Елизавета Петровна - Николай Павленко

Эпизод на первый взгляд можно считать настолько мелочным, что он не заслуживает подробного описания. Но это не так — он дает основание для нескольких важных наблюдений. Он, во-первых, характеризует нравственный облик не только монашествующих, но и духовных иерархов, опустившихся до явного подлога. О пьянстве и разврате монастырской братии сохранилось немало свидетельств, из которых явствует, что пороки оставались безнаказанными, но рассказанный Шаховским эпизод является уникальным: развратник был пойман с поличным, его поступком вынужденно занимался Синод и даже императрица.

Эпизод, во-вторых, еще раз характеризует отношение Елизаветы к делам: у нее были веские основания проверить справедливость донесения синодалов, но она, отчасти по лени, отчасти из-за покровительства духовенству, освободила себя от этой заботы. В этом отношении дочь отнюдь не следовала заветам отца, считавшего монашествующих тунеядцами, уклонявшимися от службы государству.

Описанный эпизод, в-третьих, обнаружил отличие в отношении отца и дочери к допущенным ими ошибкам: Петр умел признавать и исправлять их, в то время как Елизавета, обладая неограниченной властью, отказалась исправить ошибку, когда виновный оказался правым, а правые подверглись наказанию. В этом тоже проявились и лень императрицы, и ее расположение к духовенству.

Синодалы все же решили избавиться от неуступчивого обер-прокурора Шаховского — на коленях, со слезами на глазах они умоляли императрицу либо уволить их от присутствия в Синоде, либо уволить обер-прокурора, освободив их от его дерзких поступков. Елизавета Петровна ответила синодалам, что она нуждается в услугах обер-прокурора. В другой раз она заявила: «Он мне в Синоде надобен, и я его оттуда не отпущу. Я довольно уже узнала его справедливые поступки». И все же с помощью А. Г. Разумовского и духовника Дубенского синодалам удалось освободиться от Шаховского — в 1753 году Елизавета пожаловала его более высокой должностью генерал-кригскомиссара.

Отстранение Шаховского от должности не могло остановить неотвратимости секуляризации. Время настолько властно требовало ее проведения, что даже набожная императрица, не желавшая ссориться с духовенством, хотя как-то и заявила, что только после ее смерти вотчины могут быть отобраны у монастырей, все же вынуждена была поддаться велению времени. Она сама на заседании Конференции при высочайшем дворе 30 сентября 1757 года заявила о необходимости изъятия управления вотчинами из рук монастырских служек и о передаче его штаб и обер-офицерам, о составлении описей имущества монастырей, об установлении размера повинностей с монастырских крестьян, равных тем, которые получали помещики от своих крепостных. На монастыри разрешалось «издерживать» только суммы, предусмотренные штатом. Перечисленные меры означали близость завершения секуляризации.

Синод, разумеется, возражал против означенных мер и, как мог, саботировал их реализацию, так что практически дело секуляризации при Елизавете Петровне не сдвинулось с места. Зато у монастырского начальства и монашествующих она посеяла неуверенность в завтрашнем дне, в скором наступлении времени, когда государство отнимет у них вотчины. Отсюда стремление монастырей и епархий выжать из крестьян максимум доходов, это, конечно же, истощало их хозяйственные ресурсы. Хищническая эксплуатация монастырских крестьян привела к их массовым волнениям и отказу подчиняться монастырским властям. Так благочестие императрицы вызвало следствие, противоположное ее ожиданиям.

Столь же противоречивые результаты принесло благочестие императрицы в отношении к инаковерующим — иудеям, магометанам, язычникам, раскольникам. Здесь она тоже далеко не всегда следовала заветам родителя.

Петр Великий отличался веротерпимостью. Среди его ближайших соратников встречаем католика Якова Виллимовича Брюса, лютеранина Павла Ивановича Ягужинского и крещеного еврея Петра Павловича Шафирова. При выборе соратников Петр руководствовался прежде всего талантами, а не вероисповеданием. Елизавета Петровна, напротив, считала православие единственной верой, достойной внедрения в сознание подданных. Лица, придерживавшиеся иной веры, подлежали либо изгнанию, либо обращению в лоно православия. Осторожность и даже враждебность Елизаветы Петровны к услугам иностранцев в управлении страной понятны, поскольку свежи были воспоминания о немецком засилье. Кроме того, дочь сознавала, что она не обладает железной волей отца, способного превратить иностранца в покорного исполнителя своих планов.

В церковной политике Елизаветы Петровны без труда обнаруживается общая направленность — отсутствие веротерпимости. Что касается реализации этой направленности, то в ней, как и в вопросе о секуляризации церковных владений, просматривается непоследовательность, колебание, а главное — результаты, противоположные тем, на которые она рассчитывала. Неизменную враждебность она проявляла только по отношению к евреям. Истоки этой враждебности Елизаветы Петровны, как и ее матери Екатерины I, неведомы. Одно можно считать бесспорным — враждебность внушена извне.

Худ. Жан-Марк Натье Портрет Екатерины I. 1717 г.

Масло, холст. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

В особенности это относится к Екатерине I, обнародовавшей указ 26 апреля 1727 года, то есть за десять дней до своей кончины, когда смертельно больную императрицу, в промежутках между утратами сознания, уже не могли волновать судьбы евреев. Появление указа Екатерины представляется странным еще и потому, что благодаря ее заступничеству Петр сохранил жизнь приговоренному к смерти Шафирову, голова которого уже лежала на плахе. Шафиров был сослан в Новгород, но, как только Екатерина вступила на престол, она проявила к ссыльному милосердие, разрешив ему жить в столице. В распоряжении историков отсутствуют и какие-либо сведения о поступках евреев, способных вызвать гнев Екатерины.

Тем не менее указом 26 апреля 1727 года Екатерина запрещала евреям жить как в великороссийских, так и в малороссийских городах. Указом 2 декабря 1742 года Елизавета Петровна ужесточила преследование евреев, запретив им проживание не только в городах, но и на всей территории Великороссии и Малороссии: «Ныне известно стало, что они в Малороссии под разными видами, яко то торгами и содержанием корчем и шинков жительство свое продолжают, от чего от них, яко Христа спасители ненавистникам нашим верноподданным крайнего вреда ожидать должно». Указ повелевал из городов, сел и деревень «всех мужеска и женска пола жидов, какого бы звания и достоинства ни были… со всем их именем немедленно выслать за границу и впредь оных ни род каким видом в нашу империю ни для чего не впускать», за исключением принявших «христианскую веру греческого исповедания».

Истек год; 16 декабря 1743 года Сенат, ссылаясь на донесения Генеральной войсковой канцелярии, Лифляндской губернской канцелярии и Рижского магистрата о том, что запрещение въезда евреев в Малороссию и Лифляндию для ярмарочной торговли нанесет ущерб доходам казны, ибо лишит ее таможенных сборов, просил разрешить евреям приезд с товарами на ярмарки, тем более что они, продав товары, возвращаются домой, за пределы Российской империи.