Разлом - Михаил Тырин

– Для того чтобы ответить на вопрос «зачем», нужно рассказать историю Катастрофы и историю этого мира с самого начала, – проговорил он. – Вы, конечно же, знаете, что наша вселенная не ограничивается двенадцатью основными мирами «ромашки», в ней имеется множество других миров, расположенных не в той же плоскости, а как бы под углом. Схема мироздания напоминает не ромашку, а скорее, пресловутый одуванчик. Время в каждом из этих миров может течь немного по-разному, где-то быстрее, где-то чуть медленнее. В Зеллоне время течет с той же скоростью, что в Центруме и на Земле. Только вектор его направлен в противоположную сторону. То, что для землян считается будущим, для жителей Зеллона – далекое прошлое. События, еще не произошедшие в Центруме и на Земле, здесь давным-давно прожиты и ушли в историю.

Виорел ненадолго замолк, погрузившись в раздумья, а потом продолжил:

– Конечно, понятие времени как физической сущности очень сложно и многогранно. Это не линейный поток, это… Я не знаю, как объяснить в двух словах, ребята. Так или иначе, чуть более двухсот лет назад по земному летоисчислению Зеллон был полностью изолированным миром. Здесь развивалась собственная цивилизация, но ни о каких путешествиях в другие лепестки речи не шло. Не потому, что это было невозможно, а потому, что это было попросту лишено всякого смысла. Конечно, здешние ученые прекрасно знали о существовании Центрума, и им было известно, что переход туда отбрасывает их в локальном времени назад, но сам Центрум был абсолютно мертвым и необитаемым, как поверхность Марса. Да и дышать там без скафандра было затруднительно, к тому же еще радиация… Другие лепестки тоже не подавали никаких признаков жизни – либо цивилизации там еще не доросли до уровня, позволившего им создать амуницию для безопасного путешествия в Центрум, либо они также оказались стерильны. Жители Зеллона не могли проверить эти теории, поскольку не имели возможности посетить другие лепестки. Все дороги заканчивались в мертвом и пустынном Центруме.

Потом что-то произошло, и в Центруме стали появляться люди. Жители Маранга. Поначалу на засыпанных песком и безжизненных барханах замечали их следы, потом издалека видели самих путешественников – в защитных костюмах, на герметичных транспортных средствах, напоминающих луноходы: никакой «пластиковой чумы» в Центруме тогда еще не было. По всем признакам, земляне тоже были весьма удивлены происходящим.

И вдруг в какой-то миг в Центруме начались странные и страшные изменения. Планета словно взбесилась: ожили вулканы, атмосфера наполнилась едким дымом и пеплом, на поверхность выступили кипящие океаны. Над единственным континентом гуляли ураганы и торнадо, казалось, горела и плавилась сама земля.

А потом все стихло, и Центрум ожил. Из ниоткуда возникли города, железные дороги, возделанные поля. По улицам и бульварам теперь ходили счастливые люди, смеялись, растили детей. Ездили автомобили и запряженные лошадьми повозки, работали школы, библиотеки и театры, гудели ярмарки, небеса бороздили первые самолеты и дирижабли. Это можно было бы назвать фантасмагорией, чудом – в безжизненном и непригодном для человека мире вдруг из небытия, словно по волшебству, возникла целая высокоразвитая цивилизация. Если не учитывать, что время в Зеллоне движется в обратную сторону. С точки зрения обитателя Центрума все происходило ровно наоборот: его родная цивилизация существовала многие сотни лет. А потом вмиг исчезла.

– Что же произошло? – внимательно посмотрел на рассказчика Ромка.

– Катастрофа. К ее моменту Центрум уже имел весьма развитую науку, ученые ставили первые робкие опыты с радиоактивными материалами и рентгеновскими лучами. Группа физиков в небольшом научном центре, там, где сейчас расположена Лорея, проводила очень смелые эксперименты в рамках разработанной ими теории, которая, по их словам, должна была перевернуть все существовавшие представления об энергии и материи. В чем именно эта самая теория заключалась, не спрашивайте, я не знаю. Источников практически не сохранилось. Знаю только, что эти парни построили в горах вокруг нынешнего Ректората гигантское кольцо из каких-то электромагнитных катушек… Неизвестно, чего они на самом деле пытались добиться, но в итоге первый запуск адской машины вызвал серьезные изменения в структуре магнитного поля планеты. Последствия вы можете наблюдать и сейчас: ни один компас в Центруме до сих пор не работает. Но это не остановило отчаянных экспериментаторов: они продолжали свои опыты, запуская установку снова и снова, пока изменения не стали необратимыми. Деформация магнитного поля вызвала жуткие природные катаклизмы: по планете прокатилась волна ураганов и землетрясений, вулканы выбросили в небо миллионы тонн пепла, многокилометровые океанские волны смыли и затопили прибрежные районы, а озоновый слой, защищавший поверхность от солнечной радиации, практически полностью рассеялся. Началась эрозия почвы, горела земля, превращая леса в пепелища. Из-за резкого повышения температуры высохли океаны. За несколько сотен лет Центрум превратился в безжизненную и мертвую пустыню.

– Тогда жители Очага и решили запустить в Центрум «высокомолекулярную чуму»? – озвучил вполне логичное предположение Костя.

– Что-то нужно было делать. Высказывались разные идеи, например, кое-кто предлагал попросту убить горе-экспериментаторов. Эту затею не поддержали: во-первых, жители Зеллона не убивают себе подобных. По крайней мере без крайней необходимости, если им самим не угрожает смертельная опасность. А во-вторых, это все равно бы не помогло: на место одних придут другие. Развитие науки нельзя остановить: даже если уничтожить все документы и бумаги, позволяющие сконструировать атомную бомбу, похитить и увезти в другой мир всех способных ее создать ученых, рано или поздно кто-нибудь откроет цепную реакцию деления тяжелых ядер заново. Гарантировать невозможность повторного открытия можно только одним способом: сделав его невозможным физически. А для этого нужно лишь чуть-чуть изменить законы одного конкретного мира.

В общем, спасение Центрума стало для Зеллона первоочередной задачей – если этот перекресток всех миров навсегда останется заселенным и цивилизованным, возникнет обмен товарами и технологиями, что в свою очередь поможет развитию цивилизации самого Зеллона – в его собственном прошлом. Только эксперименты в Центруме уже начались, и пока политики, общественники и эксперты спорили до хрипоты, как поступить, группа радикально настроенных ученых решила действовать по-своему…

– Они посчитали, что «пластиковая чума» спасет цивилизацию Центрума от гибели? – с сомнением в голосе спросил Ударник.

– Они посчитали, что выбирают из двух зол меньшее. В общем-то они по-своему оказались правы, Центрум не погиб. Опасные эксперименты прервались почти что в самом начале. А ход истории изменился. Вот только лучше ли от этого стало самим обитателям Центрума? Что выбрать: быструю смерть или медленную агонию? Что предпочтительнее: жизнь в мире угля и пара в самом сердце мироздания или вечное небытие?

– Постой, – нахмурился Ударник. – Выходит, ты знаешь, что представляет собой эта самая «высокомолекулярная чума»?

– Конечно, знаю, – снова улыбнулся Виорел. – И ты бы знал, если бы проявил хоть немного любопытства. Зеллон очень преуспел в генетике. Правда, тут не говорят «генетическая модификация», тут в ходу термин «генетическая архитектура». Ученые Зеллона могут не только менять генные структуры существующих организмов, но и создавать новые. Пресловутая «пластиковая чума» – это всего лишь разновидность хорошо известной на Земле Ideonella sakaiensis, бактерии, способной разлагать углеводороды. Изрядно модифицированная разновидность, конечно, от земного собрата ее отличают повышенный аппетит, резистентность к различной отраве и способность поглощать очень большой спектр органики. К тому же генетики специально поколдовали над геномом, чтобы местный штамм не выживал при переходе через порталы. Иначе проводники очень быстро разнесли бы заразу по всем остальным мирам, и вот тогда наступил бы полный… коллапс.