Иная кровь - Вера Петрук

— Договорились. Сколько времени займет эта твоя добыча ликвора?

— Немного. До рудника прокатимся на транспортере. Думаю, доберемся за сутки. Еще денек потребуется на ликвор. Ну и столько же на обратный путь. К концу недели вернемся.

— Мои друзья пойдут со мной.

— Вот это исключено, — категорично возразил Соломон. — Особенно, это касается калюстианца. Не волнуйся, их найдет мой человек, и скажет, где нас ждать. Встретимся через три дня на вокзале.

— Мне нужны гарантии, — заявил Кай. — И я сам хочу предупредить товарищей. Да и вряд ли они поверят другому человеку.

— Поверят! — успокоил его колдун. — Моя помощница Баста умеет быть убедительной. Если ты сейчас сам отправишься искать их, мы потеряем уйму времени. А мои люди знают эти окрестности, как свой дом, и быстро найдут твоих попутчиков. Что касается гарантий… Хм… Верь мне, Кай. Я твой родитель, как-никак. У меня нет причин обманывать тебя. К тому же я буду рад помочь той девушке. Эти обычаи горцев ужасно жестоки. Я пробовал говорить с Тилем, но он сказал не совать нос не в свое дело. Это чудо, что Карли-Десятая выжила после такой страшной операции. Я бы сделал ей ноги и за просто так, если бы она обратилась ко мне за помощью, но раз просишь ты, то будет честно, если я попрошу тебя в обмен об услуге.

На том и договорились. Остаток дня, который догорел быстро, как свечка, Кай провел в компании любопытных самоделов, которые не отпускали его до тех пор, пока на них не рявкнул Соломон. Кай долго пытался отыскать в себе сыновьи чувства к колдуну, но место, где они должны были находиться, пустовало. Однако, поглядев в последний раз на играющих в мяч самоделов, он ушел в палатку со смешанным чувством тревоги и облегчения — теперь он был не один.

Пещеры Тиля Голубоглазого встретили его темнотой и привычной вонью угольной крошки, от которой першило в горле и чесались глаза. Оказалось, Кай успел от нее отвыкнуть. Звон в ушах не давал услышать капель воды и ритмичный стук молотков, но он был уверен, что голос рудника остался прежним. Кай потер виски и не сдержал улыбки, когда самоделы дружно потерли головы. До этого они хватались за бока, когда он приложил руку к сердцу, испугавшись, что оно выскочит у него из горла. Самоделы были уверены, что их сердца находились там, где у обычных людей располагалась печень. Кай не спорил — после гонки на транспортерах по Неправильному Лесу, ему было дурно, хотя он и считал себя выносливым.

Когда Соломон показал ему путь в шахты Тиля, Кай понял, что через три дня они могут и не вернутся. Отвесный вертикальный тоннель скрывался за кустами брусничника, зияя непроглядной чернотой. Рваные края провала и острые камни, нависшие по неровной окружности, напоминали рот великана, застрявшего в каменной массе. Пытаясь вздохнуть, громила открыл рот, да так и застыл навеки, засыпанный обрушившейся скалой. Из дыры тянуло холодом и сыростью, оживляя воспоминания о трех месяцах, прожитых в руднике Тиля. И хотя, соглашаясь на сделку, Кай знал, что придется возвращаться в шахту, сейчас желание помочь Десятой чуть притупилось, уступив место осторожности. Именно это чувство подсказывало, что если и разрывать сделку с Соломоном, то надо это делать сейчас.

У края ямы на спутанных проводах висели три кабины, подозрительно напоминающие тележки для угля — только с крышей. У каждой «телеги» имелось по колесу, которое опиралось на рельсу, сверху же кабина крепилась к паутине канатов, грязной мешаниной исчезающих во мраке. Все сооружение скрипело, дергалось и качалось от малейшего дуновения ветра, но Соломон забрался внутрь, нисколько не колеблясь. Остальным было велено делать то же самое. Колдун объяснил, что после того как по горам Асырка прошел щуп деактиватора, который вырубил все нелегальные механизмы, лифт стал работать только в одну сторону — вниз.

Осмотрев тележку, в которую уже забрались все семь самоделов, Кай садиться в нее отказался. Щели в бортах, недостающие болты и хлопающие на ветру незакрепленные панели подсказывали, что лучше броситься в тоннель сразу — вниз головой. Голос Бога молчал, но чувство самосохранения помогало не хуже Калюсты.

— Не бойся, — успокоил его Соломон. — Кабина выдерживает полтонны — проверено. Вот увидишь, внизу будем минут через двадцать. А обратно нас гномы поднимут, у них там ручная лебедка есть. За подъем, правда, в три дорога дерут, но мы ведь будем с ликвором, а богачам нельзя мелочиться. Давай скорее, иначе калюстианцам достанутся самые жирные куски. По моим датчикам, самодела больше всего в пещерах Тиля, и это хорошо, так как с Голубоглазиком мы в друзьях. Вот если бы Златозубы неожиданно на ликвор разбогатели, тогда бы пришлось изворачиваться. А Тиль мужик толковый, с нормальной психикой и без отклонений, какие обычно у горцев бывают. С ним можно на деловом языке разговаривать. Не тяни время. Это же ты, а не я пообещал Карли вернуться через три дня.

В конце концов, Кай себя уговорил и залез в кабину. Ему нужно было за что-то держаться. Пока единственной опорой, казавшейся надежной, было собственное слово.

О своем согласии он пожалел очень быстро. В транспортере Соломона, который продирался сквозь дебри Неправильного Леса, тоже трясло и дергало, но там они сидели внутри бронированного монстра, который дарил иллюзию защищенности. Здесь же, в продуваемой ветром кабине, которая без тормозов неслась вниз по тонкой рельсе, визжа и скрежеща так, что, казалось, их слышат все горы Асырка, Кай ощутил, как это бывает, когда все органы меняются местами, а сердце выпрыгивает из горла. Дорожденные сны пытались рассказать ему о головокружительных горках, где люди веселятся, испытывая крепость психики и тела, но Каю было не до веселья. Спуск продолжался утомительно долго, крутые виражи сменялись новыми дикими поворотами, самоделы пронзительно кричали, цепляясь за него, а не за поручни. Когда последние лучи солнца рассеялись, сдавшись вечной темноте, кабинка и вовсе, как ему показалось, перешла в свободное падение. Кай закрыл глаза и не открывал до тех пор, пока визг, грохот и лязг не сменились оглушающей тишиной и тем самым звоном в ушах, который мучил его до сих пор.

Их встречали. Несмотря на заверения Соломона, что они с Тилем лучшие друзья, Голубоглазый не стал тратить время на колдуна и компанию, отправив к ним Никеля с Клевером, чему Кай был рад. Ему до сих пор казалось, что Тиль хочет прижечь ему пятки.

Никель был как всегда неразговорчив, однако из тех немногих слов, которыми он перекинулся с Соломоном, Кай понял, что колдун арендовал у шахтеров несколько старых нерабочих забоев — якобы для научных экспериментов. Когда Никель пробурчал, что горцы снимают с себя ответственность за их безопасность из-за высокой активности Хищиды, Соломон широко улыбнулся — они были на верном пути.

На Кая Никель обращал внимания не больше, чем на других самоделов, которых, видимо, записал в гомункулы. Однако Клевер оказался разговорчивым. Отстав от основной группы, они вволю наболтались, так как гнома интересовало все, что было связано с побегом.

Кай не пожалел красок, описывая заплыв в нечистотах, встречу с гомозулем и поедание гусениц в Неправильном Лесу. Губы произносили бездумные слова, а голова в сотый раз представляла картину, как он добудет ликвор, как у Десятой появятся ноги, как… Дальше представлять было трудно, так как на горизонте маячила та самая жизнь, которую хотел подарить ему Соломон — с квартирой, машиной и работой. От одной этой мысли сводило в животе, и ныли зубы. Пока Кай не понимал причины.