Битва на дне - Сергей Зверев

– Устаревший спутник был запущен и затоплен специально, – продолжал Сорокин, – а все неполадки на космодроме тщательно спланированы, хоть мы с Шаховским тогда и предположить такого не могли. Умеют работать ребятки из ГРУ.

– А цель всего этого? – жадно спросил Полундра.

– Цель? Цель была такова: отследить, засечь все действия американцев. В результате янки засветились по полной, раскрыли схему взаимодействия станций слежения и подводных лодок, задействовали секретные радары, смонтированные на Шпицбергене, но предназначенные лишь для использования в критических ситуациях. Благодаря нашей операции у американцев практически не осталось перед нами секретов в этом районе. Вот так, Полундра, а ты говоришь «зря!».

Контр-адмирал перевел дух, похлопал Павлова по плечу.

– Это еще не все! Мы получили побочный, но важный результат: вычислили одну сволочь, купленную ЦРУ. Тебе скажу, потому что он тебе немало крови попортил, да еще и оклеветать пытался. Что, догадался сам? Верно догадался – это Тиняков. Он, мразь такая, получит по заслугам, скрыться ему не удалось. И еще один момент: американцы обгадились в истории с потопленным гринписовским катером по самое не могу. Мне по-человечески очень жаль погибших экологов, но наша совесть чиста, не мы организовали это кровавое безобразие. Зато, по крайней мере на некоторое время, янкесам в Норвегии станет очень неуютно, что объективно – нам на пользу. Словом, как ни посмотри, а мы молодцы. Ты – в особенности.

– Значит, я, – Полундра сглотнул слюну, – сделал все правильно?

– Ты все сделал правильно. Я горжусь тобой! Если бы не ты… – Сорокин не закончил фразу, лишь головой покачал.

– Петр Николаевич, – Павлов поднял взгляд на контр-адмирала, – скажите, только честно: вы хоть на секунду поверили в то, что я предатель?

– Ни на секунду, – твердо ответил Сорокин. – Даю тебе слово чести…

Гидрографическое судно «Арктур» возвращалось домой. Совсем скоро, через несколько часов хода на траверзе появится Североморск и родной причал. Ярко светило незаходящее заполярное солнце, над южным краем горизонта громоздились башни ослепительно белых, похожих на волшебные замки кучевых облаков, отражающих солнечный свет. Казалось, что «Арктур» идет прямо к этим волшебным облачным замкам, туда, где море и небо сливаются воедино, туда, где еще живут сказки и чудеса.

Было очень тепло, для августовского Заполярья даже жарко. В свежий аромат моря вплетался запах разогретого корабельного сурика и солярки. Несильный, но упрямый зюйд-вест сносил брызги волн, разрезаемых «Арктуром», к бакборту.

Что может быть для моряка лучше, чем вот в такую прекрасную погоду, растворяясь в любимой стихии, знать: идем домой, совсем рядом родная земля, где любят и ждут!

Однако настроение у одного из двух человек, стоящих сейчас бок о бок на палубе «Арктура» рядом с укутанной в брезент «Нерпой», явно было кисловатым. Не радовали его ни солнце, ни шаловливый зюйд-вест, ни даже его любимое море, не серое, как обычно, а в честь возвращения «Арктура» из похода праздничное, бирюзово-зеленое.

– Что с тобой, Сережа? – Капитан Мезенцев потрепал друга по плечу. – Сон дурной приснился или на завтрак что-нибудь невкусное съел? Так я кока самого акулам скормлю, хоть их тут не водится. Нет, правда, что ты надулся как мышь на крупу? Посмотри, какая красотища вокруг, дух захватывает! Люблю я наши северные моря…

– Да, здорово, – вяло согласился Полундра и без всякого перехода продолжил: – Что-то на душе у меня хреново, Капитоныч! Я все понимаю: там, в Генштабе, высокой стратегией озабочены, глобальные операции разрабатывают и все прочее, но… Не люблю я, когда меня как безмозглую пешку используют! Конечно, что им старший лейтенант Павлов, когда они Шаховского с адмиралом Сорокиным поначалу за мальчишек держали… И все же обидно, словно меня обманули.

С той минуты, когда контр-адмирал Сорокин, его начальник и старший товарищ, беспредельно уважаемый Сергеем, открыл Полундре правду об операции, невеселые размышления не оставляли североморца.

Полундра попытался было загнать эти мысли в подсознание, но они упорно продолжали выползать наружу, преследуя его. Слишком прямым и открытым человеком был Сергей Павлов, чтобы легко перенести то, что его, да и капитана Мезенцева, использовали «втемную». Значит, им не доверяли до конца?! Сорокинского иммунитета к подобного рода переживаниям, который дается долгими годами оперативной работы, у Полундры не было. Недаром Сергей всегда терпеть не мог все, хоть краешком связанное с разведкой, контрразведкой и прочими секретными службами!

– Туманить мозги Сорокину, Шаховскому, мне, тебе, наконец… – продолжал размышлять вслух Сергей. – Какой смысл?

– Какой смысл? – будто эхо задумчиво повторил Мезенцев. – А такой, что если бы все мы были посвящены в детали операции с самого начала, то она, скорее всего, сорвалась бы. Хочешь пример? Знал бы я, что на дне лежит пустышка, полное барахло, а не суперсовременный и сверхсекретный спутник, думаешь, я стал бы помогать тебе в твоей безумной авантюре? Да черта лысого! Ты ведь почти на верную смерть шел. Я до сих пор не пойму, как тебя не убили.

– Ну, Капитоныч, убить меня многие пытались, и не только в этот раз, а я все живой. Видать, не по вкусу я костлявой, – слабо улыбнулся Полундра и спросил: – Выходит, ты полагаешь, что, если бы я знал правду раньше…

– Ага. Полагаю, – тут же откликнулся Мезенцев. – Если бы ты ее знал, то и действовал бы по-другому. Не так отчаянно, не так напористо, не так… нахально. Разве я не прав?

Полундра надолго замолчал. Он стоял, привалившись спиной к теплому брезенту, под которым дремала его верная «Нерпа», и снова вспоминал события трех последних суток. Правда, за последние шестнадцать часов не происходило вообще ничего: он отсыпался и приходил в себя после запредельного напряжения. Хорошо, хоть кошка-ворюга сниться перестала!

– Может быть, ты прав, Василий Капитоныч, – задумчиво сказал Сергей. – Но все же… Лучше мне с пятью «морскими котиками» под водой схлестнуться, чем еще раз в такую переделку попасть, когда меня можно в предательстве заподозрить! Ты-то все знал, Сорокин никогда бы не поверил в мою измену, а остальные? Вот прикончили бы меня, и что? Как с небес оправдываться? Прямого провода не провели, а в спиритизм я не верю. Я понимаю, рано или поздно раскололи бы гниду Тинякова, все бы выяснилось… Но тень подозрения на моем имени все равно осталась бы, вот что страшно!

– Сорокин еще до встречи с тобой сказал мне, что будет хлопотать о представлении тебя к награде, – улыбнулся другу Мезенцев. – Контр-адмирал слов на ветер не бросает, верти дырочку в парадном кителе.

– Награда? Ну, как наградят, мы с тобой это дело обмоем, – голос Полундры звучал без всякого энтузиазма, но вдруг потеплел: – Лучшая награда – оказаться дома, сынишку обнять, Наташку.

– Меньше четырех часов до швартовки осталось, вот и обнимешь, радиограмму о времени нашего возвращения я дал еще вчера, когда ты спал. Наверняка ребята с ЦУЗ сообщили твоей жене, тебя же весь Североморск знает. Вот на причале тебя и встретят, – сказал Мезенцев и вздохнул. – Передохнем немного, а потом – снова в поход! Слушай, Сергей, как твоя рука?