Жесткая блокировка - Сергей Кулаков

Антось слез вниз, ворота хлева закрылись. Голоса стали затихать. Роман уже не разбирал, о чем говорят.

Он позволил себе осторожно разгрести сено и вылез наверх, потому что внизу он уже просто задыхался. На поверхности тоже было не очень свежо, не зря Антось «запарився», но все-таки здесь можно было дышать полной грудью.

Прислушиваясь к слабеющим звукам, Роман пытался остановить сочащуюся из плеча кровь. Рана хоть была не опасна, но все же представляла собой глубокую, рваную ссадину. На жаре с такой штукой лучше не ходить, враз загноится. Надо обработать антисептиком и, желательно, перевязать. В идеале не мешало бы вкатить укол от столбняка, потому как вилами берут не только сено, но и навоз, а навоз – продукт не самый стерильный. Но, во-первых, где этот укол искать, а во-вторых, не до него, говоря по совести.

Как бы там ни было, Роман посчитал, что ему сильно повезло. Чуть бы ниже – и все могло закончиться гораздо плачевнее. Тут крупный кровеносный сосуд, плечевой сустав, очень хрупкий, легкие рядом, да и сердце недалеко…

Или не выдержал бы он и открыл стрельбу. И тогда все сейчас разворачивалось бы совсем по другому сценарию.

А так – тишина и покой. Как оно до того и было.

Голоса затихли совсем. Роман осмелился встать во весь рост и выглянуть сквозь щели под стрехой наружу.

Троица удалялась в сторону леса. Ганна стояла недалеко от хаты и смотрела им вслед. Казалось, она никак не могла поверить в то, что все кончилось.

Вот она повернулась и пошла к дому, по дороге то и дело оглядываясь.

Роман начал спускаться по лестнице. Рана двигаться не мешала, мешала только кровь, текущая по руке.

Со скрипом открылись ворота.

– Роман! – жалобно позвала Ганна.

Она стояла на пороге, огромная, как копна, и этот жалобный голос до того ей не шел, что Роман едва не рассмеялся.

– Тут я, – отозвался он.

– Ты живой?!

– Живой, как видишь.

– Ой, – прижала она руки к груди. – А я так злякалася[20]! Як той гайдамак почав шарыты вилами, я думала, конец тоби.

– Нет, не конец, – сказал Роман, подходя к ней. – Все обошлось. Плечо только чуть задело.

– Та ты же поранены! – испугалась Ганна, увидев, что весь рукав куртки залит кровью.

– Да ничего, это мелочь. Промыть бы чем.

– Ходем в хату. Ой, то кров тэче… Ну, пишлы швыдче, ще помрешь.

– От такого пустяка, Аня, не помирают… – говорил Роман, идя за ней через двор к дому.

– Швыдче, швыдче, Роман!

Ганна разволновалась до того, что готова была нести его на руках.

В сенях она велела Роману сесть на табурет и стащила с него куртку и майку. При ближайшем рассмотрении ссадина на плече оказалась пустяковой, Роман даже перевязывать бы ее не стал. Но Ганна держалась другого мнения и принялась деятельно обрабатывать рану.

Невзирая на свои габариты, она проворно бегала туда-сюда, собирая все необходимое для полного медицинского обслуживания.

– Зараз, Романо, зараз… – приговаривала она, топоча в пол своими небольшими, крепкими ногами.

– Да я подожду, не торопись, – ласково отзывался он.

Они вместе пережили нешуточное испытание, и это сблизило их, сделало сообщниками, заставило по-иному взглянуть друг на друга.

Наконец Ганна все подготовила, вымыла руки и села перед Романом на другую табуретку.

Сначала тщательно промыла ранку кипяченой водой. Затем отерла чистейшей льняной тряпочкой. Руки ее с такой нежностью и заботой касались тела Романа, что и самая опытная медсестра не смогла бы сравниться с ней. Роману и неловко было, что ничтожной царапине уделяется такое внимание, и не хотелось мешать доброй хозяйке, которая разве что не дышала на его плечо.

– Тут у мене бальзам целебный, – говорила Ганна, открывая какую-то баночку из темно-зеленого стекла. – От него раны заживляются за один день.

Она осторожно принялась накладывать бальзам указательным пальцем. При этом закусила верхнюю губу и стала похожа на первоклашку, которая пишет в прописях первые закорючки. Но зрачки ее были почему-то чересчур расширены, а пышная грудь ходила под блузкой так, как будто ей там было очень тесно.

– Так не больно? – спросила она.

– Вообще не больно, – заверил ее Роман.

На плечо будто сделали легкую заморозку, боль ушла окончательно. Царапина под слоем бальзама уменьшилась и потемнела, заживляясь на глазах.

– Почакай, – шепнула Ганна, видя, что Роман хочет подняться.

Она вскрыла упаковку с бинтом, положила руку Романа себе на плечо и быстро забинтовала ранку.

– О так буде добре.

– Спасибо тебе, Аня, огромное, – улыбнулся Роман. – Ты просто спасла меня.

Он потянулся, чтобы взять майку с лавки. При этом глаза Ганны жадно скользнули по его худощавому, перевитому мышцами торсу.

– А шо это у тэбе? – спросила она, взяв его за кисть.

Следы от веревок проступали багровыми полосами, запястья были стерты до крови.

– Да… – замялся Роман. – Дело прошлое…

Он хотел отнять руку, но Ганна не пустила.

– Ты ж ниякий не браконьер, так?

Роман понял, что пришло время объяснений.

– Нет, Аня, я не браконьер.

– А хто? – сжимая его руку горячими ладонями, выдохнула Ганна.

– Я шпион, Аня.

– Шпи-он? – раздельно произнесла она.

– Да, шпион.

– А шо ты тут робишь?

– Выполняю задание.

– Какое задание?

Глаза Ганны становились все шире. Видно было, что любопытство ее потревожено до основания и она готова на все, лишь бы это любопытство удовлетворить.

Что ж, имела право.

– Опасное, Аня. Извини, но подробности я не могу тебе сообщить. Это государственная тайна. Могу только сказать одно: я пытаюсь помочь твоей стране, а плохие люди очень хотят мне помешать.

Ганна поводила густыми бровями, вздохнула.

– А воны казалы, що ты браконьер и бандит. И що ты убив трох чоловик. То правда, Роман?

– А ты сама как думаешь, Аня?

Ганна задумалась, завздыхала громче.

– Ни, – покачала она головой. – Брешут они. Мо ты там и убив кого… – она кивнула на следы от веревок. – Но ниякий ты не бандит.

Роман только мягко улыбнулся в ответ. И сделал то, чего делать, в общем, не следовало, а именно: слегка подкатил глаза и качнулся на стуле. Ход, конечно, нечестный, учитывая сердобольность хозяйки, но его тяготил этот разговор, и лучшего способа прервать его, чем изобразить легкую дурноту, он не нашел.