Домашний фронт - Кристин Ханна

— Извини, — пробормотала Бетси; вид у нее был обиженный и сердитый.

— Мама? — Лулу была готова расплакаться.

На Джолин вдруг накатила волна отчаяния. Она не знала, как отмотать назад последние несколько минут и начать все снова, как улыбаться, не обращая внимания на пульсирующую боль в ноге.

Майкл взялся за спинку кресла.

— Мама, отведи девочек в комнату Джолин. Мы зарегистрируемся и вас догоним.

Мила увела растерянных девочек в здание центра.

— Спасибо, — сказала Джолин.

— Они правда были очень рады тебя видеть.

Она кивнула.

Майкл вкатил кресло в ярко освещенный холл и направил к стойке регистратора. Здесь он представил Джолин, которая натянуто улыбнулась, и подписал несколько документов. Затем повез по коридору в маленькую палату с гигантским плакатом «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, МАМА» на стене. Букетов тут было столько, что хватило бы на целый цветочный магазин. Везде семейные фотографии. Мила и дочери стояли у окна, но теперь их улыбки стали растерянными, какими-то неуверенными.

Джолин хотела успокоить их, но потом увидела висевшую над кроватью металлическую трапецию и подумала: «Вот она, моя реальность. Я не могу даже сесть без посторонней помощи». Оцепенение вернулось, проникая все глубже.

Давай, Джо, улыбнись, сделай вид, что ты прежняя… Улыбка — это всего лишь перевернутая гримаса. Ты сможешь.

Майкл подвез ее к кровати и остановился так резко, что она наклонилась вперед. Он смотрел на ее культю, прикрытую пледом.

— Ты можешь лечь в кровать?

Не успела Джолин ответить, как в открытую дверь постучали. В палату вошел крупный чернокожий мужчина с седыми дредами, одетый в розовый хирургический костюм. Обходя Майкла, он улыбнулся, словно победитель лотереи. С чрезвычайной осторожностью мужчина поднял Джолин с коляски и посадил на кровать. Потом снял с Джолин тапок, отставил в сторону и накрыл ее ярко-красным одеялом. Закончив, наклонился к ней и тихо прошептал:

— Просто дышите, Джолин. Я вам помогу. Слышал, из вас гвозди можно делать.

Она удивленно посмотрела на него:

— Кто вы?

Мужчина улыбнулся:

— Ваш физиотерапевт. Меня зовут Конни. Увидимся вечером, в шесть, я вам все расскажу.

Не переставая улыбаться, он представился остальным, пожал руку Майклу и вышел из палаты.

Джолин осталась с семьей.

Она смотрела на родных ей людей. Ей хотелось — отчаянно хотелось — радоваться, но радости не было, и это пугало и одновременно угнетало ее. Она ничего не чувствовала.

Лулу отделилась от остальных и подошла к кровати. Она посмотрела на пустое место, где должна была быть нога Джолин, нахмурилась, наклонилась над кроватью и похлопала ладошкой по одеялу.

— Точно, ее нет. А где она?

— Не здесь, Лулу. Моя нога очень болела, но меня вылечили. Теперь все замечательно. — Голос Джолин звучал неестественно.

Лулу приподнялась на цыпочки и посмотрела на гипс на руке матери, из которого торчали белые, отекшие и бесполезные пальцы.

— Но руки у тебя две. — Она повернулась к Бетси. — У нее две руки, Бетс. Значит, мы можем играть в «ладушки».

Бетси не отвечала. Просто стояла и смотрела на Джолин широко раскрытыми, страдальческими глазами. Она тоже была напугана. Но разве могло быть иначе? Ее мать вернулась домой калекой. Не очень обнадеживающая картина, если попытаться представить себе будущее. И сразу же накричала.

Джолин понимала, что должна разрядить обстановку, сказать: «Эй, я потеряла ногу, но мне хватит и одной», — приободрить их и успокоить, но не могла. Просто не могла. Как можно притворяться безразличной, если у нее не хватает смелости даже взглянуть на свою ногу?

Мила подошла к Бетси, положила руку ей на плечо и слегка подтолкнула к кровати.

— Девочки так волновались. Глаз не сомкнули.

В голосе свекрови сквозила неуверенность и даже упрек. Джолин понимала, что ведет себя неправильно.

— Ты снова станешь собой, — сказала Мила после неловкой паузы, во время которой Бетси не отрывала взгляд от пола и грызла ноготь.

Джолин кивнула. Ей хотелось в это верить.

— Конечно. Просто перелет был долгим. И нога очень болит.

— Потребуется время.

Джолин скрипнула зубами, надеясь, что это выглядит как улыбка.

— Ладно, — сказала Мила, — нам пора домой. Маме нужно отдохнуть.

— Да, — слишком быстро согласилась Бетси.

— Поцелуй меня, мама. — Лулу раскрыла объятия.

Майкл взял дочь на руки, и Лулу наклонилась, обняла Джолин за шею и уткнулась в нее носом.

— Я люблю тебя, мамочка. Очень-преочень!

Вот она. Любовь. Она до краев заполнила сердце. Не чувствуя своих слез, Джолин с такой силой обняла дочь, что обе не могли вздохнуть.

— Я тоже тебя люблю, котенок. И тебя люблю, Бетси. И Милу. Простите, я просто устала. Такой долгий полет.

— Мы понимаем, правда, девочки? — Мила похлопала Бетси по плечу.

— Бетси? — спросила Джолин. — Ты не хочешь поцеловать меня на прощание?

— Я боюсь сделать тебе больно, — угрюмо ответила девочка.

— Бетси!.. — В голосе Милы слышались грозные нотки.

Девочка неловко шагнула вперед, наклонилась и коснулась губами щеки Джолин. Поцелуй был коротким, почти незаметным, через мгновение Бетси уже отходила от кровати.

Джолин на прощание махнула всем левой рукой и взглядом проводила до двери. Одна Бетси не остановилась на пороге и не оглянулась с улыбкой.

Майкл остался.

— Дом почти готов, — сообщил он. — Твои друзья из Национальной гвардии помогли построить пандус. Мой кабинет мы превратили в спальню. Никаких ступенек.

— Раздельное проживание, как ты хотел.

— Не надо, Джо. Пожалуйста. Я пытаюсь.

Ну вот, Майкл, ты опять о себе, — подумала Джолин. Она вздохнула и вдруг поняла, что у нее нет сил ни на что — спорить, притворяться, чувствовать. Становилось все тяжелее и тяжелее, и конца этому не видно. Ей казалось, что самая серьезная травма — это ампутированная нога, но было кое-что и похуже: внутреннее оцепенение. Джолин очень хотела вернуться к семье, быть хорошей матерью.

— До свидания, Майкл, — сказала она.

— Ты все время меня отталкиваешь.

Ее горький смех был больше похож на всхлип. Откинув одеяло, она показала ему половину ноги, распухшую, отрезанную ниже колена, замотанную марлей и эластичным бинтом.

— Посмотри на это, Майкл. Посмотри на меня.

Жалость и печаль в его глазах лишили ее последних сил.