Игра Бродяг - Литтмегалина

дверного проема и разлился пятном, мерцая на поверхности лужи. Глумливая, бессмысленная, заросшая физиономия высунулась наружу, оглядела Вогта, а затем вывалилось и все остальное. Торикинский забулдыга, вероятно, решил сегодня быть буйным: он показал Вогту хлипкий волосатый кулак, шагнул ближе, кое-как совладав с ногами (Вогт наблюдал его усилия с вежливым интересом), и, замахнувшись, ударил.

Вогт вовремя отступил, так что от удара пострадал лишь воздух. Блестящие от опьянения, отчаянно разъезжающиеся глазки забулдыги выразили обиду и неодобрение. Пьянчужка снова замахнулся, далеко отставив руку, и вдруг, словно жук, опрокинулся на спину. Расплескав лужу, он остался лежать, закрыв глаза и удовлетворенно посапывая — горизонтальное положение давалось ему куда легче, чем вертикальное. Вогт осторожно протиснулся мимо и вошел в тускло освещенный проем. Как ему подумалось (или как он заставил себя подумать) здесь вполне можно укрыться на некоторое время, пока дождь не кончится.

Все помещение заполняли клубы смрадного дыма, до того тяжелого и плотного, что в первый момент Вогту показалось, что дышать носом просто невозможно. Когда же он заглотнул воздух ртом, тот хлынул в горло, густой и горький, как прогорклое масло. Вогт захлебнулся и закашлялся. Впервые он угодил в такой сад — здесь пустили корни наилучшие отбросы лучшего города в мире. Посетители «Зеленого мертвеца» редко обращали внимание друг на друга — разве что незадолго до драки и во время нее. Но появление такого удивительного существа, как Вогт, не могло остаться незамеченным. Со всех сторон, пробуравливая клубы ядовитого сизого дыма, к нему потянулись взгляды. Вогт приветственно поднял руку.

— Привет! — воскликнул он и снова закашлялся.

Разумеется, ему никто не ответил, и только старик, разливающий вино, тревожно прошамкал:

— Пошел вон отсюда. Мне здесь трупы не нужны!

— Но я же не труп, — удивился Вогт, пристроившись на грязный табурет возле грязного стола — и сразу приклеившись намертво.

— Подожди пару минут, — буркнул старик.

Вогта продолжали оглядывать. Он широко улыбнулся и обвел присутствующих счастливым взором. Все с омерзением отвернулись, и только зеленые глаза одного, с изувеченным, покрытым шрамами лицом, все еще сверкали сквозь табачный дым, устремленные на него. Если Вогт и чувствовал опасность, то хорошо притворялся, что не чувствует. Некоторое время он молча сидел за своим столиком. Иногда, задумавшись, он ставил на столик локти, потом вспоминал, как грязна поверхность, и снова клал руки на колени. Идиллия была прервана неряшливой лохматой женщиной с подносом. Распростершись над Вогтом необъятными телесами, она закричала:

— Либо ты что-то заказываешь, либо выметаешься вон отсюда, бродяга!

Наёмница взвилась бы сразу. Вогт же только отстранился, чтобы в случае, если его решат ударить подносом, успеть увернуться. «Откуда она меня знает? — удивился он. — Я же действительно бродяга».

— Там гроза, — кротко объяснил он. — Что такого, если я посижу здесь немного?

Лохматая женщина принялась орать. Голос у нее был низкий и раскатистый, но в отдельные моменты резко взмывал до визга. Вогтоус вскочил, зажимая терзаемые уши.

— Да угомонись ты, глупая баба, — встрял зеленоглазый, прихватив свою кружку и поднявшись с места. — Я заплачу за этого пухляка. Тащи ему пива и что-нибудь пожрать.

Она сразу замолчала и свела кустистые брови.

— Ты это чего? — подозрительно осведомилась она. — Приглянулся он тебе, что ли?

— Ты языком не трепи, а давай пошевеливайся, — поторопил зеленоглазый и голос его похолодел до внятной угрозы. — Жаркое с подливой сойдет.

Женщина молча удалилась, держа поднос в поднятых руках. За годы непростой жизни, ежедневно общаясь с шушерой и пьянью, она научилась разбираться в людях: на этого невысокого, светленького ори сколько хочешь, он даже не ругнется в ответ, а вот зеленоглазый был мужик в возрасте, угрюмый, массивный. Такому хватит сил схватить ее за патлы да протащить по всему залу, под радостное ржание всех присутствующих.

Вогт проводил ее рассеянным взглядом — между столиков она протискивалась боком, в чем, впрочем, не было особого смысла, потому что она была совершенно круглая, а, значит, со всех сторон одинаково толста. Затем Вогт взглянул на своего, как он, наверное, считал, доброжелателя, теперь сидящего за его столиком. Доброжелатель представлял собой занятной зрелище. Казалось, его лицо когда-то сняли, как маску, покромсали на куски, а затем грубо сшили и водрузили обратно.

Вогт улыбнулся мягкой, безмятежной улыбкой.

— Благодарю вас. Так получилось, что я давно ничего не ел и у меня нет денег.

Поскольку зеленоглазый ничего ему не ответил, Вогт продолжил с невинной бестактностью ребенка:

— Как много шрамов на вашем лице… должно быть, вы пережили невероятную боль.

Зеленоглазый не рассердился. Усмехаясь, он потер остатки носа, который ломали не менее десятка раз, и ответил:

— Меньшую боль, чем та, которую я причинил им… потом, — он наклонился ближе к Вогту, и, когда его теплое ленивое дыхание коснулось Вогтовых ноздрей, Вогт догадался, что зеленоглазый пьян. — Проклятые псы, — прошептал зеленоглазый, и в его зрачках вспыхнули огни, странные и непредсказуемые, как искры, вдруг вспорхнувшие под порывом ветра над пеплом, который казался совсем остывшим. — Целая стая. Злее были лишь те люди, что натравили ее на меня.

Вогт понимающе кивнул. Он хорошо помнил свору Шванн.

— Я был тогда не старше тебя. Меня окружил десяток собак. Их глаза горели, как угли. Среди них выделялся вожак: огромный, бешеный, черный, как зимняя ночь. Он обрушился на меня всей своей массой, остальные поспешили на подмогу. Я закрыл руками горло, а черный пес рвал мое лицо, грыз мои пальцы. И они стали вот такие, — зеленоглазый показал Вогту свои изуродованные руки. — Боль была ужасающая… и разожгла во мне ярость. И тогда я стал таким сильным, что перебил всю стаю. Они защищались до последнего, кусали меня, но мне было все равно, потому что сто первый укус не имеет значения после ста. Я душил их, поднимал их и швырял об пол, а потом добивал ногами. В итоге они все оказались на полу передо мной: теперь не острые зубы и сильные мускулы, а лишь жалкие поскуливающие комки окровавленной шерсти. Вот это было зрелище…

Зеленоглазый улыбнулся. Все передние зубы в верхнем ряду у него отсутствовали, и Вогтоус видел сквозь черную щель, как, пузырясь, поблескивает розоватая кровянистая слюна. От клыка слева уцелела только половина. Уловив, куда смотрит Вогт, зеленоглазый отпил из кружки и объяснил:

— Вот я вечно тру этот клык языком и ранюсь до крови. Остро сломался, а сидит крепко, гаденыш, — он снова осклабился. — Я все же везунчик: не знаю, как так получилось — кожа клочьями висела, а глаза уцелели.

— Вы уже второй везунчик, которого я сегодня встретил, — рассеянно пробормотал Вогт,