Красный падаван - Виктор Дубчек

— Не стоит беспокойства, Учитель, — поспешно склонил голову удивлённый юноша. — Рука работает, и волосы на голове уже отрастают.

— Ты стал совсем взрослым, Старкиллер, — тяжело произнёс тёмный джедай. — Я чувствую великое возмущение на пути твоей Силы. Будь готов.

Прежде, чем юноша успел ответить, голографическое изображение Лорда Вейдера мигнуло и рассыпалось мириадом гаснущих звёзд. Проектор космической связи отключился. Где-то далеко, на пределе слышимости, за стенами тесного отсека шумела земная дуброва.

Старкиллер со спокойной грустью подумал о разрушении хлорофилла и проявлении каротиноидов, о синтезе антоцианов. Природа планеты входила в фазу угасания. Временного: смерть — это всего лишь смерть.

Он поднялся с колен, возвращаясь мыслями к разговору с Куравлёвым.

— О нет, мне жизнь не надоела, — с жёстким акцентом произнёс молодой ситх по-русски, — я жить люблю, я жить хочу…

— Наше желание не имеет никакого значения. Речь идёт исключительно о наших возможностях.

Фон Белов с некоторой досадой посмотрел на собеседника. Голос старины Йозефа в последнее время приобретал всё более отчётливые нотки фанатизма.

Адъютант Гитлера считал себя глубоко разумным человеком, следовательно, фанатиков недолюбливал. Даже не то что недолюбливал… любовь — слишком сложное слово, почти неприличное. Если речь, конечно, не идёт о любви к Фюреру и Рейху, тут же одёрнул он себя.

Но это другое, совсем другое: разве можно не любить своего Фюрера? Тем более что это чувство — совсем простое, понятное. А вот фанатизм…

Он тут же вернул на лицо выражение приятной любезности. Старина Йозеф… генерал Каммхубер пёр в гору, решительно пёр в гору. Если ему угодно испытывать определённые чувства к своей работе — отчего же, старый верный друг Николаус поддержит его. Это ничего не стоит, зато может принести неплохие дивиденды. В свободном мире собственные чувства не приносят выгоды; окупается только способность подстраиваться под настроение тех, кто имеет возможность плюнуть тебе на голову. Потому-то свободный мир и называется свободным.

Разумно? Разумно. Всё-таки долгая служба Фюреру приучила адъютанта к стройности и в собственных рассуждениях.

Фон Белов довольно улыбнулся. Каммхубер перехватил улыбку, но истолковал её по-своему:

— Николаус, я рад твоему оптимизму… ты всегда был весельчаком. Но придётся признать: на этот раз лёгкой победы не будет. Мы столкнулись с чем-то выходящим за рамки привычных схем.

— Йозеф, — улыбка фон Белова на всякий случай приобрела несколько сочувственный оттенок, — ну какие схемы могут быть у этих дикарей? Они просто из последних сил, на голом упрямстве сидят в своём лесу. Там не может быть ничего такого, с чем не справился бы вермахт. Под твоим, разумеется, руководством.

Невысокий Каммхубер облокотился на столешницу и задумчиво посмотрел на длинного щуплого фон Белова снизу вверх. Тот чуть сполз по стулу и ответил взглядом, полным уважения, дружества и немалой искренности.

«А ведь он так толком и не научился носить форму, — подумал адъютант. — Сын крестьянина… и ничего с этим не поделаешь, он всегда будет считать, что содержание важнее формы. Никакой природный ум, никакая тяга к знаниям не выбьют из него эту плебейскую наивность».

Может быть, оно и к лучшему. Не всем ведь быть баронами, кто-то должен просто тянуть на себе бремя военных тягот. И хорошо, когда рядом с этим кем-то оказывается настоящий аристократ, способный подсказать верное решение, удержать от опрометчивого шага…

— Я боюсь, что этот шаг изначально был опрометчив, — хмуро произнёс Каммхубер.

Фон Белов сморгнул и вернулся к разговору.

— Полно, Йозеф, о чём ты говоришь?

Генерал хлопнул себя папкой по бедру:

— Подумай сам, Николаус! За такой короткий срок русские сконцентрировали в районе от сорока до шестидесяти тысяч человек личного состава. Пару месяцев назад они сидели в болоте, без оружия, без припасов, без выхода. А теперь умудрились воздвигнуть посреди глухого леса настоящую крепость — крепость, Николаус! Капитальное многоэтажное сооружение, обзавелись бронетехникой, наладили работу артиллерийских систем, которые захватили у наших же частей второго эшелона, ты понимаешь? И выходить из окружения эти мерзавцы, похоже, даже не собираются.

Фон Белов потряс головой.

— Крепость? Как это — крепость? Ты не можешь ошибаться?

— Хотел бы. Здесь данные аэрофоторазведки, — Каммхубер взмахнул своей кожаной папкой. Его круглое лицо тут же скривилось, и адъютанту на мгновение показалось, будто генерал собирается сплюнуть на ковровое покрытие приёмной. Но тот, разумеется, до плевка не дошёл: заплёвывать ковры — привилегия аристократов. — Если это можно назвать «аэро».

— Отчего же нельзя? — осторожно поинтересовался фон Белов.

Генерал снова дёрнул пухлой щекой.

— У них превосходная зенитная артиллерия. Понимаешь, слишком, слишком эффективная. Сперва они сбивали «штуки»; потом, когда эти идиоты из люфтваффе — извини, Николаус, — спохватились, оказалось, что русские так же уверенно работают по «филинам», независимо от высотности. Мы даже не можем надёжно оценить радиус, в котором они способны поражать наши самолёты. Вести полноценную воздушную разведку в таких условиях невозможно, нам приходится довольствоваться случайными снимками: наудачу отправляем разведчик — возможно, он и сумеет вернуться. С парой размазанных фотографий в лучшем случае.

— Попробовать ночную съёмку? — фон Беловым начинал овладевать некий азарт: всё-таки он был адъютантом от люфтваффе и даже сейчас не отказывал себе в удовольствии иногда подняться в небо — конечно, не в боевых условиях, о нет, не в боевых. — С достаточной высоты, чтобы шум моторов оказался незамеченным?

— Пробовали, — с вымученной улыбкой сказал Каммхубер. — Их ПВО не просто способно к обнаружению наших разведчиков в любое время суток — эффективность зенитного огня ночью нисколько не снижается.

Адъютант постепенно начинал понимать масштаб проблемы. Если ПВО русской лесной крепости ввергает в такое отчаяние творца «Линии Каммхубера»…

— Ты же не думаешь… — медленно проговорил фон Белов, застывая всей своей длинной извилистой спиной.

Каммхубер поднял на него усталое круглое лицо.

— Не думаю. Я вообще сейчас стараюсь поменьше думать.

В приёмной повисло неприятное молчание. Фон Белов подумал, что всякого упоминания о «богах»… лучше избегать, да, тщательно избегать.

Он посмотрел на часы.

— Русские всё равно не смогут продержаться долго, — сказал наконец адъютант. — Такое количество солдат требует снабжения. Им скоро станет нечего есть, а большевистское командование не имеет способа обеспечивать лагерь: малой авиацией невозможно доставлять такой объём грузов.

— Русские свободно принимают у себя тяжёлые бомбардировщики, — почти равнодушно сообщил Каммхубер. — Они построили взлётную полосу прямо на болоте. Проложили гать, а поверх неё — металлические листы.