Домой до темноты - Чарльз Маклин

Возникавшие слова тихо плавали над лестничным колодцем, заполняя экран ошметками злобного диалога Гэри и Джун; они пихали друг друга и складывались в обрывки фраз, которые создавали рваный коллаж ненависти.

ЛЖИВАЯ СУКА Ты просто… Я НИКОГДА ТЕБЯ НЕ ЛЮБИЛА У ТЕБЯ ДАЖЕ НЕ СТОИТ… мразь… вокзальная шлюха… БЛЯДЬ Я УХОЖУ ОТ ТЕБЯ

Неужто заплачу? Дашь всякому, кто на тебя взглянет БОЖЕ, ЖАЛКИЙ ЧЕЛОВЕЧЕК ХА-ХА, МИСТЕР ВЯЛЫЙ

Не можешь без него жить? Так влюблена? Задумала бросить нас, душенька? Ну-ка посмотрим… НЕТ… ТЫ ВДРЕБЕЗГИ ПЬЯН, ГЭРИ… чем тебе помочь. На, отведай-ка, манда

Постановка впечатляла: было почти жаль мальчика, зарывшегося головой в подушку. Потом, словно его терпение лопнуло, «Эрни» спрыгнул с кровати и выбежал на площадку. Сквозь плавающие слова он на цыпочках прокрался мимо родительской спальни и, минуя предательски скрипучие половицы, спустился по лестнице.

Кэмпбелла снедало завистливое восхищение перед техническим мастерством Стража, когда между балясинами перил он наблюдал, как мальчик, встав на четвереньки, пролезает в чулан и закрывает за собой дверцу. Сыщик ткнулся в нее курсором, но его не впустили. На площадке таяли обрывки диалога, давая понять, что схватка в хозяйской спальне, где вот-вот развернутся трагические события, временно стихла. Дом замер.

Лишь в прихожей тикали часы.

Кэмпбелл хотел позвонить Эду Листеру, чтобы тот вышел на сайт и тоже проследил за развитием истории. Он уже известил клиента о встрече с Грейс Уилкс и своем подозрении, что из-за верности или боязни старуха темнит. Эд показался рассеянным и чуть ли не равнодушным. Ах да, он сказал, что вечером занят.

Послышалось какое-то жужжанье. По циферблату часов кружили стрелки — в старом черно-белом кино так изображали ход времени. Потом их бег замедлился, и они успокоились, показывая четыре часа тридцать шесть минут. Размеренное тиканье возобновилось.

С помощью курсора Кэмпбелл огляделся в прихожей. У парадной двери стояло два чемодана. В глубине дома зазвучала музыка — зловеще тихие, сбивчивые аккорды «К Элизе», — а в спальне возник непонятный шум. Вскоре через пыхтенье и всхлипы пары, приближающейся к апофеозу, он обозначил себя как потаенное, но безудержное совокупление; затем в придушенном пароксизме страсти что-то изменилось.

Раздался вскрик, и вновь все стихло.

По часам в прихожей прошло полных шестьдесят секунд, прежде чем фонограмма передала истерический вопль женщины (видимо, Джун Ситон), умолявшей о пощаде, и контрапунктом — невнятное бормотанье пьяного мужа.

Из своего убежища появился заспанный мальчик; он ошалело сощурился на чемоданы, затем посмотрел наверх, откуда неслись мольбы его матери.

НЕТ, ПОЖАЛУЙСТА… БОЖЕ! ЧТО ТЫ

ДЕЛАЕШЬ… НЕ НАДО

НЕТ

Кэмпбелл понимал, что все это лишь звуковые эффекты, однако невольно вздрогнул от жутких воплей, потоком пронесшихся по дому. Под бешеным натиском убийцы отчаянные крики, перемежаемые глухими ударами, угасали. Отвратительное чирканье, похожее на звук застежки-молнии, передавало неистовые взлеты ножа, кромсавшего плоть.

На мгновенье возник островок тишины, а затем грянул ружейный выстрел, гулким эхом отдавшийся в замкнутом пространстве дома Кэмпбелл приник к динамикам ноутбука, транслировавшим то ли тихое бренчанье пианино, то ли странную капель.

На парковку за мотелем въехала машина. Сыщик перевел взгляд на синюю штору окна; желудок свело внезапным страхом. Но вот погасли фары, хлопнули дверцы, послышался смех. Морок растаял. Чтобы сбросить напряжение, Кэмпбелл потянулся, хрустнув суставами переплетенных пальцев.

Это ж надо, чтобы его, прожженного игрока, так взбаламутили события четвертьвековой давности, разыгранные электронным кукольным театром! Кэмпбелл подышал на стекла очков и протер их бумажной салфеткой. Что же подвигло Эрнеста Ситона на экранизацию ужасной смерти родителей с такой… «любовной проработкой деталей», что ли? Однако душераздирающую напряженность в постановке создавала не она, а безжалостный взгляд на события с точки зрения ребенка.

Кэмпбелл близоруко сощурился на экран, где что-то происходило, и поспешно нацепил очки.

«Эрни», не шевельнувшийся во время бойни, повернул к нему окаменелое лицо, на котором застыли топорно изображенные горе и ужас. По щекам аватара катились крупные слезы, похожие на мультяшный дождь.

Затем в гнетущей тишине (ночь была необычно жаркой и душной, говорил доктор) раздался звук, от которого молотом забухало сердце. Наверху скрипнула половица.

Кэмпбелл мгновенно передвинул курсор к лестнице и попытался взойти наверх. Его не пустили. Снизу просматривалась часть площадки, и сыщик увидел, что под притолокой хозяйской спальни возникла и медленно расширилась полоска света.

На порог упала чья-то тень.

Мальчик тоже услышал скрип половицы и понял, что он означает. Застигнутый врасплох, «Эрни» в панике обернулся к чулану, словно намереваясь вернуться в свое убежище. На лестнице послышались размеренные шаги, и тогда он, метнувшись через прихожую, скрылся в темной гостиной за секунду до того, как в ней вспыхнул свет. Сыщик вошел следом и курсором обвел все четыре стены скупо обставленной комнаты — она была пуста. Потом картинка застыла.

Кэмпбелл медленно перевел взгляд с неподвижного экрана на зашторенное окно. Кто-то расхаживал прямо перед его номером.

— Подниметесь на чашку кофе? — спросила Джелли.

Они сидели в машине Гая, припаркованной напротив ее дома на углу Тридцать девятой стрит и Лексингтон-авеню. Джелли смотрела перед собой, желая скорее оказаться в квартире, чтобы выкурить сигарету.

— Только кофе. О всяком другом не мечтайте, приятель.

Гай улыбнулся.

— Я не мечтатель, — сказал он и, помявшись, добавил: — Ладно, только недолго. Мне еще надо в Джерси — бабушку проведать. Она нездорова.

— Сочувствую. — Джелли нахмурилась. — Сразу говорю: у меня бедлам и нет кофе без кофеина. Сильно хворает?

— Она старенькая и слегка не в себе. Ничего серьезного. Путает день с ночью.

Выйдя из машины, Джелли оглядела улицу — не поджидает ли кто. Она была почти уверена, что в метро видела Эда, пялившегося на нее через пути. Блин, от испуга чуть не обделалась.

На переходе Гай предложил ей руку — этот старомодный жест почему-то успокоил. Когда он позвонил, она не сразу врубилась, кто такой Гай Мэллори, и еле вспомнила, что накануне дала ему свой номер. Было рискованно соглашаться на приглашение человека, о котором почти ничего не знаешь, но неожиданно вечер получился славным. За ужином они хорошо поладили. Он ей нравился — слегка неуклюжий, не шибко яркий, но вроде бы сердечный и деликатный.

Если там и впрямь был Листер и если он вновь объявится, Гай — какая-никакая защита.