Академия Пяти Стихий. Искры огня - Анна Платунова

Терран Аквидус развел руками. А потом медленно поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен.

– Пришло время рассказать всем, – сказал он. – Дольше тянуть нельзя. Сейчас я объявлю общий сбор в центральном холле, спускайтесь туда.

– Только еще одно! – остановила я его.

– Да?

– Почему Академия Пяти Стихий? Какая пятая?

Губы директора тронула слабая улыбка:

– Ты не догадалась? Возможность управлять бестиями, конечно.

Ран вывел меня за руку. На меня словно свалилась железная плита и придавила своим весом: все чувства и мысли будто заморожены. Я пока не до конца осознавала, что сейчас произошло.

– Ты как? – уже в который раз спросил меня Ран, но я в ответ только качала головой.

В центральном холле мы сели прямо на пол, и Ран обнял меня, привлек к себе. Мы молча ждали, пока зал заполнится студентами. Кажется, кто-то подходил поздороваться, но я была как в тумане.

На балконе появился директор и вместе с ним кураторы. Повисла тишина. Никто не понимал, чем вызвано общее собрание.

– Я принес вам тяжелые вести, – так начал он свое выступление.

И, с трудом подбирая слова, Терран Аквидус поведал то, что мы с Раном уже знали. О танатосах и о том, что привычный нам мир, возможно, скоро прекратит свое существование.

– Знаю, многие роптали на меня за то, что последние пару месяцев вам пришлось тяжело. Ежедневные тренировки и изучение боевых заклятий. Но теперь, думаю, вы поняли: я лишь хотел сделать вас более подготовленными перед грядущей опасностью. Кто-то, знаю, шутил о том, что студентов готовят к войне. Так вот, мы идем на войну!

Я слышала, что многие плакали. Нелегко принять такие известия, но у них еще будет время привыкнуть к этой мысли.

– Сейчас я распускаю всех по домам на две недели. Обнимите близких, скажите то, что давно хотели сказать, завершите неоконченные дела. Весну вы встретите в стенах Академии. Ее устав предписывает сохранить молодых стихийников любой ценой. Вы – наше будущее.

– А наши родители? – крикнул кто-то, выразив общую мысль.

– На этот случай, как написано в уставе, каждый родовой замок превратится в приют всех страждущих. Никто не выйдет сражаться, укроются в стенах замка.

– Защитные амулеты не выдержат! – воскликнула плачущая девушка. – Если все так, как вы говорите, ни один амулет не выдержит натиска!

– Да… Возможно… Поэтому, пока есть время, те, у кого есть силы, будут заряжать амулеты и надеяться на лучшее. Похоже, это единственное, что в нашей власти.

Я почувствовала, что меня трясет, словно начала отходить заморозка. Ран сжал в своих руках мои ладони и, чувствуя, что это не помогает, обнял крепко-крепко.

– Ш-ш-ш, – успокаивающе прошептал в ухо. – Все будет хорошо. Все наладится, моя рыбка.

И вдруг замер на полуслове. Отпустил мои руки.

– Кора, пойдем на свежий воздух?

– Да…

Мне и самой нужен был глоток морозного воздуха, чтобы прийти в себя.

* * *

Мы шли по тихой аллее: сейчас, пока все собрались в холле, здесь было безлюдно. Я опиралась на руку Рана, мы оба молчали.

И тишина давила, давила своей тяжестью, пока не взорвалась где-то внутри меня. Я запнулась и упала бы, если бы Ран меня не удержал.

– О светлые боги… – прошептала я. – О боги…

Все, о чем я мечтала, на что надеялась, к чему шла так долго, оказалось пшиком. Такой же пустышкой, как я сама. Я могла бы всех спасти, но, видно, нет во мне чего-то важного, не гожусь я в преемницы. Я вообще ни на что не гожусь… Жалкая, жалкая…

Рыдания разрывали мне грудь. Я хотя и пообещала Рану, что не стану сильно горевать, если пойму, что все оказалось напрасно, но это было выше моих сил. Я рыдала так, что думала – сердце остановится. А Ран обнимал меня и гладил по волосам. Он не мог подобрать подходящих слов, но он был рядом, и одного этого было достаточно.

– Пойдем-ка присядем, – сказал он, когда я уже не могла плакать, а только давилась воздухом, всхлипывая.

Подвел к заснеженной скамейке, отряхнул ее кое-как, усадил, поплотнее запахнул на мне мантию, пряча от пронизывающего ветра, и прижал к себе, согревая.

– Ну все, все, Корюшка. Все… Ш-ш-ш…

Он тихонько качал меня из стороны в сторону, и я положила голову ему на плечо и закрыла глаза, отдавшись этому нежному утешению. Сквозь веки пробивалось солнце, уже не такое яркое, как в полдень, но мягкое и ласковое, оно словно тоже старалось меня успокоить. Я будто бы плыла куда-то в его лучах.

– Ну вот… Умница.

Ран поцеловал меня в нос. Замер. Поцеловал волосы.

– Ты пахнешь, словно нагретая солнцем листва в жаркий день…

Он коснулся губами моих мокрых глаз, и я услышала, как сбивается его дыхание. Губы были теплыми и мягкими. Рука Рана нашла мою ладонь и сжала ее. Он скользнул губами по моей щеке и поцеловал в уголок рта.

И тут же отпрянул, вскочил на ноги.

– Кора, я… Не знаю, что делаю. Извини.

В ответ я зябко повела плечами. Мне стало холодно и неуютно, когда я лишилась его объятий.

– Ерунда… Просто погрей меня еще немного…

Восстанавливая потом в памяти события того дня, я никак не могла четко ответить даже самой себе, как же так получилось.

Я не вполне отдавала себе отчет в том, что произошло. Только когда раздался стук в дверь и Фрост позвал меня по имени, спрашивая разрешения зайти, я поняла. Да, только тогда впервые… Дверь не заперта, достаточно было повернуть ручку, чтобы зайти. Если он это сделает, то сразу все поймет.

Мы с Раном прижались друг к другу, как преступники, застигнутые на месте преступления. Мы и были преступниками…

Я мысленно вернулась мыслями туда, в парк, под вечереющее небо. Солнце потихоньку начало клониться к горизонту, хотя светило еще ярко, но это был уже рассеянный, бархатный свет.

Мы еще немного посидели на скамейке, Ран дождался, пока мои слезы высохнут и нос снова станет нормально дышать. Вот почему всегда так – будто мало одних слез.

– Предлагаю выпить чаю с заварными колечками, – преувеличенно бодро сказал Ран.

Едва ли колечки могли заменить мне рухнувшие надежды, но все-таки это было уже что-то. А рыданиями делу не поможешь.

– Ладно, – согласилась я.

В столовой мы оказались одни: может быть, собрание еще не закончилось, а может быть, новости лишили всех аппетита, но я была рада, что нас никто не потревожит. Никого не хотела видеть, даже Виту.

Ран принес нам по огромной дымящейся чашке чая и блюдо с колечками, посыпанными сахарной пудрой.