Зазеркальные близнецы - Андрей Ерпылев

— Господа! Вы все узнаете на пресс-конференции, которую его высочество дает послезавтра в студии “Ра-дио-Петрополь”, — подбросил он сахарную косточку “акулам пера”, садясь за руль, чем вызвал новый взрыв всевозможнейших вопросов. — Все остальное комментировать, увы, не уполномочен. До встречи послезавтра! — И подмигнув сразу нескольким симпатичным репортершам, Владимир резко взял с места, вынуждая щелкоперов разбегаться от массивного радиатора, как кузнечиков от газонокосилки.

Под левым колесом хрустнуло, и автомобиль слегка качнуло. “Все-таки не уберег какой-то раззява камеру!” — пронеслась в голове злорадная мысль, пока нога плавно нажимала на педаль газа.

Эх, почему под ним сейчас мертвая железяка, а не горячий степной скакун…

* * *

Кругом на десятки километров только степь, покрытая девственно белым снегом, блещущим мириадами алмазных игл, а вверху — бескрайний сине-голубой свод небес. Кажется, будто никого нет в мире, кроме нескольких всадников, мчащихся во весь опор. Впереди, как и положено, молодой хозяин, за ним — верные нукеры-телохранители, слуги, рабы. Сегодня самые важные из слуг беркутчи — хранители и воспитатели охотничьих беркутов. Два брата-близнеца, Оштыни и Бештыни, гордые оказанной честью, отстают от хозяина только на один лошадиный корпус.

Молодой Волман, как и его отец, всемогущий властелин степи Бекбулат-Довлат-хан, не любил охоту с выращенными в неволе птицами. Настоящий беркут с младенчества получает от родителей все, что необходимо ему в нелегкой будущей жизни. Только после того как беркут поднимается на крыло, его нужно поймать, что является величайшим искусством, передаваемым у беркутчи от отца к сыну, от деда к внуку… Конечно, те, кто попроще — мурзы или простые баи, — охотятся с орлами-курицами, тем более что именным указом запрещено всем, кроме ханских беркутчи, ловить орлов — так они стали редки в последние годы. На обучение беркута уходят годы, только когда он сроднится со своим поводырем, можно впервые снять ременные петли с лап и кожаный клобучок, закрывающий глаза птицы. В старину хранителя ханского беркута, не сумевшего обуздать дикий нрав вольной птицы, укротить его мощь, привязать к себе незримыми узами, просто-напросто казнили, ломая хребет и бросая замерзать в степи на поживу коварным лисам и воронам… А еще нужно приучить птицу к хозяину, заставить понимать его приказы.

Сначала птицу приучают к звуку лошадиных копыт, вслепую вывозя в степь. Рука беркутчи защищена до локтя кожаной перчаткой, чтобы беркут в азарте не исполосовал руку своими страшными когтями. На следующем этапе приучают к “хождению на руку”, и здесь кроется главная опасность. Недоученный коварный беркут, получив свободу, может улететь навсегда: что ему, вольному, до каких-то людишек. Но по-другому никак нельзя. Хочешь не хочешь, а беркута приходится отпустить. А потом позвать назад. Когда вернется и сядет на руку, тут же наградить лакомством — кусочком мяса. — Язык, на котором охотник говорит с беркутом, уникален и сам по себе представляет большое искусство. В нем только один звук, похожий на крик “Хэй!”, повторяемый многократно, но в каждом случае с особой интонацией, которую беркута также приучают понимать годами. То ласковый и даже нежный, то требовательный и жесткий, подавляющий волю орла, заставляющий повиноваться. И так сотни риз, пока орел не станет прилетать хоть из-за тридевяти земель. Сначала охотник просто стоит на земле, потом садится в седло. И беркуту и лошади надо время, чтобы привыкнуть, не бояться друг друга.

Наконец, наступает подготовка к самой охоте, что на языке беркутчи называется “притравливайием”. Берут клок шкуры лисы или волка, привязывают веревкой к седлу и скачут, таща ее за собой, как будто зверь бежит, то и дело напуская на “куклу” орла, заставляя его побороться с “добычей”, почувствовать свою силу, набраться опыта. Сигналом атаки служит особый тревожный крик, который со временем он уже ни с чем не спутает. И вот так вновь и вновь. Со временем птица уже сама понимает: как только заметишь лису — ее надо догнать, поймать и крепко держать.

Беркут в красном клобучке на руке у Оштыни — специалист по лисам, а второй, выкормыш Бештыни — в белом, — волкодав. Причем старый и опытный.

Вот глаз Волмана, зоркий, как у беркута, заметил на слепящей белизне равнины крохотную темно-рыжую точку. Она! Молодой хан молча протягивает руку в такой же, как и у беркутчи, перчатке, только вышивка побогаче, назад, и Оштыни почтительно пересаживает на нее своего красноголового питомца, одновременно за шнурок сдергивая с головы птицы клобучок. Брат счастливца завистливо вздыхает: воспитателя отличившегося беркута дома ждет щедрая награда.

Вот только теперь началась настоящая охота. От яркого света орел возбудился, он уже понимает, что впереди его ждет азарт погони и единоборство, а под конец — вкус живой крови… Всадник переходит на рысь, держа орла, которому тоже нужно время, чтобы заметить жертву, наготове. Вот беркут напрягся и судорожно сжал страшные когти на запястье Волмара — его зоркий глаз заприметил лису, безуспешно пытающуюся притаиться. Переходя на галоп, молодой хан поднимает руку с птицей на уровень плеча, заставляя беркута расправить крылья и набрать скорость. И вот уже могучая птица оторвалась от руки, вся нацеленная на свою добычу, превратившись в разящее орудие смерти. Только в последний момент, потянув за конец ремешка на ногах птицы, всадник распутывает их, давая полную свободу мощным лапам и посылая вдогонку пронзительный крик: “Хэ-э-эй!”

Беркут уже, как молния, как воплощение богини смерти, мчится вперед, почти касаясь крыльями сверкающего белого снега, иногда даже задевая его на резких поворотах и поднимая при этом столб воздушной снежной пыли. Он преследует жертву, пересекая ее путь, стремясь привести в замешательство, напугать до полусмерти. Вот он набрасывается на нее на лету, бьет крыльями, целит клювом в темя, стараясь зацепить, протащить, перевернуть и со всего размаха бросить о землю. Вот беркут наконец хрипло и яростно клекоча, улучив момент, вцепляется одной лапой в лисью спину возле хвоста, другой в глаза и резко валит добычу на снег. Недолгая борьба, вернее агония ополоумевшей от страшной боли жертвы, и… беркут — победитель. Он восседает на растрепанном холмике рыжего меха, нервно озираясь, будто ищет новую добычу. Оштыни подскакивает к месту разыгравшейся драмы, соскакивая на ходу, и протягивает руку к окровавленному клюву. Однако разошедшийся беркут шипит, как змея, и, сделав молниеносный выпад, бьет с размаху острым клювом в руку своего хранителя. Под веселый хохот Волмара и угодливое хихиканье подъехавшей свиты беркутчи отскакивает и сует окровавленные пальцы в рот. Только через несколько минут ему удается умилостивить разгулявшегося хищника кусочком заранее приготовленного мяса, надеть клобучок и, наконец, отобрать полурастерзанную добычу. Красавица-лиса, ' однако, уже больше похожа на старую, долго валявшуюся где-то лохматую шапку, к тому же перемазанную кровью — не потерял вида только великолепный хвост. Хозяин, брезгливо поворошив плетью шерсть почтительно протянутого ему трофея, ни слова не говоря, поворачивает коня и посылает в галоп. Бештыни счастлив: какая теперь награда брату!

Но охота еще вея впереди: охотники из аула Ажар-бая вчера докладывали, что в небольшом овражке видели большой выводок волков. Туда! Там будет главное действо! Снег снова вскипает, взлетает вверх, растревоженный десятками копыт. Вперед! Вперед!