Это по-настоящему - Эрин Уатт

– Она целиком твоя. – Люк машет в сторону ванной.

Мой гнев превращается в ярость, чистую и незамутненную. Я хватаю его за воротник, прижимаю к стене и рычу:

– Это моя девушка! Какого хрена ты приставал к моей девушке?!

В его глазах появляется ужас, от которого опьянение быстро проходит:

– Я… я…

– Что? – Люк издает странный звук, и я понимаю, что он не может ответить, – я слишком сильно сжал его горло, поэтому слегка ослабляю хватку.

– Я думал…

– Что ты думал?

– Что все показуха, – бормочет он. – Как с Пятницей.

– Это не так, – огрызаюсь я.

– Да ладно, Ок, мне-то ты можешь сказать. Не верю, что ты влюбился в обычную девчонку. Тебе нравятся супермодели, блондинки с большими сиськами и… – Он вскрикивает от боли, потому что я снова пережимаю его горло.

– Ты ничего обо мне не знаешь!

Я в таком бешенстве, что у меня начинают подкашиваться ноги. Но я должен позволить ярости излиться, иначе вернутся боль и ревность. Я не хочу думать о том, как она к нему прижималась. Просто не могу.

– Ну, прости, хорошо? – хрипит он. – Она сказала, что ей грустно и хочется развеселиться. Ну я и подумал…

С каждым словом я чувствую все большее отвращение. То есть он просто решил воспользоваться случаем, увидев, что Вонн пьяна и не слишком хорошо соображает? Я, конечно, всегда знал, что Люк мерзавец, но даже не подозревал, насколько.

– Ты ошибся.

– Я не знал, что у вас все по-настоящему. Но теперь знаю и это больше не повторится, честное слово.

– Ясное дело, не повторится! Только попробуй подойти к ней ближе чем на метр! Попробуй даже на нее посмотреть, и я тебя так отделаю, что…

– Ок, – раздается чей-то громоподобный голос, и мускулистые руки оттаскивают меня от Люка.

Человек, которого я однажды посчитал своим другом, сгибается пополам, держась рукой за горло, и смотрит на меня так, будто я с ума сошел. Может, так и есть. Я не могу выбросить из головы картинку, как он целует Вонн. Обнимает ее за талию. Прижимается к ней…

– Все нормально, братишка? – вполголоса спрашивает Тайрис.

Я из последних сил киваю и бросаю сквозь зубы:

– Вышвырни его из моего дома.

Дважды Тайриса просить не надо, и он уже тащит Люка по лестнице. Тот сопротивляется, кричит, будто не знал, что все по-настоящему, что ему жаль, что он искупит свою вину, но я даже не смотрю в его сторону.

С меня хватит. Завтра же утром я позвоню Джиму и скажу, что мне нужен новый басист. И плевать, как он это провернет, у него просто нет выбора.

Тут я понимаю, что в ванной все стихло, и осторожно стучу в дверь, в глубине души не желая, чтобы Вонн отзывалась и открывала мне.

– Ок, – доносится ее голос, и из-за двери показывается мертвенно-бледное лицо с красными глазами. – Мне плохо.

Страдание и неловкость в ее голосе заставляют меня смягчиться. Ей так хреново, что она еле стоит на ногах, и я немедленно бросаюсь к ней, чтобы подхватить. Черт побери, мне так хочется наорать на нее за произошедшее с Люком, спросить, о чем она вообще думала. Но я вижу, что сейчас Вонн не в том состоянии, чтобы разговаривать.

– Комната кружится, – шепотом сообщает она.

У меня замирает сердце.

– Знаю, – угрюмо говорю я. – Пойдем, я уложу тебя.

Она делает шаг и сразу же чуть не падает. Я вздыхаю, подхватываю ее на руки и несу в спальню.

Вонн утыкается лицом мне в шею и стонет:

– Ок, голова так болит…

– Знаю, солнышко. Все в порядке. Я принесу тебе таблетки.

Я аккуратно укладываю ее в кровать, а потом бегу в ванную, хватаю две таблетки обезболивающего и стакан воды и заставляю ее проглотить таблетки, и она безропотно повинуется, а потом с трудом садится на кровати и обнимает подушку.

– Все кружится, – стонет она.

– Просто закрой глаза и постарайся уснуть.

Я пытаюсь заставить ее лечь под одеяло, но ничего не выходит, так что я просто беру одеяло и накидываю на нее. И она немедленно засыпает.

Я целую минуту стою возле кровати и смотрю на нее. Она свернулась, лежа на боку, глаза закрыты. Мне хочется лечь рядом, обнять ее, прижать к себе, погладить по голове и сказать, что я не сержусь за то, что она целовалась с Люком.

Но я сержусь. Очень сержусь.

Я вздыхаю, поворачиваюсь к двери и выключаю свет. Комната погружается в темноту, а я в последний раз смотрю на девушку, спящую в моей кровати, и иду помогать своим телохранителям выгонять из дома толпу незнакомых людей.

______

Последние гости выметаются только в четыре. Я вваливаюсь в спальню и вижу, что Вонн завернулась в одеяло как буррито. Я очень устал, поэтому укрываюсь краешком одеяла, который мне удается отвоевать, и моментально проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь я полностью укрытым, когда в окно льется уже вечерний свет, и вижу, что на другой половине кровати никого нет.

Тут же вскакиваю, бегу вниз и, уперев руки в бедра, внимательно изучаю идеальный порядок в гостиной. Большой Ди, наверное, вызвал уборщиков. А я все проспал – включая тот момент, когда Вонн уехала.

– Большой Ди, – зову я.

– Я на кухне.

Он сидит за кухонным столом, попивая минералку, и решает кроссворд.

– А где Вонн?

– Дома, наверное.

– Когда она ушла?

Он смотрит на часы:

– Часа четыре назад. Попросила Дэниела, который был с нами в день поедания мороженого, ее отвезти. – Он подвигает ко мне один из рабочих телефонов: – У тебя тонна сообщений от всех, начиная с Джима. Велено позвонить, как только проснешься.

Четыре часа – это довольно долго. Интересно, чем она сейчас занимается?

– Что-нибудь плохое в прессе, о чем мне нужно знать?

– Не-а. В Оквилле все спокойно. – Большой Ди улыбается собственной шутке.

– Хорошо, – ворчу я. Достаю бутылку энергетика, но снова разворачиваюсь к Большому Ди: – Кстати, доброе утро. Спасибо, что выручил.

Он откладывает в сторону свой кроссворд и одобрительно смотрит на меня:

– Тай говорил, что ты изменился. Но я бы не поверил, если бы сам не увидел.

Я сдерживаюсь, чтобы не смутиться, как пятилетка, которого поймали за кражей печенья.

– Это ты пытаешься мне намекнуть, что до сегодняшнего дня я был полным уродом?

– Не-а. Просто в твоей жизни так ярко сияло солнце, что иногда оно тебя ослепляло.

– То есть я все-таки был уродом. – Я закрываю плечом дверь холодильника.