Хулиган напрокат - Алёна Черничная

Но если Нина сказала, что видела Лесю у моих дверей, значит, она все поняла.

И с этого момента я ждал.

Не знаю, кто ей открыл глаза или сама додумалась. Мне было глубоко наплевать.

Я увидел «привет» и попал в капкан собственной глупости.

Мне надо было добиваться правды. Искать того гаденыша, устроившего подставу, а не кичиться благородством и сбегать в армейку. Но после драки кулаками не машут. Я уже становился по стойке смирно при громогласном выкрике: «Рядовой, Ольховский».

А теперь за моей спиной пять прыжков с парашютом, один мордобой с дембелем и неизмеримое количество часов переписки с абонентом «Леся».

Черт подери! Я ответил на ее «привет» не мешкаясь. И, между прочим, таким же тупым «привет».

А дальше нас обоих как прорвало.

Леся строчила целые полотна. Я отвечал такими же простынями из букв. Писал все. Высказал каждую крупицу своей обиды, непонимания, злости…

Но единственное что скрыла от меня Олеся: имя, опубликовавшего скриншоты нашей переписки.

«Макс, давай об этом не по телефону…» — гласила ее просьба.

Потом все просто сошло на тихие, уютные сообщения о том, как у кого прошел день. Я стал ждать ежедневных отчетов Леси и хитро улыбался как дебилушка телефону, когда получал от нее скромное: «Я скучаю».

О, а как скучал я… Просто по-звериному дико. Но на присягу тащиться ко мне в Пермь запретил всем. И своей семье тоже. А у Леси все же дед один. Да и все эти слезы, прощания… Чур меня!

Я и так размазался от всей этой сентиментальности. Во мне крепли мышцы, а внутри никак не мог собраться воедино. И мне до чертиков нравилось, как пацаны в казарме чуть ли не тряслись от зависти, видя, что я не отлипаю в свободное время от телефона и давлю лыбу.

Синичкина, черт возьми! Что ты со мной сделала?

Я так и запомнил прошедший год. Вечно орущий полкан: «Втухайте, салаги!» и нежные смски от Леси.

А поезд все медленнее ползет по рельсам моста через Дон.

Понимаю, что пора поднимать свою дембельскую задницу и двигаться на выход, если хочу обнимать сегодня родных и не только…

Беру свою сумку, берет и протискиваюсь по душному вагону в узкий проход к тамбуру.

А там уже с огромными чемоданами мнутся две барышни. Обе кокетливо стреляют в меня глазами, и я гордо расправляю плечи. Еще бы. Дембельская форма воздушно-десантных войск — отдельный вид искусства. Все нашивочки и белая подшивка были сделаны мною собственноручно. Но все аккуратно и без пафоса. Я ж не новогодняя елка какая-то.

— А такого симпатичного солдатика девушка будет встречать на перроне? — игриво интересуется одна из мадам.

Расплываюсь в вежливой улыбке:

— На перроне нет. Дома — да. Она не знает, что я сегодня возвращаюсь.

И ни капельки не вру. Синичкиной я специально назвал дату позже. Не знаю, откуда в моей бритой головушке взялась такая навязчивая мысль сделать это все сюрпризом. Надеюсь, Леська не обидится…

О моем приезде знают лишь отец, мама и, естественно, систр.

Услышав про ждущую дома девушку, обе девушки грустно вздыхают, теряя ко мне интерес.

А я лишь сильнее ощущаю приятную дрожь в теле и сжимаю в руке ручки своей сумки. Еще пара секунд, и я дома…

Поезд замирает с протяжным скрипом колес. Барышни с чемоданами выскакивают из тамбура первыми.

Я даю себе всего секундочку, чтобы набрать полную грудь спертого воздуха и примостить голубой берет на свою почти лысую макушку.

Шаг вперед, и моя душа расправляет крылья.

Среди шумной толпы встречающих сразу же взглядом нахожу отца. С горечью отмечаю, что он как-то постарел за год. И похудел. Его модный костюм от «адидас» теперь не так охватывает пивной живот.

— Максим! — басит папа, сгребая в отцовские объятия. Такие крепкие, что роняю свою сумку прямо на перрон.

Потом и мама, рыдая на весь вокзал, расцеловывает мои щеки. Такая же утонченная и в своем любимом льном сарафанчике.

— Максимилиан! Солнышко! Мальчик мой.

— Ма, — бурчу я, смеясь и обнимая ее. — Ну какое солнышко. Я пять раз с самолета сигал…

И, конечно же, с приколами и поцелуями ко мне подкатывает и Нина.

— Че, салага? На втухался? — ржет она и ласково ударяет кулаком мне в живот. Осматривает с ног до головы и гордо цокает. — Не, ну красавчик же, а!

— А то, — поддакивает рядом отец.

Я даже теряюсь от этой карусели эмоций. Меня переполняет от искр эндорфина. Черт возьми! Да!

Я дома!

Я могу дышать этим знойным воздухом Ростова и кайфовать.

Но мне не хватает только одного. Как бы я ни скучал по семье, есть кое-что, что именно сейчас так жестко ощущается в недостатке.

Надеюсь, отец и мама поймут, если я, прямо с вокзала и сумкой, попрошу отвезти меня не домой…

— Пап, а можно… — начинаю я, но в его руках внезапно оказывается огромный букет алых роз.

Ошалело смотрю на тугие бутоны, перевязанные белой лентой и на сияющего отца.

— Вот это точно лишнее. Зачем мне цветы?

— А это не тебе, — лучезарно улыбается он и бросает взгляд мне за спину. — Обернись…

Вопросительно вскидываю брови, но выполняю неожиданный приказ отца.

Я делаю разворот на сто восемьдесят, и мое сердце становится юлой. Оно совершает тысячу фуэте за секунду.

Потому что на перроне, среди чужой толпы вижу…ее. В белом летнем платьице и босоножках. Аккуратные воланы сексуально открывают плечи и прикрывают тоненькую фигурку до середины изящных икр. А темные локоны-волны откинуты назад.

Леся робко хлопает ресницами и смущенно кусает губы. Смотрит на меня так настороженно.

А меня словно в шестой раз кидают в свободный полет, но без парашюта. Меня топит в адреналине.

Она здесь. В нескольких метрах от меня.

Я бросаю быстрый взгляд на Нину, и та виновато улыбается.

Сдала второй раз. И все-таки у меня самая лучшая сестра на свете.

Я делаю осторожный шаг вперед, и Леся тоже… но вдруг испуганно замирает.

До взрыва в моем сердце всего секунда…

А потом Олеся срывается с места и просто летит ко мне по перрону. Я, не задумываясь, ловлю ее в свои руки, отчаянно прижимаю к себе, как пушинку отрывая от земли.

Олеся обвивает мою шею руками, жмется к ней носом. Жмется ко мне вся и изо всех сил. Она дрожит.

Мать вашу! Какая же Леся хрупкая, маленькая… Какая же она моя!

Держу ее за талию, понимая, что я совсем не скучал. Я тосковал.