Предательство в Неаполе - Нил Гриффитс

Луиза стонет и выгибает спину, прижимаясь ко мне. Я засаживаю член как можно глубже. Больше уже не нужно движений. Мы так близки, что дальше некуда. Дрожа, мы напрягаемся ради сохранения этой близости — сгусток застывшей похоти.

— Только не в меня, — лепечет, задыхаясь, Луиза. — В меня нельзя, ты понимаешь?

Я киваю. Мы останавливаемся, чтобы дух перевести.

— Мне, чтобы кончить, надо быть сверху, — поясняет, отдышавшись, Луиза.

— Я помню, — говорю я. — Хочешь сейчас кончить?

— Нам незачем останавливаться только потому, что я кончаю.

Устраивается она тщательно. Ей приходится основательно навалиться мне на таз, руками упереться в стену. Я лишь слегка выгибаюсь. О своем оргазме Луиза возвещает громче и радостнее, чем на прошлой неделе, когда находилась с мужем в соседней комнате.

Я переворачиваю Луизу набок и вхожу в нее сзади, но чувствую: уже нет того рвения и пыла.

— А ты как кончить хочешь? — спрашивает Луиза.

— Я хочу — над тобой.

Она поднимает на меня глаза.

— Ты не против?

— Хочу, чтоб ты это сделал.

Встаю на колени у нее между ног. Равновесие держать нелегко. Сажусь на нее верхом, упираясь коленями в постель.

— Хочешь, я тебе помогу? — говорит Луиза и, не дожидаясь ответа, хватает меня за член.

Кончаю я почти сразу, и струйка долетает до ее волос, размазывается по подушке. Другая, послабее, бьет ей в щеку, растекается по груди и животу. Ощущение потрясающее, будто слегка бьет током, до кончиков пальцев на ногах пробирает. Луиза вытирает щеку.

— Я когда смотрела на это… не знаю. Жалею, что не в меня. Хочу, чтоб ты кончил в меня. — Она вся дрожит.

— Это было бы жуткой ошибкой, ты же сама говорила.

— Знаю. Я веду себя глупо.

Я ложусь рядом. Мой член понемногу расслабляется.

— Неужели мы потом будем жалеть о каждой секунде?

— Жалеть глупо.

— А как же Алессандро?

— Мне захотелось переспать с тобой. Он поймет.

Меня будто пружиной вверх подбросило.

— Ты собираешься ему рассказать?!

Луиза хохочет:

— Нет, конечно!

— Господи! — перевожу я дух и валюсь обратно на кровать.

— Джим, без паники. Он никогда не узнает. Он мне верит.

— Тогда зачем ты это сделала?

— Я же сказала: мне захотелось.

Вечер. Мы сидим возле дома и пьем белое вино. Лимонная роща придает нежному ветерку острый запах. Луиза напоминает, что я обещал потанцевать с ней. Меж нами никакой неловкости. Вместе в душе мылись, целовались, дурачились. Грехопадение в большом доме Алессандро нас забавляет. Я ставлю его пластинки: Шопен в исполнении Рубинштейна. Луиза подходит и садится ко мне на колени, держа бокал у груди. Стягиваю платье с ее плеч и, нагнувшись, хватаю губами сосок, который тут же твердеет. Луиза обвивает меня руками. Я перехожу к другой груди. Поза неудобная, но мне не до этого. Наконец я останавливаюсь и возвращаю на место бретельки ее платья.

— Вот что значит новый человек. Все время хочется заниматься этим, — говорит Луиза, вставая.

Она расстегивает «молнию» на юбке, и та сползает на пол.

— И ты давай. — Знаком показывает: делай то же самое. Встаю, сбрасываю брюки, трусы.

— Садись обратно.

Луиза устраивается на мне. Медленные движения. Глубоко. Мне приходится сдерживаться, когда она кончает. Все происходит очень быстро, и тогда Луиза соскальзывает с меня и, встав на колени у меня между ног, берет мой член в рот за секунду до извержения. Я отстраняюсь, думая, что надо было ее предупредить. Луиза берет свой бокал и пьет вино.

Мы одеваемся. От меня пахнет Луизой. Звонит телефон, и она исчезает в доме. Отсутствует довольно долго. Кроме Шопена, я ничего не слышу. Думаю о том, что наделал. Еще две недели — и они уедут в Китай, а я буду… где-нибудь. Наверное, дома… в Лондоне. А потом мне останется жить в ожидании их ежегодных визитов, редких свиданий с Луизой. Неожиданно возвращение в Лондон уже не кажется мне чем-то печальным, если хотя бы раз в год я смогу проводить день-другой в постели с Луизой.

Появляется Луиза.

— Да, это оказалось тяжелее, чем мне представлялось. Только и думала, как бы он чего не заподозрил. Сказал, что жутко по мне скучает. Жутко.

— Обо мне вспоминал? — Во мне заговорил мелкий эгоист.

— Заявил, что с тобой мне по крайней мере будет не так одиноко.

— Как по-твоему, он что-нибудь подозревает?

— Откуда я знаю! — Луизе не по себе.

— Можем на том и покончить, — говорю я, — возьмем и попросту забудем, что это вообще было. — И только произнеся эти слова, я понимаю, что считаю само собой разумеющимся продолжение нашей связи, во всяком случае, пока я в Неаполе. Вот бы Луиза хоть намекнула, что чувствует то же самое!

— Может быть, — отвечает она. — Боже, до чего же мне тошно! — Луиза сутулится и смотрит на меня. — А ты? С тобой все в порядке?

— Не знаю, что и подумать.

Луиза отводит взгляд и глухо выговаривает:

— Ведь это же не то, чтобы спать с первым встречным? Тогда было бы хуже, ведь правда?

— Сомневаюсь, чтобы Алессандро так же считал. Он, может, думает, что для тебя на свете нет ничего хуже, чем переспать со мной. Мы все стали такими добрыми друзьями.

— Не говори так. Пожалуйста. — У Луизы на лице ужас. — Может, нам действительно надо забыть, что это вообще случилось, как ты предлагал.

— Если тебе угодно.

— А тебе что угодно?

— Я на это отвечать не стану.

Луиза не настаивает.

— Во всяком случае, завтра он вернется, и все будет по-прежнему. Мы втроем. Он просил сообщить тебе, что мы все едем в Равелло.

— Вот здорово, — говорю я без особого восторга.

Ужинаем мы в ресторанчике в Пиано-де-Сорренто, занимая друг друга пустяковыми разговорами, дабы не делиться бесконечно своими чувствами, гадать, что же нам теперь делать, и прочее. К одиннадцати часам мы снова в норме: друзья-любовники какие ни на есть, возбужденные, подвыпившие. Через городок мы бредем хохоча. Нам приходит безумная идея проникнуть в ресторан, где идет какое-то торжество. Луиза словно родилась итальянкой, я же немного не в своей тарелке. Луиза заявляет, что хочет танцевать. Я только плечами пожимаю и наконец выдавливаю «Si, si» в ответ на приглашение к танцу. Торжество семейное, день рождения. Славные, явно среднего достатка итальянцы, не гангстеры и не интеллектуалы. Поразительное дело: как только нас приняли в компанию (а для этого потребовались длительные уговоры Луизы), так сразу встречают как старинных друзей, обнимают и целуют, усаживают за стол и потчуют всякой всячиной. Десерт. Cannoli. Я ем с аппетитом, поглядывая на площадку для танцев, на которой народу немного. Как и в Англии, молодые девицы танцуют с мужчинами, которые годятся им в отцы. Музыка — нечто европейское, с привкусом хэви-метал. Несмотря на это, Луиза на месте не сидит и рвется танцевать. Нам подают но стакану граппы. Я залпом осушаю свой. Замечаю, что кое-кто зовет Луизу по имени.