», предпочитая быть просто «лодочником». Но с Богодулом ссориться опасно. Всем было известно, что старшина скор на расправу и шутить любит, но от его шуток смеётся только он сам, а остальным впору заплакать.

Пока Краб привязывал лодку, Богодул держал его на мушке и пел: «Я убью тебя, лодочник» хриплым басом.

– Лодка конфискована. Ввиду чрезвычайного положения, – пояснил Режиссёр, – Саня! Обыщи посудину. И его тоже. Подозреваю, что он шпион.

Младший послушно распахнул дверцу. Закинув за спину ружье, вышел из машины. Осмотрел посудину. Потом, преодолевая отвращение, прохлопал карманы бомжевато одетого лодочника.

Но в лодке ничего подозрительного не нашлось, только пожитки Краба. В карманах – портсигар с самокрутками, полупустой старый кошелёк из замши и складной нож.

– Ого, да у него холодное оружие. Изымаем. А с лодкой сейчас решим. Хотя я отправил бы на дно. Он нарушил распоряжение сдать плавсредство на станцию. Срок истёк десять часов назад.

Пока Молчун производил обыск, перевозчик смотрел на него, и за его равнодушным взглядом явно скрывалось презрение.

– Ничего такого! – объявил, наконец, Младший. – Обычное барахло.

– Деньги есть?

– Да.

Режиссёр подошёл и выудил из кучки кошелёк. В нём оказалось немного мелочи. Не считая, лейтенант пересыпал монеты в карман.

– Это штраф и плата за хранение. Саня, позови этих ленивых сволочей, – лейтенант кивнул на ошивающихся у набережной стражников. – И сдай лодку им под роспись. А ты не боись, Краб. Послезавтра тревогу отменят, все посудины вернут хозяевам.

Молчун выполнил всё, что было приказано. Гондольер продолжал буравить его взглядом. Интересно, кем он его видит? Нерассуждающим орудием, тупым истуканом?

– Как же. Знаю я вас, – сквозь зубы процедил лодочник. – Аж два раза вернёте. Кровопийцы.

Богодула, похоже, достало, что молодой боец не может утихомирить бузотёра. Поэтому он вмешался. Сашу просто отодвинул в сторону, как досадную помеху, подошел к Крабу, сгрёб за воротник двумя пальцами и навис над ним, как смерть. Оскорбление бойцов при исполнении не было преступлением против закона. Но «спросить» за это по понятиям можно было строго.

– Ты чего-то не понял, обоссанная куча верблюжьего говна? Езжай на хер и возвращайся с магнитиком. Или присаживайся, гость дорогой… На бутылку. Могу дать поменьше, побольше. А?