Спальня, в которой мы вместе - Эмма Марс

– А теперь будем серьезны, – продолжил он. – Через неделю состоится ярмарка международного книгоиздательского дела. Книжная ярмарка во Франкфурте. Каждый год сливки международных издательств приезжают туда на пять дней для активной торговли. И каждый год Эва присутствует там и представляет продукцию «E&O» нашим зарубежным коллегам, чтобы продать им права на публикацию произведений на иностранном языке. В этом году я попросил ее сосредоточиться исключительно на вас.

– На мне? – чуть не задохнулась я.

– Я взяла на себя смелость отдать на перевод первые пять глав вашей книги, – добавила Эва. – Я их сразу же отправила моим основным партнерам в США. И должна вам признаться, что первые отклики очень хорошие.

– Очень хорошие? – воскликнул Бернштейн, притворно возмутившись. – Вы хотите сказать – отличные! Эва уже продала права в пять или шесть стран. Если, как мы полагаем, мы получим предложение от американцев на ярмарке во Франции, это откроет вам международный рынок и вы будете переведены по меньшей мере на двадцать языков!

Все это казалось мне сюрреалистичным. Не преувеличивал ли он слегка? Но союзница Бербера подтвердила его предположения уверенным морганием ресниц. Затем она с серьезным видом пристально посмотрела на меня.

– Речь идет по меньшей мере о цифре в миллион евро за три тома.

– И это только предварительные суммы! – воодушевился Альбер. – Сумма будет еще больше, гораздо больше, ведь мы рассчитываем на экранизацию.

Я не знала, как воспринимать этот поток хороших новостей, и застыла в молчании. Мне казалось, что в тех экстраординарных планах, которые эти двое обсуждали с таким удовольствием и живостью, речь шла не о моих каракулях. Я даже не была уверена, что мне нужен такой профессиональный успех, когда рушилась моя личная жизнь.

Имела ли я на него право?

Эва протянула мне свою визитку, на которой был филигранно выбит цветок, такой же нежный, как и ее рука. Я взяла крохотный кусочек картона, разрываемая горьким и опьяняющим чувством, ведь в этот момент моя жизнь должна была перевернуться. Я собиралась окончательно и бесповоротно сбросить старую кожу, которую тащила за собой до сегодняшнего дня.

После несчастного случая состояние Франсуа Маршадо оставалось очень нестабильным около трех недель. «Скорая помощь» увезла его в больницу Мартине, в Рюейе, а затем он был переведен в хорошо мне знакомую общественную больницу Нантра на улице Макс Фурестье. Франсуа, получившего тяжелую травму головы, погрузили в искусственную кому, чтобы прооперировать его. Только что он очнулся от наркоза, но пока не мог произнести ни слова.

– Думаешь, Франсуа останется овощем на всю жизнь? – сетовала Соня в кафе больницы перед тарелкой супа из вяленых помидоров. – Я знаю, что эгоистка, но никак не могу смириться с мыслью, что эта шлюха Сесиль получила от него все самое лучшее… а я – это дерьмо.

– Ты заблуждаешься. Именно ты получишь все лучшее, моя Соня, потому что он наконец нашел свое счастье. Благодаря тебе.

Моя неловкая попытка утешить ее заставила Соню улыбнуться. Уцепиться за это слабое утешение было лучше, чем размышлять целый день, кто же явился виновником покушения на ее возлюбленного.

Я же не сумела избавиться от желания прокрутить все возможные варианты. Нужно ли было подозревать Фреда, ее бывшего ревнивого любовника? Или Сесиль, жену, вынужденную согласиться на развод? Что касается Дэвида, то он, возможно, испытывающий больше всего злости к Франсуа, казался мне менее всех способным поступить таким образом. Какой властью и поддержкой обладал Дэвид Барле в нынешнее время?

Созерцая Франсуа в разбитом состоянии в его больничной постели, я задала себе вопрос: каким бы было мое отношение к тебе, если бы ты оказался на его месте? Ты обучил меня искусству анатомических загадок, что бы я еще смогла полюбить в твоем теле, если бы от него осталась лишь переломанная груда?

Сегодня я уверена в своем ответе. Любая из твоих конечностей, любой из твоих органов сумели бы довести меня до оргазма. Зоны, которые априори считаются наименее чувственными, сумели бы вызвать у меня ту решительную дрожь, которая приведет к наслаждению. Да, например, я смогла бы заниматься любовью с твоими коленями. Я согнула бы одну из твоих ног так, чтобы коленная чашечка выступала, и села бы на тебя сверху, прижавшись к ней своим лоном. Я бы начала двигаться на тебе всей его поверхностью. И что удивительно, ты тоже кончил бы от этой не самой эрогенной зоны. Тебя бы возбудил тот факт, что я истекаю соками на твой неподвижный бугор и что судороги моей вагины ритмично пульсируют и трепещут на нем. Я бы угадала в твоих полуприкрытых увлажненных глазах непередаваемую вспышку наслаждения. Ты бы стал мужчиной, который наслаждается каждой частью своего тела, даже самой нелепой. Я бы занималась любовью с твоими ступнями, твоими пятками, твоими локтями или даже с таким совершенно не приспособленным для этого костным выступом, как твой подбородок. Каждая часть тебя смогла бы дарить и получать любовь.

(Рукописная заметка от 01/10/2010)

Соня проводила все дни у изголовья постели Маршадо. Так быстро вернуться туда, где умерла мама, было для меня невыносимо. Соня поняла это и избавила меня от необходимости проводить долгие часы рядом с ней.

Снова одна в своей квартирке, пока мой текст был у редактора на вычитке, я не знала, чем бы по-хорошему занять себя, кроме как сочинять письма, где на всех наклеен один и тот же адрес:

Луи Барле

Тюрьма Санте

Улица Санте, дом 42

75674 Париж 01 Cedex 14

Много раз на дню я получала электронные сообщения от «E&O» или от Эвы Джонс. Она не прекращала распространять мой роман по всей планете и в пятницу в полдень позвонила из Франкфурта. Невероятный шум заглушал ее голос с непередаваемым акцентом, когда она сообщила:

– Мы заключили контракт с американским издательством. Двести пятьдесят тысяч долларов.

– Это хорошее предложение? – спросила я простодушно.

– Они предлагали половину, – ответила Эва для того, чтобы я оценила всю ее способность вести переговоры. – Издательство номер два в Соединенных Штатах. Номер три в мире.

Я не смогла вымолвить ни слова. Она воспользовалась этой паузой, чтобы закончить разговор, уже опаздывая на следующую встречу. «Все подробности примерно через четверть часа», – сказала Эва перед тем, как повесить трубку. «Сумасшедшая профессия», – подумала я.

Бербер и его команда подхватили эстафету и тоже сообщали мне исключительно положительные новости. Оливия, одна из представительниц прессы в «E&O», сказала, что «Медиаттак» предлагал сделать предварительную публикацию «самых пикантных» страниц из романа «Сто раз в день». Как предполагал Бернштейн, достаточно преподнести мое произведение как эротические откровения бывшей невесты Дэвида Барле и супруги Луи Барле, как все средства массовой информации и желтая пресса набросятся на него. Трагическая судьба братьев Барле источала запах распущенности, который подогревал интерес общественности к семейной саге. Конфликт братьев, финансовый крах и предательства делали из него полную страсти и ярости драму, которая встречается только в фильмах или книгах.