2012. Хроники смутного времени - Евгений Зубарев

— Факты свидетельствуют, что правительство не контролирует ситуацию. Значит, контроль должен перейти в руки тех, кто способен это делать. Сейчас это бандиты и мародеры. Завтра это должны делать мы — люди, способные отвечать ударом на удар. Хватит компромиссов! Хватит болтовни! Никаких переговоров с дерьмом, заполонившим наши города! Крыс надо уничтожать, а не вести с ними переговоры! Наши лозунги: «Мы сами!», «Не бойся!» и «Стреляй первым!»

— Лозунги хорошие, — с одобрением отозвался Иван. — Но что вы скажете, когда в ПАСЕ начнут перемывать вам косточки насчет избыточного, неоправданного применения силы?

— Да плевать на них десять раз, — ответил я. — Кто они такие, эти жабы из ПАСЕ? Такие же крысы, как и наши мародеры, только при галстуках. Они запрещают нам стрелять, потому что сами неспособны на это.

— Хорошо сказано, — кивнул Иван. — Но ведь в России официально запрещена смертная казнь. Не говоря о том, что это аморально — убивать других людей, используя государственный аппарат принуждения.

Он возразил с крайне серьезным выражением лица, так что я поверил в его искренность и потому тоже завелся всерьез:

— Аморально?! Убивать уродов — это, значит, уже аморально?! Да один реальный смертный приговор, публично приведенный в исполнение, сам по себе предотвращает сотню будущих преступлений! Убей крысу — и она больше не сможет убивать! А значит, будут жить сотни людей. Дети, женщины, все — будут жить и радоваться! Так кто из нас против смерти: ты, травоядный ханжа, или я — тот, кто знает, как спасти жизнь от смерти? Убей одного урода, который самим своим существованием угрожает тебе и твоим близким, и он физически не сможет больше убивать никого и никогда — вот и весь ответ на этот вопрос.

— Но ведь насилие порождает насилие… — пробормотал Иван, кинув быстрый взгляд на часы.

Меня передернуло от этой банальщины:

— Да что вы?! А вот практика показывает, что там, где на насилие действительно отвечают насилием, а не болтовней, тут же наступает порядок.

— Ну, мы же цивилизованные люди, — пробормотал Иван, плавно меняя точку съемки. — Мы не должны поддерживать силовых решений глобальных человеческих проблем! Мы должны уважать гражданские, общечеловеческие права наших оппонентов!

Я наконец понял, что он просто дразнит меня перед камерой. Ждет сильных эмоций или скандального текста. Скотина. Ладно, будь по-твоему. Сейчас ты получишь скандальный текст!

— Кто-то наложил кучу дерьма у вас в доме, — начал объяснять я. — Вы берете совок и швабру, чтобы убрать дерьмо, а дерьмо вдруг начинает отчаянно вонять: «Что вы делаете, господа! Вы звери, господа! Ведь у меня, у дерьма, тоже есть права! Да, я воняю, но выбрасывать меня — это не решение проблемы. Это трусливый поступок типичного совкового быдла! Да, дерьмо не такое, как все, но оно тоже имеет право на существование! Надо искать с дерьмом общий язык, попытаться убедить его вонять поменьше. Это лучше, чем насилие в виде швабры или пылесоса! И не надо уподобляться трусливым сатрапам, смывающим дерьмо там, где увидят!»

Иван с каменным лицом дослушал меня, еще раз сделал панораму по садику, а потом выключил камеру, бережно поставил ее рядом с собой на асфальт и грустно сказал:

— Смешно. Ты просто прирожденный юморист, Антон Иванович.

— Вождя движения «Гризли» зовут Антон Львович, — поправил его я, опять обратив внимание на джип — там был, как минимум, еще один человек, и меня беспокоило то обстоятельство, что я не вижу, кто там сидит, а тот, в джипе, видит меня очень даже подробно, как в тире.

Иван перехватил мой взгляд и успокаивающе поднял грязные ладони:

— Не дергайся. Там офицеры из местного артиллерийского училища. За наличные арендовал вместе с джипом. Сам понимаешь, без охраны сейчас никуда.

Я согласно кивнул и показал на садик:

— Кофе? Водки? Жрать не предлагаю, ибо у самих мало.

— У вас не хватает жратвы? — озаботился Ваня, вытянув шею из грязного ворота рубашки и с любопытством глядя в сторону садика.— Ладно, я упомяну об этом в репортаже. Детям обязательно что-нибудь принесут. Слушай, — пригляделся он к моему лицу, — а что у тебя за бланш под глазом? Бился врукопашную с местной мафией?

— Как точно ты ее назвал. Так и есть — местная мафия. Зовут Ксюша, и ей уже одиннадцать лет, — сообщил я с улыбкой, но Иван неожиданно нахмурился и пробормотал невпопад:

— У меня тоже полно всякой работы.

Он протянул руку, и я понял, что заходить в гости он не будет.

— Некогда мне пить. Я, конечно, не герой, мне просто бабки рубить надо, — ответил он на невысказанную претензию. — Но я еще к тебе не раз заеду, не переживай.

Я уже снова запер порота на замок, когда Иван уселся в машину и, вдруг усмехнувшись, приложил правый кулак к виску.

— А как тебе вообще эта раскрутка «Восточных медведей»? — бросил он мне из окна. — Движение «Гризли», всем встать! Признайся, ведь круто получилось?

— Побриться бы надо было, — задумчиво отозвался я, потирая трехдневную щетину. — Ну и страшная, наверное, была у меня рожа в кадре, да еще с фингалом… Зачем ты вообще это сделал?

Иван пожал плечами:

— Случайно. В «Раша тудей» заказали позитивный сюжет, а ничего готового не было. Пришлось немного пофантазировать под видео с тобой и детишками.

Я понял, что он врет, и даже догадался почему:

— Тебя самого достал весь этот треш, верно? И ты решил сочинить сказку про богатырей-спасителей России, так?..

— Может, и так. А может, и нет, — оборвал меня Иван, и джип, покашливая замученным мотором, покатил прочь.

Я вернулся к беседке, но двор был пуст, и я пошел в дом, объявить об отмене тревоги.

В холле меня встретил настороженный Олег Меерович с автоматом в руках. Автомат-то он взял, а магазин к нему не пристегнул. Вояка, блин…

— Дети сказали, что бандиты приехали, — объяснил он.

— Это было телевидение, — коротко ответил я, не желая развивать тему.

— О, нас опять снимало телевидение! Я смотрю, вас, Антон Львович, крайне заботит проблема распространения ваших любопытных идей среди всего человечества.

Он стоял передо мной, такой огромный, рослый, седой, всепонимающий старик, и грустно мне улыбался.

— Если вы опять про комплексы маленького человека, то у меня их нет, — сказал я строго и пошел на второй этаж, рассмотреть наркоманскую «хрущевку» поподробнее.

— Один невысокий, но резкий в движениях ефрейтор тоже так думал, — услышал я за спиной, но решил не ссориться по пустякам и промолчал.

Детей уже накормили, отвели в спальни, и теперь в каждой палате сидело по женщине, рассказывающей ребятам сказку. Я с признательностью улыбнулся Юле и Валентине, и они одинаково нетерпеливо отмахнулись от меня, занятые самым важным делом на свете.