Эпоха победителей. Воспоминания пламенных лет! - Геннадий Моисеенко

Ток первой турбины пошел в сети и поступил на строительство заводов. Можно было увеличить лимиты потребления электроэнергии. И главное, с облегчением вздохнули жители города. Перебои с ночным отключением электроэнергии значительно уменьшились.

ЦК КП (б) У, в свою очередь, в марте месяце вызывает секретаря горкома Н.П. Моисеенко и парторга ЦК строительного треста И.В. Соболевского на заседание Политбюро, с докладом о состоянии партийной работы на строительстве заводов.

Основательно подготовившись к заседанию Политбюро, и обсудив конечно все вопросы с Леонидом Ильичом, который поделился своим опытом общения с членами Политбюро Украины, мы с Соболевским выехали в Киев.

На заседании рассматривались не только партийная работа, а и комплекс вопросов связанных с восстановлением, уделялось внимание созданию всеобъемлющего графика работ и способов его выполнения.

– В своём выступлении, – вспоминал Отец, – мне пришлось поднять не только вопросы партийной работы, не только производственные вопросы, но и животрепещущий для нас вопрос о помощи городу и стройке продовольствием. И я был поддержан секретарем ЦК КП (б) У Коротченко Д.С.

– Две-три тысячи тонн картошки мы дополнительно вам могли бы выделить, учитывая наши скудные возможности. Вы же знаете? В прошлом году, какая была погода? Жара! Неурожай. Да и какая картошка в жару? И не мне вам рассказывать, как засорены минами и снарядами поля на Украине.

– Да, конечно, в 1946 году мы пережили сильнейшую засуху, когда южные суховеи поднимали в воздух пересохшую крымскую пыль, и она застилала розовой пеленой весь горизонт. Эта засуха охватила почти всю южную часть Европейской территории СССР и, по оценкам специалистов, превосходила по своей интенсивности, известную засуху 1921 года и трудности по сравнению с засухой и неурожаем 1933 года казались нам более существенные.

И чтобы не говорили впоследствии, о каком-то голодоморе, о причине неурожая – коллективизации, и какого-то раскулачивания, всё это было в десятки раз преувеличенная враждебная пропаганда. Тут я как раз отметил трудности 1933 года, – вспоминая те годы, – говорил Отец.

– Засуха и неурожай конечно были. Но коллективизация тут не причем. Во-первых – сплошной коллективизации ещё не было, а во-вторых – колхозы тогда сыграли положительную роль. Вспоминаю, как в колхозы были направлены работники авиамоторного завода, да и не только авиамоторного, и они помогали колхозам в уборке урожая. В этом и было их преимущество перед единоличными хозяйствами, которые оставались один на один со стихией. Но суть вопроса была вовсе не в этом. Жара была такая, и колос был настолько сухой, что при подборке валков зерно высыпалось, и колос уходил в солому.

– Но с уверенностью могу сказать, что организации каких-то преднамеренных действий для ухудшения ситуации – этого конечно не было. Правда активизировались некоторые троцкистские элементы, но это была больше шумиха в прессе.

Сейчас же засуха и неурожай были не меньшие, но послевоенное сельское хозяйство быстро восстанавливалось, невзирая на то, что немцы оставили после себя, прямо скажем, пустыню. Это восстановление шло за счет возврата, строго по актам, всего имущества колхозов, которое мы отправили в центральные области страны. Но этого конечно было недостаточно. В1941 году мы отправили в тыл конечно только часть такого имущества. По – этому мы во всех разговорах в ЦК просили оказать более широкую помощь и не только скотом и птицей, а и техникой. И такая помощь уже начала поступать в область и из центральных резервов, и из репарационных поставок.

В особенности мне запомнились небольшие зарубежные зерноуборочные комбайны, промежуточное складирование которых мы устроили прямо в центре старой части города, на одной из открытых площадок. И эшелон с крупным рогатым скотом, овцами и птицей, которые за неимением ещё в колхозах помещений, был роздан колхозникам в индивидуальные хозяйства. Всё это вселяло надежду на быстрое преодоление трудностей и я, конечно, передал Коротченко благодарность за содействие в этом вопросе. Кстати, в частном разговоре с Коротченко Д.С., я передал и привет от Леонида Ильича, с которым они были знакомы с войны и, хорошо, взаимодействовали по линии Штаба партизанского движения. Коротченко Д.С., во время войны был секретарем ЦК КП (б) У, который располагался в 1942 году в Москве на Тверском бульваре, 18, а рядом во дворе, в отдельном флигеле, располагался УШПД.

Отец вспоминал, что во время войны ему приходилось бывать в этом здании по фронтовым делам, и он хорошо знал стиль работы ЦК и его воюющих органов – УШПД и подпольного ЦК компартии Украины. Коротченко Д.С. занимался руководством партизанским движением, выработкой оперативных и тактических решений ведения партизанской войны, которая, по сути, была войной, которую вела коммунистическая партия. То есть, наша партия была воюющей партией. И мне всегда казались смешными потуги разделить войну и партию, – вспоминая те суровые годы, говорил Отец.

– Коротченко Д.С. взаимодействовал с военными советами фронтов и армий, когда проводил по ту сторону фронта членов подпольного ЦК или уходил сам за линию фронта, где решал вопросы не только боевой жизни, но и мобилизации населения на тушение пожаров лесов и болот, которые преднамеренно поджигали немцы для вытеснения партизан. Такую работу он проводил неоднократно, когда находился в соединении Ковпака С.А., и прошел с партизанами не одну сотню километров. Вот в один из таких проходов за линию фронта они и познакомились с Леонидом Ильичом. И, провожая меня в Киев, Леонид Ильич, не вдаваясь в подробности, коротко бросил:

– У нас с Коротченко было хорошее, боевое знакомство.

Эта фраза говорила о многом. В те годы люди, прошедшие войну, очень ценили фронтовые взаимоотношения за их чистоту и бескорыстность.

Первым секретарём ЦК КП (б) У, с 1946 года, был Каганович Л.М., а председателем Совета Министров Украины – Хрущёв Н.С. Встреча с Хрущевым Н.С. прошла нормально. В беседе с нами он радужно улыбался, весьма поверхностно интересовался ходом восстановительных работ, стараясь не вникать в технические подробности, а больше интересовался состоянием сельского хозяйства. Когда я уже уходил от Никиты Сергеевича, – с юмористической ухмылкой вспоминал Отец, – он вдруг встрепенулся и вслед мне спросил, а из каких ты Моисеенко? – Не из донбасских ли?

– Да нет! Я из бердянских! А, – а, – а! Довольно протянул Хрущев. Настороженность его спала и он, махнув рукой, улыбнулся.

– Ладно, ладно! Иди. Иди. А то я тут подумал, неопределенно сказал он, – вспоминал Отец непонятный для него финал встречи с Никитой Сергеевичем. А, как раз к этому, в нашей семье существовала история встречи дедушки Петра с Никитой Сергеевичем ещё в 20-х годах, когда дедушка ездил на заработки в Донбасс. Часто об этом рассказывала бабушка. Но я сам, да и Отец, относились к этому как к каким-то местным легендам. Но бабушка упорно твердила.

– Тот это Хрущев. Тот! Из села Калиновки, Киевской губернии, выходец из дворовых крестьян тамошней помещицы. На шахтах на поверхности немного поработал и стал рваться в руководящие работники. Тогда он ещё увлекался троцкизмом. Имя Троцкого было ещё довольно популярным. И Никита Сергеевич рассчитывал на успех. А дедушка говорил ему: